Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 100 из 112



— Да нет… — поднял глаза глашатай. — Он!..

— Да кто?! — уже терял самообладание младший Винчестер.

— Я! — заорал архангел. — А ты заткнись кобыла волосатая! Копытами бьёшь — землю жрёшь!

— Да он же его ненавидит! — ужаснулась Нора.

— Поймите, — спокойно ответил глашатай. — Я к нему спокойно отношусь… Просто я…

— Гейб! — взмолилась девушка. — Прошу тебя, помирись с Сэмом!

— Ладно… — проронил тот, ощущая, что буря близко.

***

— Признаться честно, — хохотнул охотник, — я не думал, что после сегодняшнего, мы настолько сможем подружиться.

— Да, ведь Нора оказалась права, между нами столько общего! — Гавриил улыбнулся, оглядывая парк в котором они сейчас гуляли. — Ох, смотри, скамейка в тени!

Архангел первым на неё сел, наслаждаясь покоем, глядя как охотник устраивается рядом. Гейб положил руки за голову и выдохнул.

— Просто знаешь, жизнь всегда полна неожиданных… Сюрпризов! — он дёрнул за рычаг на скамейке, и прямо на голову Сэма обрушились горы мягкой розовой жевательной резинки.

— Что… Что ты наделал?! — закричал Сэм, пытаясь стащить с волос жвачку, пока та не засохла.

— Удачно тебе тут пожевать травы, лосяра! — уходя крикнул Гейб.

— Я не могу сдвинуться с места! — в ужасе рыпался Винчестер.

— Конечно, я ведь приклеил тебя в скамейке! Это тебе за то, что ты такой мерзкий паразит и жвачное животное!

Архангел хохоча побежал обратно к Норе, даже не глядя на отчаянно вопящего Сэма. Он вошёл в зал общежития и плюхнулся со счастливой улыбкой перед девушкой, и стал осторожно поглаживать её по волосам.

— Я так рада, что вы наконец помирились, — улыбнулась брюнетка.

— Да, — влез к ним Бальт, — а то я уже действительно стал думать, что ты окончательно сошёл с ума.

Нора рассмеялась:

— А, кстати, где же он сам?

— Ему в волосы попала жвачка, — развёл руками Гейб. — Он ещё не скоро от неё отклеиться!

Как вдруг двери общежития с грохотом распахнулись и на пороге стоял весь облепленный жвачкой Сэм, у которого уже практически не было видно ничего, кроме розовой жевательной резинки.

— Беги от него! Он псих!

— Как ты смог выбраться?! — вопил Гейб. — Я ведь приклеил тебя к лавочке!

— Ты приклеил только мои штаны! — и в правду, охотника ноги были совсем голыми, только кое-где виднелись жвачные побеги.

— Боже, Сэм! Да как же так! — подорвалась Нора, подхватывая бедного Винчестера.



— Не подходи к нему! — взорвался просто глашатай, напрыгивая на Сэма и начиная его душить. Он периодически рвал его волосы, словно лепестки и приговаривал: — Она любит меня! Не любит тебя!

Бальтазар и Нора подхватили подмышки Гавриила и оттащили его подальше.

— Я уже давно его не узнаю! — крикнул француз.

— Да! — брюнетка чувствовала, как внутри всё скручивается в клубок. — С ним срочно нужно что-то делать!

— У меня как раз всё готова, — убирая с лица светлые волосы, появилась как всегда неожиданно Стейси. — Нужно отвести его в мою комнату… Мы проведём нужные ему обряд изгнания!

Они едва ли дотащили сопротивляющегося Гейба, который всё норовил напасть на Сэма до комнаты девушки. Повсюду уже были расставлены ритуальные свечи и чёткий круг из соли. Глашатая поместили в эту импровизированную ловушку и щелчком пальцев блондинка зажгла их все разом.

— Не вздумайте даже близко подходить к защитному кругу, — шикнула блондинка. — Это наша единственная защита!

— От чего? — шёпотом спросила Нора, от страха вжимая голову в плечи.

— От духа ревности! — ответила та. — Он вселился в его тело ещё днём, но глашатай боролся с ним, пока мог. И теперь нам нужно его изгнать! — девушка даже отступила на пару шагов от того, что Гавриил врезался в окружающий его купол. — Теперь мы должны обозначить объект его ревности! Сэм — шаг вперёд!

— Да я и так стою слишком близко, — нахмурился охотник. — Лучше сама давай.

— Ладно, — блондинка протянула руки Норе и Бальтазару. — Повторяйте за мной: invidia relinquere!

Все они разом стали твердить одно и тоже, закрывая глаза, ведь слишком яркий зелёный свет лился из глаз архангела. После громкой и яркой вспышки, они приоткрыли глаза, замечая, что Гавриил без чувств лежит на полу. К нему тут же рванула Нора, прежде, чем Стейси успела её остановить. Соляной круг рассыпался на глазах, и из-под купола вырвалась небольшая зелёная тень. Этот сгусток эктоплазмы пронёсся над их головами, врезаясь обо всё и разбивая всё на своём пути.

— Да где ты его вообще нашла?! — завопила Нора, вдруг вспоминая уроки Михаила. Она схватила первую попавшуюся книгу с пола и изо всех сил приложила летающего слизняка, превратив его в лужицу на стене. — Каким-таким очень интересным способом он оказался у Гейба?

Отрушивая руки вставал Гавриил, и тоже очень внимательно посмотрел на Стейси, отчего-то уверенный, что это именно её рук дело. Наступила давящая тишина и блондинка никак не могла придумать никакой подходящей лжи, поэтому тяжело вздохнула и решила рассказать правду.

— Я… подралась с бывшей девушкой Люцифера… И видимо подхватила этого духа. Но когда Гейб спас меня на лестнице и отнёс в комнату… У меня в сумке разбилось одно зелье, чтобы переносить проклятия с одного на другого.

— Мерзость… — фыркнул Бальтазар, глядя, как Гейб подходит к Стеше и трепет её по волосам.

— Ну, по крайней мере, ты нас всех спасла. Помогла мне побороть мою сорвавшуюся ревность.

— Не стоит, — блондинка подмигнула глашатаю, аккуратно собирая свои растрёпанные волосы в хвост. — Я ведь сама с ней не справилась. Едва не убила бедолагу. Так что мне было очень приятно помочь тебе.

— А ну руки от него убрала, идиотка тупоголовая! Дура набитая! Кретинка перекачанная! — Нора, с немного зеленоватым оттенком кожи, пихнула свою подругу в грудь, а когда та свалилась на землю, уселась сверху. — Я давно слежу за тобой, расхитительница мужиков, куртизанка бесплатная! Профурсетка наштукатуренная!

— Приехали… — хлопнул себя по лбу Гейб, просто закидывая брюнетку себе на плечо. — Удачи вам тут прибраться, а я пока преподам кое-кому один увлекательный урок!

Нора на его плече вдруг перестала выворачиваться и сдавленно хихикнула, видимо дух ревность можно было успокоить и кое-как иначе. Но об этом нам уже не расскажут безмолвные стены, ставшие невольными свидетелями самого горячего во всём мире экзорцизма.

========== Глава семьдесят три: Поглощённые души ==========

Малыш выглядывал из-под дверцы небольшого чулана, старательно зажимая себе рот руками. Слёзы уже струились по щекам, а лёгкие всё сокращались, заставляя его судорожно вдыхать воздух и бояться привлечь ненужное внимание. Он смотрел на своего старшего брата, через ту самую щёлочку, и не мог поверить, что люди действительно настолько жестоки. Несколько взрослых мужчин пинали Джима, а остальные просто гневно кричали в стороне. Малыш всё гадал, что они такого натворили, чтобы с ними так жестоко обошлась жизнь. Он ненавидел их всех, весь этот город — каждого чёртова взрослого, ведь они даже не пытаются понять двух малышей, оставшихся одних в этой избитой предрассудками жизни.

Их обвиняли во всех смертных грехах, перекладывали на крошечные плечи несоизмеримую вину. Но скоро им как всегда надоест, и старший Джим немного поплачет клубочком на полу, а потом встанет и откроет чулан, чтобы забрать малыша Лео, который отчаянно сжимает кулачки и вопит в своей голове, как же сильно ненавидит всех людей в этом городе! И вот замок на чулане щёлкнул, и мальчишка решил, что за ним уже пришёл брат, как сильная рука собрала его светлые волосы в кулак, вытягивая из укрытия. Он кричал, но вдруг увидел брата, который не шевелился вжимаясь в стену под столом. И Лео решил, что он будет как братик — не станет плакать и вопить, он должен быть сильным, как Джим. Защищать тех, кого любит.

Его так долго колотили, что малыш перестал чувствовать то былое ощущение тревоги. Ему стало даже как-то всё равно на то, что сейчас происходит. Было лишь желание — горячее и возрастающее, он хотел чтобы они все разом умерли, испарились, исчезли. Чтобы кроме них с братиком не было никого, совсем никого! Как вдруг, что-то изменилось. Тяжёлые руки перестали трепать его, словно куклу, и постепенно снимали с него одежду. Лёгкие тряпки, служившие единственной защитой от пронизывающего снаружи холода. Они раздевали и братика, глаза которого потеряли любой блеск.