Страница 60 из 70
А теперь стал рассматривать, потому что остро почувствовал необходимость хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, вызванных атакой черволицых.
Существа там были самые разнообразные и среди них вряд ли нашлись бы хоть два друг на друга похожих. Футах в двадцати от меня стояло одно, очень похожее на Черволицего, и такое же страшное, но почему-то его ужасная внешность не вызывала отвращения. Попадались и существа, почти похожие на людей, но они были в явном меньшинстве. Затем я увидел одну очень симпатичную чувиху, выглядевшую вполне по-человечески, если не считать радужной раскраски кожи и весьма ограниченного количества одежды на теле. Она была такая хорошенькая, что я мог поклясться, будто радужный цвет ее кожи объяснялся всего лишь косметикой, но был бы, по всей вероятности, неправ. Интересно, подумал я, на каком языке слушает эти угрозы она? Уж точно не по-английски.
Почувствовав мой взгляд, она обернулась и холодно осмотрела меня с головы до ног, как я рассматривал бы шимпанзе в клетке. Похоже, взаимной симпатии между нами не возникло.
Кого там только не было между ней и псевдочерволицым! А по левой стене неизвестные мне существа выглядывали даже из аквариумов.
Не было никакой возможности определить, как они воспринимают тирады Черволицего. Радужная девушка держалась спокойно, но что можно сказать о поведении моржа со щупальцами осьминога? Если он дергается это признак гнева? Или просто чесотки?
Председатель с голосом янки не останавливал Черволицего.
Все это время Крошка держалась за мою руку. Теперь же она потянула меня за ухо, запрокинула лицо и прошептала, затрепетав:
- Как страшно он говорит!
Черволицый закончил свою речь таким взрывом ненависти, что переводчик, видимо, не выдержал, потому что вместо английских слов раздались бессвязные вопли.
Раздался невозмутимый голос председателя:
- Но что вы имеете сказать в свою защиту?
Снова вопль, затем, наконец, связная речь:
- Я обосновал защиту тем, что ни в какой защите мы не нуждаемся.
Невозмутимый голос продолжал, обращаясь к Материне:
- Вы заступитесь за них?
- Милорды-собратья...- ответила она неохотно,- я... я вынуждена признать, что нахожу их крайне противными.
- Вы выступаете против них?
- Да.
- В таком случае, ваше мнение не будет заслушано. Таков закон.
- "Три галактики. Один закон". Я не буду говорить.
- Выступит ли кто-нибудь из свидетелей в их пользу? - продолжал бесстрастный голос.
Молчание.
Нам давали шанс проявить благородство. Мы, люди, были их жертвами; и нас внимательно выслушают; мы могли бы отметить, что с их точки зрения черволицые не сделали ничего плохого; мы могли бы просить для них милосердия, если они дадут обещание впредь вести себя хорошо.
Но я отказался проявить благородство. Слышал я все эти сладкие просвещенные речи, которыми обычно пичкают детишек - насчет того, как надо уметь прощать, что даже в самых плохих людях есть что-то хорошее и т. д. Но если я вижу ядовитого тарантула, я давлю его ногой, а не упрашиваю его быть милым, хорошим паучком и перестать, пожалуйста, отравлять людей. Паук не виноват, конечно, что он паук. Но в том-то и все дело.
- Найдется ли Народ, согласный заступиться за вас? - спросил черволицых голос.- Если да, то назовите его, мы вызовем его представителей.
Оратор черволицых только расплевался в ответ. Одна лишь мысль о том, что кто-либо может ходатайствовать за них, вызвала у него глубочайшее отвращение.
- Пусть будет так,- сказал голос и спросил: - Достаточно ли фактов для принятия решения?
Почти мгновенно он ответил сам себе:
- Да.
- Каково же решение?
И снова ответ самому себе:
- Их планета будет развернута.
Приговор не звучал страшно - подумаешь, все планеты вращаются, да и объявил его голос безо всякого выражения. Но чем-то он меня напугал, даже показалось, что пол под ногами дрогнул.
Материня повернулась и направилась к нам. Идти было далеко, но она подошла к нам очень быстро. Крошка бросилась к ней. Барьер, отделяющий наш эагон, сгустился еще сильнее, пока мы трое не очутились в своего рода отдельной комнатке.
Крошка дрожала и всхлипывала, а Материня утешала ее. Когда, наконец. Крошка взяла себя в руки, я спросил взволнованно:
- Материня! А что они имели в виду, когда сказали, что планета будет развернута?
Она взглянула на меня, не выпуская из объятий Крошку, и огромные ее мягкие глаза стали суровыми и печальными.
- Это значит, что их планета выведена под углом в девяносто градусов из пространства-времени, в котором существуем мы с тобой.
Голос ее звучал, как исполняемая на флейте панихида. Но все же приговор отнюдь не показался мне столь трагичным.
Я понял, что она имеет в виду: если плоскостную фигуру развернуть вокруг ее оси, она исчезнет. Она не будет больше находиться в этой плоскости, и все, кто в плоскости останутся, никогда ее больше не увидят.
Но существовать она отнюдь не перестанет - просто ее не будет больше там, где она была. Я решил, что черволицые очень легко отделались. Я даже ожидал, что их планету просто взорвут, и нисколько не сомневался, что Три галактики вполне способны на это. А так их просто изгоняют из города, куда им больше не найти дороги - ведь измерений существует очень много,- но вреда им не причинят, просто поместят в своего рода резервацию.
Но голос Материни звучал так, как будто против своего желания ей пришлось принять участие в смертной казни через повешение.
Поэтому я попросил ее объяснить подробнее.
- Ты не понимаешь, милый, добрый Кип: их звезда остается здесь.
- О-о-х,- вот и все, что я смог сказать.
Крошка побелела.
Звезды - источники жизни, планеты лишь несут жизнь на себе. Заберите звезду... и планета начнет охлаждаться... становиться все холодней и холодней, пока не остынет совсем.
Сколько пройдет времени, пока не замерзнет даже воздух? Сколько останется дней или часов, пока температура не достигнет абсолютного нуля. Я задрожал, по коже пошли мурашки. Это еще хуже, чем Плутон...
- Материня, сколько потребуется времени, чтобы сделать это?
Меня охватило поганое чувство, что я ошибся, что я должен был заступиться за них, что даже черволицые не заслуживали такой судьбы. Взорвать планету, перестрелять их всех - это одно, но обречь на смерть от холода...