Страница 11 из 12
Когда Барбара убирает волосы за уши и задирает подбородок, по-прежнему видны полные губы, идеальные зубы и высокие скулы, которые когда-то свели Генри с ума. Хорошо бы отмотать все назад, к Балу молодых фермеров, где она пахла так божественно, где все казалось простым и многообещающим.
Он мечтает вернуться назад и предпринять еще одну попытку. И использовать ее правильно. Сделать все лучше.
Слышен голос Анны в машине. «Это отвратительно, папа».
Генри хочет, чтобы голос замолчал. Отмотался обратно – в то время, когда Анна была крошкой и любила его, собирала букетики на Аллее Примул. Когда он был ее героем.
Барбара смотрит через двор на жаровню.
– Ты хочешь зажечь огонь?
– Будет холодно. Да.
– Спасибо. Я приготовлю суп в кружках. – Молчание. – Ты правда считаешь ночное бдение ошибкой, Генри? Я не сообразила, что это так тебя расстроит. Прости.
– Все нормально, Барбара. Давай теперь сделаем все как нужно.
Он дает задний ход, выводит трактор со двора и загоняет на место в сарае. В полутьме сердце наконец начинает успокаиваться.
Как запасной вариант, ночное бдение могло пройти под крышей сарая – если бы погода испортилась. Однако день выдался хороший, холодно, но небо ясное, так что все состоится на улице. Да, хорошо бы холод быстро погнал всех по домам…
Генри решает посидеть здесь, в сарае, еще. Он вообще не хочет двигаться.
Так проходит целый час. Дженни заходит на кухню проведать мать, как раз когда Генри снимает сапоги в прихожей.
– Ты справишься, мама?
Барбара помешивает суп в двух больших кастрюлях.
– Все нормально. Только я же не знаю, сколько народу придет.
Генри смотрит ей в спину.
– Прости за то, что наговорил… Я на взводе.
– Все хорошо. – Она не оборачивается посмотреть на него, но касается плеча Джен, словно для поддержки. – А как дела у Сары?
Джен глубоко вздыхает.
– Жалеет, что не сможет прийти. Не хотела пропускать. И по-прежнему уверяет, что все это случайность – с таблетками. Однако нам всем очень плохо.
Что-то в ее голосе настораживает Генри.
– Что значит «нам всем»? Конечно, неприятное происшествие, но твоей вины тут нет.
Джен поворачивается к отцу.
– Вообще-то, может, и есть.
– О чем ты говоришь?
– Мы с ней повздорили перед телеобращением.
– Мы – это кто?
– Все мы. Я, Тим и Пол. – Голос Дженни дрожит. – Мы все были на нервах, с этой годовщиной. А вы без остановки ругались… Не знаю. Мы отправились к Саре – договориться, чтобы посмотреть телеобращение вместе. И погорячились. Как с цепи сорвались.
– Дальше…
– Наверное, мы все переживаем, что не поехали в Лондон. Анна не осталась бы без присмотра.
– Не надо так думать, – говорит Генри.
– Но ведь все равно думаешь, правда? И парни снова насели на Сару: почему девочки не держались в клубе вместе, из-за чего разделились, почему она темнит…
Тут Дженни начинает плакать всерьез.
– Мы не хотели обижать Сару. Мы просто сорвались. Я ведь отказалась от поездки из-за Джона и концерта – а теперь даже не встречаюсь с ним… Поверить не могу, что я так поступила. Тупого парня поставила выше собственной сестры. Мы чувствовали такую вину… за то, что не были там, в Лондоне. Но нельзя было валить все на Сару…
– И когда случился этот скандал?
– Накануне реконструкции по телевизору.
Вот почему она приняла таблетки, осознает Генри.
Барбара обхватила Джен руками.
– Понятно. Вот в чем загвоздка, милая. Но вы не должны себя винить. Обсудите все это с Сарой, объясните, что не вините ее.
– Мы не виним. Действительно не виним. Мы только…
– Расстроены. Как и все. Я поговорю с мамой Сары – узнаю, когда можно ее навестить. И все уладить. А теперь вытри слезы и надевай новое пальто. Скоро начнут собираться гости. Я помогу тебе наладить отношения с Сарой, обещаю. Все будет хорошо. Нам нужно быть сильными сейчас, сегодня – ради Анны.
Генри смотрит на жену, недоумевая, где она научилась этому фокусу. Всегда знает, какие слова найти для девочек.
Для девочек? Он сам вздрагивает от множественного числа.
– Помни, это ради Анны. Чтобы глядеть веселее, когда Анна вернется домой. Да?
Барбара утирает лицо Дженни салфеткой, и тут раздается звонок.
Генри, еще в носках, открывает дверь и обнаруживает викария в прорезиненной куртке и болотных сапогах.
– Входить я не буду. Грязь. – Священник улыбается. – Славно придумали с местами для сидения. Я зашел просто показать вам то, что собираюсь прочитать. Ничего такого церковного, как мы и договаривались. Только доброе и светлое. И еще я подумал: может, вы, Барбара, скажете несколько слов? Ну знаете – поблагодарите всех за поддержку, попросите местную прессу и дальше печатать обращения к свидетелям…
Барбара улыбается, а Генри смотрит, как Дженни исчезает наверху – взять новое пальто. И вдруг она зовет их к окну на лестничной площадке:
– Посмотрите! Посмотрите в окно!.. Поднимитесь.
Викарий, захваченный возбуждением Дженни, снимает-таки сапоги и следом за Генри и Барбарой поднимается по лестнице – оттуда открывается прекрасный вид на узкую дорогу к дому. В темноте зрелище завораживает.
По дороге тянется узкая полоска огоньков: лампы, свечи и даже факелы прокладывают путь через тьму.
Генри чувствует, как задрожали его губы. Он смотрит на мерцающие огоньки – и снова видит Анну, бегущую впереди, в пальто поверх розового школьного платьица, с букетиком в руке.
Скоро придет Кэти, офицер по связям с семьей. И Генри понимает: всё, достаточно.
Ему придется поговорить с полицией.
Открыть всем правду.
Глава 12
Частный детектив
Мэтью складывает маленькие пирамидки из сахарных пакетиков, когда сержант Мелани Сандерс входит в кофейню, глядя на часы. Салли эта его привычка просто сводит с ума. Сейчас он поставил задачу построить сразу три пирамидки. Если одна рухнет, нужно сначала поставить новую, прежде чем приниматься за починку старой. Стол немного шатается, что усложняет задачу, и Мэтью так доволен собой, что обижается как ребенок, поняв, что пора остановиться.
– Прости, что беспокою тебя в воскресенье, Мел. – Он встает и чмокает ее в щечку, стараясь не замечать, как рушатся от движения стола пирамидки.
– Все нормально. Вообще-то я работаю. – Она смотрит, как расползлись по столу сахарные пакетики.
– Органы расщедрились на оплату сверхурочных? – Мэтью возвращает пакетики в сахарницу из нержавейки в центре блестящей поверхности.
– Нет. К нам из Лондона приехал детектив-инспектор Недоумок – по делу, к которому ты проявляешь такой странный интерес. А я при нем нянькой. – Она машет рукой официантке и смотрит за прилавок, прежде чем заказать капучино.
– Ты к нему неровно дышишь.
Мелани, поморщившись, высовывает язык.
Мэтью улыбается. Он рад видеть Мел. В полицейском колледже она была одной из немногих, кто тоже отказывался пить растворимый кофе. В первый же день раздобыла маленький кофейник с прессом. Над ними нещадно подтрунивали. Когда они работали вместе, Мел с помощью приложения в телефоне находила ближайшее кафе с настоящими эспрессо-машинами. Их идеальный завтрак состоял из картофельных сэндвичей и доброго итальянского кофе.
Мэтью смотрит на нее, понимая, как скучает. Не только по работе с Мел. По работе в полиции. По чувству коллектива.
– Ладно, Мэтт. Давай выкладывай, что на самом деле происходит, а то у меня мало времени. – Мел раскрывает глаза. – Инспектор намерен снова поговорить с Баллардами. Полагаю, есть какие-то новости после телеобращения. Мне, конечно, много не рассказывают, но я встречусь с офицером по связям с семьей. Мне и в самом деле нужно знать, в чем твой интерес.
Мэтью оглядывает кофейню и достает из кармана два пакета для улик – в каждом лежит открытка и конверт.
Мелани переворачивает открытки, чтобы прочитать сообщения, хмурится и снова смотрит на Мэтью, ожидая объяснений.