Страница 78 из 113
— Стража. — скомандовал он, открыв дверь. — Арестуйте сира Гримуальда.
Четверо стражников немедленно ворвались в помещение и схватили рослого рыцаря, не дав ему успеть воспользоваться мечом. Сам Гримуальд непонимающе глядел на подошедшего короля, но не издал ни единого звука, кроме шумного дыхания.
— Надёжный, верный и совершенно глухой. — проговорил Эдвальд. — Судя по всему, благородный рыцарь не так уж и лишён дара слуха. И, более того, достаточно обучен грамоте, чтобы писать кому-то письма и втайне отправлять их с соколом. Можете не молчать, сир Гримуальд. Я знаю, что вы меня прекрасно слышите, и позволяю вам говорить.
— Как? — единственное, что произнёс тяжело дышащий рыцарь.
— Знаете, сир Гримуальд, в детстве в Одерхолде у отца был старый слуга по имени Вильсон. — король отпил из наполненного ранее кубка. — Седой, как лунь, и, представьте себе, совершенно глухой. Спросите, зачем отец держал его? Ответ прост — он не распускал слухов. О, старый лорд Эдвин Одеринг люто ненавидел сплетни и болтовню среди прислуги. Любимым его выражением извечно было «Слухи — кривое зеркало правды». В чём-то, надо сказать, он был прав. Так вот. Раз за ужином отец жестами велел Вильсону сесть с нами за одним столом. Видимо, решил уважить старика за годы службы. Вильсон сел напротив меня, а я не мог отвести взгляда от его лица, испещрённого морщинами. О боги, мне тогда казалось, что ему лет триста, не меньше! И в тот самый момент, когда в очередной раз меняли блюда, одна из служанок уронила поднос с кубками. Звона и грохота было на весь большой зал, мы с сестрой вздрогнули, маленькая Мерайя заплакала от испуга, отец принялся бранить служанку за неуклюжесть, но… На лице Вильсона не дрогнул ни один мускул. В тот момент он как раз зачерпнул ложку супа и донёс её до рта, не пролив ни капли. Он обратил внимание на случившееся лишь, когда заметил замаячившую за нашими спинами прислугу.
Король осушил кубок и продолжил.
— Я давно подозревал, что вы, сир Гримуальд, вовсе не так глухи, как считается. Но никак не мог проверить свою догадку. И вот сейчас я вспомнил тот случай. Когда я ударил об стол подносом, вас выдало лицо. Не спорю, вы искусно научились притворяться глухим, но есть вещи в нашем теле, над которыми мы не властны. В вашем случае это были судорожно моргнувшие от неожиданности веки. — король обратился к страже. — Уведите его в темницу, и скажите Уоллесу, что у него есть работа. Пусть он выведает, кому сир Гримуальд отправлял весточки под самым носом у короля.
Когда рыцаря увели, король вновь обратился к наёмнику.
— Вот видишь, Таринор, что я имею в виду, говоря о внутренних врагах? Наша страна совсем недавно сбросила имперское владычество, едва ли успела оправиться от большой гражданской войны, а уже находятся те, кто осмеливается строить козни прямо здесь, в Чёрном замке. Сир Гримуальд служил мне давно и его верность не вызывала сомнений… До последнего времени, когда его стали замечать за занятиями, не свойственными ему ранее. Например, за частой отправкой писем. И никто не мог спросить у него об этом, ведь сир Гримуальд известен как «глухой рыцарь», и лишь я мог общаться с ним. К счастью, наблюдательность меня не подвела, и теперь этого лжеца ждёт справедливое наказание.
— Вы собираетесь казнить его?
— Сразу же, как пыточных дел мастер Уоллес выяснит, куда летели письма. Ты должен помнить Уоллеса, Таринор, ты был с ним знаком.
— Погодите… — наёмник напряг память. — Мясник Уоллес? Полевой врач?
— Да, тот самый, что штопал тебе руку. — улыбнулся король. — И которого солдаты совершенно незаслуженно прозвали мясником, хотя он спас немало жизней.
— Его прозвали так не за то, что он спасал жизни, а за то, что он резал трупы на досуге.
— Ну, друг мой… — король присёл и наполнил кубок. — Музыкант, чтобы лучше играть, упражняется на лютне. Повар — готовит раз за разом, невзирая на неудачный результат. А что же делать военному врачу? Кто-то назовёт это надругательством над мёртвыми. Я же скажу, что это помогло спасти многих живых. Он даже написал прекрасную, как говорят, работу по, как это называется… да, по анатомии. Ныне я использую его умение несколько в ином ключе, но это лишь позволяет ему не терять навыка. Но всё же любопытно, что человек, сведущий в избавлении от боли, способен столь искусно её причинять…
— Избавьте меня от подробностей, Ваше Величество. — поморщился Таринор. — Стало быть, вы не намерены прислушаться к моим словам?
— Первым делом я отправлю войска в Дракенталь. — невозмутимо ответил король. — А дальше — посмотрим, что можно сделать.
— И ещё. — добавил наёмник. — Я прошу места для моих спутников, двоих братьев-северян, что провели меня обратно в Энгату. Уверен, они смогут послужить короне.
— Как же они послужат? — усмехнулся король. — Если мне вдруг понадобится разграбить деревню, я справлюсь и сам. Впрочем, они помогли тебе, и будет несправедливо, если их просто схватят и казнят. Хорошо, они могут войти в город. Вечером я отправлю за ними людей, а ты покажешь путь.
Когда наёмник, поклонившись, собирался покидать короля, тот окликнул его у самой двери.
— Пойми меня правильно, Таринор. Если после нашего разговора тебя заметят вблизи почтовой башни, тебя немедленно арестуют. Ты видел, что бывает с моими врагами, постарайся не стать одним из них.
— Пока я буду ожидать вашего решения, вы позволите мне коротать ночи где-нибудь в замке?
— Чёрный замок не ночлежка! — резко ответил король, после чего, смягчившись, добавил. — Но ты сослужил мне службу. Ступай к своим друзьям в караульную. Скажи любому в замке, что я велел проводить тебя, и тебя отведут.
Окливнув не особенно спешащего молодого слугу, Таринор поймал на себе его оценивающий взгляд. И, судя по выражения лица юноши, оценил он наёмника не особенно высоко. Но стоило Таринору сказать, что Его Величество велел проводить его в караульную, как слуга тут же поменялся в лице и с подобострастной улыбкой попросил следовать за ним. То ли причиной тому была вежливая и отзывчивая натура юноши, то ли это из-за того, что наёмник забылся и сказал, что «Эдвальд велел отвести меня туда к друзьям». Право называть короля по имени резко возвышала его над остальными в глазах прислуги.
Интересно, если бы он тогда не плюнул на всё и не ушёл со службы, кем бы он был теперь? Рыцарем? Возможно. Лордом? Тоже немаловероятно. Таринор представил, как он выходит поутру на балкон собственного замка облегчить пузырь после обилия выпитого накануне вечером вина, глядит вниз и… не видит ничего, кроме собственного брюха. Наёмник никогда не сомневался, что разжиреет, случись ему обрести подобное богатство. И когда-то подобная судьба не вызывала у него ничего, кроме мечтательной улыбки. Но вот теперь он стал старше и понимал, что замок непременно достался бы ему лишь в нагрузку к дочери какого-нибудь лорда. Обычное дело: прославленный ветеран войны — лакомый кусок для вырождающихся высокородных домов, жаждущих получить очередное громкое имя для семейного древа. И вот, гроза врагов на поле боя становится опасен лишь для жареных поросят на собственном столе, а единственным командиром остаётся жена. И так день за днём, пока его имя и годы жизни не окажутся вышиты на гобелене, висящем в большом зале над камином в родовом имении тестя. Подобная картина долго оставалась для Таринора пределом мечтаний. Он даже был согласен просто на сытную кормёжку до конца жизни. А чего ещё желать наемнику, в самом деле?
Теперь же Таринор с удивлением понимал, что у него появилось предназначение, смысл жизни. Что он оказался втянут в дела, масштабы которых выходят за пределы его и чьей-либо ещё жизни. Отчего-то он осознал это не во время разговора с богом смерти, а только сейчас. И отчего-то это ему нравилось.
Наконец, слуга привёл его к двери и, пожелав хорошего дня, удалился. Вот и она — дверь в старую жизнь. В какой-то момент Таринору даже не захотелось её открывать, но пусть даже жизнь прежняя, но он-то сам новый. Во всяком случае, ему хотелось в это верить. Он толкнул дверь, она со скрипом отворилась, и взору наёмника предстал вид маленькой, но светлой комнатушки, бедно, но плотно обставленной. Были здесь и стол, и стулья, и кровати, на одной из которых лежал, отвернувшись, обладатель длинных белых волос. Рядом с ним, облокотившись на табуретку, покоилась пара клинков. Тень и Шёпот, кажется так Драм называл их. Едва Таринор вошёл, как сидевший за столом курчавый черноволосый юноша уставил на него испуганный взгляд.