Три любви

На миг воцарилось молчание, потом Мур со слегка пристыженным видом медленно поднялся, достал из кармана неизменную зеленую пачку, зажег сигарету. Стоя на коврике из крашеной овчины, он прислонился плечом к мраморной каминной доске и вдохнул дым, смущенно поглядывая на жену краем глаза.

– Уже успели немного поцапаться, – наконец проронил он довольно застенчиво.

Это, по сути, было извинение. Она открыто улыбнулась, восстанавливая мир и обходя молчанием предмет ссоры, затем объявила:

– Я собираюсь кое-что сказать мистеру Ленноксу. Совсем скоро!

– Что ты имеешь в виду? – с удивлением спросил Фрэнк.

– Увидишь! – И она многозначительно кивнула. – Хочу на следующей неделе пригласить его на ужин.

Ничего не ответив, он стал смотреть, как она поднялась и начала убирать со стола, потом его взгляд медленно переместился на окно. Был отлив, и на твердом сухом песке играли дети. Английская лапта! К детям резво выбежал Питер, и в вечерней прохладе зазвучал его тонкий пронзительный голос. Мур лениво наблюдал – а что еще ему делать с сыном? Бывало, в детстве сам играл в лапту, а теперь… Забавно сложилась его судьба, но так уж вышло! И вот Анна приезжает… Мысль об этом была неприятна. Он не хочет, чтобы она появилась в их доме. Какой, однако, чудный вечер. Можно выйти и покосить траву. Потом он решил, что не станет. Может быть, завтра. «Завтра» для Мура было великим словом. Он развалился на стоящем у окна диване, набитом конским волосом, вытащил зеленую пачку. Закурил очередную сигарету, выпуская дым из ноздрей. Глядя на горящий кончик сигареты, заметил:

– Леннокс собирается проталкивать ту идею.

Люси прервала свое занятие, обдумывая его слова. Впрочем, для нее это не было новостью. Дело в том, что компания – та же, что восемь лет назад, но теперь Леннокс стал единственным управляющим и владельцем, – помимо импорта ирландской продукции, решила ввозить из Голландии новое синтетическое чудо под названием «маргарин». Гнусное слово! Сам продукт еще хуже! Однако Люси не собиралась мешать его выпуску и печалиться о вреде нового заменителя масла. Довольно того, что прогресс позволит Ленноксу расширить его маленькое дело. Она приветствовала расширение, поскольку питала честолюбивые надежды в отношении Фрэнка. Пришло время и ему достичь успеха, и она будет этому всемерно способствовать.

Люси не всегда могла определить нынешний статус мужа – возможно, потому, что не придавала этому значения. Достаточно было сказать, что Фрэнк работает в «Леннокс энд Галтон» и при этом имеет вполне приличное жалованье. Приятное сочетание ответственности и значимости. И все же, вопреки ее лояльному эвфемизму, его пост можно было беспристрастно обозначить как «мелкий коммивояжер». И это было неправильно. Это было несправедливо! Она хотела для мужа чего-то лучшего, чего-то более весомого. Она горячо желала ему «преуспеть» и в своем пылком воображении выстроила для него путь к успеху. Люси уже успела поговорить о своем проекте с Фрэнком, но понимала, что тот избегает обсуждения этой темы под предлогом обдумывания. «Разумеется, я займусь этим», – слышала она его ответ, или он обещал, казалось, с неподдельной искренностью: «Завтра потолкую с Л.». Но Фрэнк и пальцем не пошевелил, более того, она была уверена, ни о чем не намекал Ленноксу, несмотря на частые уверения, что они со стариком на короткой ноге. В этом был весь Фрэнк. Как часто она сердилась на мужа за его нерешительность! Но сейчас, задумчиво глядя на него, она сказала:

– Вероятно, это поможет нашему продвижению, Фрэнк. Не то чтобы я много думала об этом… – она попыталась скрыть свой энтузиазм под иронией, – об этой имитации масла. Уж в своем-то доме я такого не допущу.

– Правда, идея весьма умная – и недорого обойдется. – Он не мог привести более отчетливых аргументов в ее пользу. – Да и Леннокс довольно ловок. Полагаю, я смогу продавать это для него. – Фрэнк зевнул. – Хотелось бы умереть богатым, если меня прежде не вздернут. А ведь может получиться и то и другое. Последняя речь миллионера на скамье подсудимых: «Дорогие, возлюбленные собратья, я невинный человек. Единственное мое прегрешение в том, что я сорвал с себя освященные наплечники».

Он погрузился в молчание, глядя в окно на побережье. Туда отправилась Нетта, чтобы привести Питера домой и уложить спать. Происходил последний акт ежевечерней пантомимы: Нетта в сердцах загоняла неслуха в ворота.

По галечной дорожке дробно застучали маленькие ноги. Люси вышла из комнаты, унося нагруженный посудой поднос. Мур сидел не шевелясь. Он пожелал спокойной ночи сыну, вбежавшему с возбужденным потным лицом, потом стал ждать. Казалось, он всегда ждет чего-то – немного нервно, немного мрачно, словно в предчувствии какого-то несчастья, которое однажды его настигнет. Эта склонность Фрэнка иногда заставляла жену недоуменно качать головой. Ей, женщине подвижной и деятельной, было чуждо его мироощущение. Часто Люси хотелось, чтобы он не был таким вялым, таким безразличным к мелочам, из которых состоит жизнь. В самом деле, не приходилось сомневаться в том, что лень родилась раньше слабохарактерного Мура, вдобавок у него часто менялось настроение, он на многие вещи смотрел скептически, – словом, Мур был чудаком, но чудаком, не лишенным талантов. Например, он мог очистить кожуру с яблока одной длинной лентой не толще облатки, вырезал прекрасные свистульки из ивовых веток, находил на побережье Ардмора мидии и жарил их, на зависть какому-нибудь отшельнику. Фрэнк виртуозно управлялся с зубочисткой, гоняя перышко во рту с видом человека, созерцающего саму вечность. А временами он совершенно неподражаемо шутил. Когда люди, как это часто бывало, высказывались на счет его великолепных зубов, он серьезно говорил: «Это потому, что в юности я чистил их репой». Или опять же, кто, кроме Мура, в компании жены, одетой в лучшее воскресное платье, мог остановиться неподалеку от собственного особняка и без тени юмора спросить у старого Боуи дорогу к себе домой?

– Извините, мистер Боуи, – почтительно, без улыбки обратился к старику Мур, – не покажете ли, где живет мистер Мур?

Когда ошеломленный Боуи, семидесятилетний старик апоплексического сложения, поднял трясущийся указательный палец, Мур с той же невозмутимой серьезностью кивнул:

– Благодарю, мистер Боуи. Не примете ли вот это? – И, вытащив из кармана коробок, одарил пораженного старца одной-единственной спичкой, а затем, гордо неся голову, зашагал прочь, насвистывая мотив «Boyne Water».

Люси ужасно тогда рассердилась. Тем не менее таков был Мур.

Однако он редко бывал столь веселым. Порой на него находили пугающие приступы меланхолии, когда он, скорчившись и не шевелясь, со страдальческим видом сидел у камина, выпятив нижнюю губу и вперив неподвижный взор в пляшущие языки пламени.

Более того, он почти не обладал даром завязывать дружбу, а если и выбирал себе друзей, то из очень странного круга. Среди них был ловец кроликов в Гилстонском лесу, дорожный мастер, который дробил камни для дороги на мыс, тот самый старик Боуи, которого Мур называл Старым Мореходом[3] и часто пугал тем, что научит его вязать на спицах, хотя ничего не смыслил в вязании. Но опять же, таков был Мур. Ф. Дж. Мур – лентяй, мечтатель, создатель ивовых свистулек, над которым, казалось, всегда довлело это не поддающееся определению меланхолическое предчувствие несчастья, предчувствие, которое частенько заставляло его мрачно говорить: «Меня ждет плохой конец. Если из меня не сделают лорда, то повесят. Точно».

Но сейчас он уютно устроился на диване, а вскоре в комнату вернулась Люси. Она живо достала свое рукоделие – черный атласный чехол на подушку, на котором вышивала цветы и бантики, – и с довольным видом уселась рядом с мужем.

– Ну, – весело начала она, – что там, в газете? Можешь, по крайней мере, рассказать своей бедной жене, какие сегодня новости.

Он с равнодушным видом взял вечернюю газету, бегло просматривая новостной раздел. Листы непрерывно шуршали, когда он переворачивал их взад-вперед, выискивая что-нибудь более или менее важное. В конце концов Мур прочитал какую-то заметку, высказывая комментарии, неизменно мудро-скептические. «Можешь верить, если хочешь, – казалось, говорил он, или: – Ты же знаешь, о чем пишут в газетах», но всегда охотно выслушивал мнение жены. Более того, по ее просьбе он прочел вслух короткую статью о современной женской моде – Люси интересовалась одеждой, может быть чрезмерно, как иногда заявлял Мур, – и она внимательно слушала, пару раз оторвавшись от работы и одобрительно кивнув.

3

Старый Мореход – персонаж поэмы С. Т. Кольриджа «Сказание о Старом Мореходе».