Страница 42 из 96
Похоже, он все ещё не мог заставить свой язык работать.
Он смотрел, как большой видящий выпрямляется в полный рост, затем уходит, держа на мускулистом плече массивную винтовку и шагая грациозно, как хищный кот.
Подойдя к забору, чтобы иметь возможность и дальше наблюдать за ним, Блэк стиснул сетку рабицы обеими ручками.
Эти ручки выглядели такими маленькими, что мой свет и грудь прострелило болью.
Грязные ручки с длинными пальцами, почерневшими ногтями, порезами и заживавшими синяками.
Я смотрела на этого маленького Блэка, чувствуя, как громко колотится сердце в его груди, как его свет искрит от восхищения, пока тот видящий, Рианайн шёл по коридору из рабицы. Большой разведчик в итоге свернул налево, дойдя до конца коридора и все ещё шагая небрежно. Он исчез в бетонном здании по другую сторону заборов с колючей проволокой и трёх электрических ворот.
Блэк стоял там, стискивая забор маленькими ручками, загоревшими на солнце, покрытыми грязью, порезами и синяками от двора.
Он стоял там ещё долгое время после того, как Рианайн ушёл.
***
Я стиснула его руки.
Хватая ртом воздух и чувствуя, что сердце готово взорваться в груди, я посмотрела на него сквозь жидкую черноту, которая нас окружала. Такое чувство, будто я падала сквозь пол мира.
Я видела огненную ящерицу, свернувшуюся в этом пространстве.
Она плыла вокруг меня — сквозь реки лавы, протекавшие в ядре Земли, сквозь самые глубокие, самые тёмные глубины океана, где вода текла реками своих черных потоков, которые несли гигантских млекопитающих под волнами.
Ящерица исказилась, превращаясь в татуировку Блэка.
Её бархатные крылья бились вокруг меня ураганом ветра и света, испуская тот его сумасшедший жар, плавя мою кожу, плоть, кости.
Я чувствовала, что Блэк тоже отправляется в это пространство, утягивая меня глубже с собой.
Его зрачки поглотили весь цвет радужек.
Изумление отразилось на его лице.
Что-то в этом выражении заставило меня ещё крепче стиснуть его.
Боль рябью прокатилась по моей груди, отдаваясь большим количеством чувств, чем я могла вместить в себя.
Я гадала, где я вообще нахожусь.
Я поражалась, что я, похоже, не прочь быть поглощённой им, потеряться в этом «Чёрном Квантуме», как он его называл — он ощущался таким органично похожим на Блэка, что он отразил его даже в своём имени. Все это время это находилось у меня под носом, на самом видном месте, не столько шёпот, сколько крик. Он объявил свой самый главный секрет в комнате, полной свидетелей, зная, что никто не услышит и не поймёт, даже если он повесит себе на шею табличку.
— Ты здесь, Мири… ты здесь…
Он бормотал это, целуя мою шею, лицо, прижимаясь ко мне всем телом, затопляя мой свет этим своим жаром, похожим на пекло.
— Gaos… ты полностью и безгранично здесь, — Блэк прижался ко мне лицом, издавая низкий звук. — Если я поглощаю тебя, то ты первая поглотила меня…
Я чувствовала, что он мне показывал, изумлённо наблюдала, как он вытаскивал моё присутствие из плотного поля света, окутывавшего нас обоих, окутывавшего весь дом.
Как только я увидела то, что он хотел мне показать, что он вытягивал из экстрасенсорного… Барьерного пространства… я могла лишь таращиться на это сквозь его глаза. Вид меня самой в этом пространстве шокировал меня намного сильнее, чем вид Блэка. Видя себя одну, отдельно от него, видя, насколько резонирующими и совместимыми, и все же разными были наши отпечатки, я поразилась ещё сильнее.
В обоих отпечатках я чувствовала океан.
Его океан и мой, один лунный свет и звезды, разные опасности и глубины.
Я чувствовала неподвижность своего океана, неподвижность древних звёзд, сиявших в черных струях ночи. Я слышала там музыку. Эта музыка была такой красивой, такой знакомой, такой совершенно и полностью знакомой, что на глаза навернулись слезы.
Я увидела в своём сознании мою маму, поющую для меня в этом пространстве.
Я видела своего отца, стоявшего за ней и смотревшего на меня — с изумлением смотревшего на все эти звезды. Я чувствовала его изумление из-за того, что я вообще существовала на свете. В своём сознании я видела, как катились слезы по его щекам, когда он прижимал меня к груди. Я чувствовала в нем такую сильную любовь, что не могла вместить её в себе.
В те несколько секунд я так сильно скучала по ним, что не могла дышать.
Я забыла.
Я забыла, как они ощущались.
Я забыла, как ощущалась их любовь.
Блэк окутал меня своим светом.
Я видела крылья, те бьющие разноцветные крылья, хлопавшие в ритме его сердцебиения. Весь его вес придавливал меня, его кожа, казалось, покрывала каждый дюйм моего тела. Теперь он двигался медленнее, его рука и пальцы ласкали моё лицо, другая рука массировала мою грудь, а затем скользнула ниже, к бедру, побуждая меня крепче обхватить его ногой.
Я приподняла бедра так, чтобы он мог войти глубже, и Блэк проиграл сражение со своей силой воли.
Он вошёл до упора одним жёстким толчком и удлинился.
Мой свет открылся, и я невольно вскрикнула.
Сочетание этих двух фактов едва не заставило Блэка опять потерять контроль. Боль рябью прокатилась по его свету, заставив его резко остановиться, хрипло вздохнуть, а затем издать гортанный стон. От него исходило такое наслаждение, что перед глазами у меня снова помутилось.
Все это время его свет продолжал подсвечивать мой.
Он хотел, чтобы я знала, насколько я ошибалась.
Он хотел, чтобы я знала, что все то, что я ощущала, в равной мере являлось и мной, и ним.
Почему-то эта его потребность в том, чтобы я увидела и поверила, вызвала во мне волну таких интенсивных чувств, что я не смогла сдержаться. Обвив Блэка руками, я ещё сильнее раскрыла свой свет и сердце, пытаясь отдать ему все — пытаясь позволить ему почувствовать.
Во всем этом я ощущала то, в чем каждый из нас нуждался.
Я чувствовала две вещи, которые мы отчаяннее всего желали дать друг другу.
Больше всего я хотела, чтобы Блэк знал, насколько он любим — насколько безгранично, непоколебимо и безусловно он любим таким, какой он есть. Он любим вне этого Чёрного Квантума, вне всех тех вещей, которых от него хотели другие, вне всего того, ради чего его использовали, порабощали, манипулировали или контролировали.
Эта любовь была такой простой, но для меня она казалась всем на свете.
Я умерла бы ради такой любви.
Я умерла бы без колебаний, без сомнений.
Я чувствовала, как Блэк впитывает её, точно мужчина, умирающий от жажды.
В то же время я чувствовала, что его свет полностью сосредоточен на мне, на том высоком безмолвном пространстве вокруг меня. Я чувствовала, как сильно он хотел, чтобы я это увидела.
«Твой отец, — послал он. — Он пытался тебя спрятать, Мири. Он делал это из любви, но он отчаянно пытался спрятать тебя… от мира, от его брата, от твоей сестры, даже от своей жены. Даже от тебя, Мири. Он пытался спрятать тебя от тебя самой».
Я чувствовала, как важно для Блэка, чтобы я это увидела.
Больше всего Блэк хотел, чтобы я это увидела и поняла, что это значит.
Он хотел, чтобы я знала — я не спрятана от него.
Он хотел, чтобы я знала — он видел меня. Он хотел, чтобы я знала, что меня видят, что он не заблуждается относительно того, кто я такая, или как мы существовали, вместе и раздельно. Он ни в коем случае не заблуждался относительно того, что есть я и что есть он.
Он видел меня.
И не только это. Для него это была самая прекрасная, самая важная, самая уникальная вещь, что только существовала в мире.
***
— Боже, неужели он закончился? Тот, тёмный?
Блэк застонал, и из его света выплеснулось искреннее огорчение.
— Мне очень хотелось ещё, Мири… бл*дь.
Боль мерцала и искрила в его свете, когда он думал о том, что того торта с темным шоколадом и помадкой больше нет. Я чувствовала, как он обдумывает варианты, пытается определить, какое время суток сейчас за пределами бунгало, и насколько вероятно, что кто-нибудь принесёт ему именно этот торт, если он прямо сейчас позвонит. И где вообще может быть его телефон, если на то пошло.