Страница 12 из 15
Рис. 1.8. Этапы разворачивания кризиса: США
Источники: OECD National Accounts Statistics; OECD Economic Outlook: Statistics and Projections.
В Германии кризис разворачивался несколько иначе в силу особых исторических и институциональных обстоятельств, но в целом следовал той же логике (рис. 1.9). В 1970-х годах в ФРГ был очень короткий период высокой инфляции; в принципе, инфляции здесь был положен конец в 1974 г., когда было принято тарифное соглашение по заработной плате для работников бюджетного сектора, а Вилли Брандт покинул пост федерального канцлера. Одновременно произошел резкий рост государственного долга, и, хотя он составлял не более 30 % ВВП, эта тема стала доминирующей в предвыборных дебатах в бундестаг в 1980 г. После объединения Германии в начале 1990-х годов государственный долг вновь стал расти, а вместе с ним – и закредитованность домохозяйств. В начале нового тысячелетия последняя пошла на убыль, тогда как государственный долг, следуя общемировому тренду, продолжал расти. Однако и в первые годы правления большой коалиции (2005–2009 гг.), когда усилия по налоговой консолидации никак нельзя было назвать безуспешными, государственный долг тоже стал снижаться[61]. Но затем, как и в США, финансовый кризис вызвал новую волну роста государственного долга.
Рис. 1.9. Этапы разворачивания кризиса: Германия
Источники: OECD National Accounts Statistics; OECD Economic Outlook: Statistics and Projections.
Схожая ситуация наблюдалась и в Швеции, где инфляция, государственный долг и закредитованность населения на протяжении четырех десятилетий были сродни сообщающимся сосудам (рис. 1.10). Снижение инфляции после 1980 г. совпало с ростом государственного долга, который в середине десятилетия достиг максимального значения и вылился в первый из двух тяжелейших финансовых кризисов послевоенного периода. Затем консервативное правительство добилось сокращения государственного долга более чем на 20 процентных пунктов, но это возобновило инфляцию или же стало возможным как раз благодаря ей. Следующим поворотным моментом стал конец 1980-х годов: на фоне снижения темпов инфляции государственный долг вновь стремительно пошел вверх. Второй финансовый кризис, разразившийся в 1994 г., закончился длительным периодом устойчивой бюджетной консолидации с неизменно низкими темпами инфляции; для всего мира Швеция стала образцом консолидации [Finansdepartementet, 2001; Guichard et al., 2007; Henriksson, 2007; Molander, 2000; 2001]. Одновременно в порядке компенсации наблюдалось устойчивое увеличение закредитованности домохозяйств.
Рис. 1. 10. Этапы разворачивания кризиса: Швеция
Источники: Riksgälden (Swedish National Debt Office); SCB (Statistics Sweden).
Каждый из трех последовательно используемых методов монетарного создания иллюзии роста и благосостояния – инфляция, государственный долг и кредиты домохозяйств – был эффективен в течение ограниченного времени, после чего от него требовалось отказаться, так как он начинал препятствовать процессу накопления, а не поддерживать его[62]. Неолиберальная революция тем временем продолжала свое шествие, определяя условия для каждой последующей корректировки капиталистической формулы поддержания социального равновесия. Всякий раз, когда формула переставала работать, урон оказывался весьма ощутимым, это вынуждало прибегать ко все более изощренным мерам для исправления ситуации. Разрешение нынешнего финансового и фискального кризиса, по всей видимости, требует ни много ни мало принципиально нового формата отношений между политикой и экономикой, в том числе фундаментальной перестройки международной системы государств, особенно в Европе – на родине современного государства всеобщего благосостояния. Впрочем, нет никакой уверенности, что такие основательные перемены, необходимые для выхода из кризиса, могут быть реализованы в короткое время.
Мы сможем приблизительно представить себе следующий этап, если вспомним, как развивался послевоенный капитализм по окончании trente glorieuses (славного тридцатилетия (имеется в виду период 1945–1973 гг.)). Каждый из трех способов достижения нового режима легитимации влек за собой поражение слоев населения, зависимых от зарплаты, и это позволяло оправдывать дальнейшую либерализацию: конец инфляции, подтолкнувший структурную безработицу, надолго ослабивший профсоюзы и их способность вести забастовочное движение; консолидация государственных финансов в 1990-х годах – с посягательством на социальные гражданские права, приватизацией государственных услуг и разнообразными формами коммерциализации, при которых гарантами социальной безопасности становятся частные страховые компании, подменяя в этой роли политические партии и правительства, а также конец «кредитного капитализма» (Pumpkapitalismus) [Dahrendorf, 2009] – с его потерями сбережений в масштабе, который даже невозможно спрогнозировать, с ростом безработицы общей и частичной, с дальнейшим сокращением государственных услуг вслед за новой волной бюджетной консолидации. В то же время арена политико-экономического конфликта по поводу распределения еще более отдаляется от простого человека и его политических возможностей влиять на него. Иными словами, она незаметно сместилась от ежегодной борьбы по поводу заработной платы на уровне предприятий на уровень парламентских выборов, оттуда – к частным рынкам кредитования и страхования и, наконец, в царство международной финансовой дипломатии, заоблачно далекой от повседневной жизни, оперирующей задачами и стратегиями, которые для всех, за исключением непосредственных участников (а может быть, и для них самих), остаются за семью печатями.
Затем я покажу, что дальнейшее следование по пути последних сорока лет означает попытку окончательного высвобождения капиталистической экономики и ее рынков – не от государства (с ним они по-прежнему останутся связаны множеством способом), а от массовой демократии, в свое время составлявшей часть режима послевоенного демократического капитализма. Сегодня средства для обуздания кризисов легитимации путем создания иллюзии роста, кажется, исчерпаны. Особенно это касается виртуозных фокусов с денежными потоками в последнее двадцатилетие, предпринятых с помощью вырвавшегося на волю финансового сектора, – не исключено, что они стали слишком опасными, чтобы государства снова попытались купить время таким же образом. Если чуда не произойдет и никакого роста не случится, то капитализм будет вынужден обходиться без «формулы социального мира», построенной на кредитном консюмеризме. Утопическому идеалу нынешнего кризисного управления предстоит политическими средствами положить конец далеко зашедшей деполитизации экономики, зажатой в тиски реорганизованных национальных государств под контролем международной правительственной и финансовой дипломатии, не допускающей демократического участия, с населением, которое за долгие годы гегемонистского перевоспитания научилось искренне считать итоги рыночного распределения справедливыми или, во всяком случае, безальтернативными.
Глава 2
Неолиберальная реформа: от налогового государства к государству долгов
Стандартная экономическая теория политики – которую не следует путать с политической теорией экономики в марксистской традиции – объясняет кризис государственных финансов крахом демократии. Она представляет собой более или менее формализованную версию тезиса о «чрезмерной нагрузке» или «неуправляемости», характерного для консервативных теорий кризиса легитимации. Его любимая присказка – о завышенных требованиях к «общему котлу» (common pool): старое, хотя и не слишком древнее понятие, изобретенное в XIX в. для оправдания под лозунгом эффективности обычно насильственной приватизации средневековых общинных угодий при переходе к современному капитализму [Alesina, Perotti, 1999; Poterba, von Hagen, 1999]. Маркс описал этот процесс как «первоначальное накопление» в первом томе «Капитала» [Marx, 1966 (1867), Kap. 24].
61
Об особенностях закредитованности немецких домохозяйств см. диссертацию Даниэля Мертенса: [Mertens, 2013].
62
Инфляция, государственный долг и закредитованность населения необязательно приводят к кризису. Рост номинальной заработной платы в ожидании повышения производительности в будущем может производить эффект кнута, приводя к росту производительности на самом деле; государственный долг может финансировать инвестиции в рост, что приводит к сокращению и обесцениванию долга, а кредиты могут приблизить достижение желаемого уровня благосостояния, и впоследствии он действительно будет достигнут. Во всех трех случаях результат зависит от реакции собственников инвестиционного капитала: если инфляция превращается в галопирующую, она может вызвать страх потери активов и спугнуть капитал, и он обратится в бегство; государственный долг может достичь точки, когда преимущества от его дальнейшего обслуживания становятся сомнительными; то же относится и к частному кредитованию. Всякий раз на кону «вера» инвесторов, крепость которой зависит от способности экономических акторов поставить себя на их место, вчувствоваться в их «психологию», под которой в данном случае понимаются их ожидания относительно прибыли.