Разглашению не подлежит

Вот, оказывается, что привлекло к себе советского летчика. Из Борисова к линии фронта направлялась колонна мотопехоты. На первые машины, прошитые бронебойно-зажигательными пулями, нанизывались одна на другую и вспыхивали огромным костром следующие. Тушить машины было некому, оставшиеся в живых солдаты разбежались. Никому не хотелось рисковать жизнью. И капитан, решив поначалу подъехать к колонне и попытаться навести порядок, тоже махнул рукой и приказал шоферу свернуть на проселок, в объезд.

Вид разбитой и пылающей колонны начисто заслонил то, в сущности не так уж и постыдное для него, как теперь казалось, происшествие, в котором он не сумел проявить себя с лучшей стороны.

- Странное стечение обстоятельств,- заговорил Вольф, когда их «адмирал» опять был на шоссе.- Едва вы, Александр Данилович, сказали о том, что нас ждет впереди, как тут же появился этот стервятник… Но ничего, мы с вами еще повоюем. И грудь вашу украсят достойные награды. Ну а насчет воинского звания… Я, откровенно говоря, не понимаю, почему оно не удовлетворяет вас? В ваши годы я был всего-навсего ефрейтор.

- Да, но вы, господин капитан, не учитываете, что я уже был старшим лейтенантом. В Красной Армии. Следовательно, вы присвоили мне звание на ступень ниже того, которое я имел. А Красная Армия званиями не разбрасывается.

- Мы тоже не разбрасываемся,- недовольно проворчал Вольф.- Вот познакомитесь с работающими у меня офицерами РОА и убедитесь в этом.

- С некоторыми я знаком.

- И что же, не убедились? - спросил немец.

- Убедился. Только в обратном. Не по каждому Сеньке шапка…

- Кого вы имеете в виду?

- Вашего начальника учебной части.

- Капитана РОА Щукина? Вы плохого мнения о Щукине?

- К сожалению, не только я. Все курсанты, которые учились со мной, думают так же,- соврал Козлов.- Он преподавал нам разведку.

- Впервые слышу. Во всяком случае, мне не докладывали.

- Если этот Щукин будет и впредь преподавать в школе разведку, советские чекисты переловят наших агентов как цыплят,- решительно заявил Козлов.

На самом же деле Щукин отлично знал свой предмет и умело передавал богатый фронтовой опыт курсантам. Изменив Родине, он преданно служил фашистам. Если его дискредитировать, а еще лучше - добиться отстранения от должности начальника учебной части, подготовка разведчиков несомненно пострадает. Вот почему Козлов высказывался о нем с такой убежденностью и решительностью.

Между тем Вольф отнесся к его словам недоверчиво. Они были для него как гром зимой. До сих пор он считал, что Щукин на своем месте, что работает он много и с пользой… Нет, Меншиков просто не присмотрелся к нему как следует, мало знает его. Вот поработают вместе, тогда скажет другое. Но в этих, хотя и несправедливых, суждениях о начальнике учебной части и преподавателе основной дисциплины он, Меншиков, обнаружил свою заботу о деле. Он за то, чтобы агентов готовить лучше, чем сейчас. Это подкупало капитана Вольфа. В лице Меншикова он видел человека, который наверняка принесет большую пользу школе.

Желая замять разговор о Щукине, Вольф спросил:

- Скучали по дому?

- Ну а как же, господин капитан?

- Ваша жена была окружена вниманием и заботой. Она ни в чем не нуждалась. По указанию шефа я постоянно справлялся о ее самочувствии.

- Благодарю, я знаю вас, капитан, как очень, внимательного и чуткого начальника.

Немец даже крякнул от удовольствия. Кто› пе любит похвал!

- Живет она пока в Борисове. Но я распоряжусь подыскать для вас квартиру в Печах,, рядом со школой.

- Если можно.

- Можно, Меншиков, можно…

Оба замолчали. Вольф потому, что говорить ему было больше не о чем, а Козлов… Козлову хотелось думать только о Гале. С того зимнего вьюжного дня, когда они впервые узнали друг друга, еще не случалось столь продолжительных разлук. Соскучился, да как! А главное - Александр вез для нее столько замечательных вестей. Пусть не терзает себя, как прежде: совесть у них чиста. Родина поручает им вести бой - тайный, опасный и очень нужный для победы!

Машина въехала в Борисов.

- Я отвезу вас к самому дому,- сказал Вольф.- Я дал слово вашей супруге. Вчера по пути в Смоленск заглянул к ней. Поздравил с вашим успехом.

- Значит, Галя обо всем знает?

- Обо всем - нет… Я сказал только, что вы благополучно вернулись, выполнив наше задание. Как все женщины, она не поверила. Она ждала худшего. Но я успокоил. Я сказал, что мы получили уже несколько радиограмм от наших людей, к которым вы были посланы. Возможно, этого и не следовало говорить, но она была слишком взволнована, Я уверен, она тоже умеет хранить тайну. Хоть и женщина.

- Вы не ошиблись.

- Вольф редко ошибается в людях! - поспешил он похвалить самого себя. Сказав водителю, куда надо ехать, капитан торжественно объявил: - Меншиков, с этой минуты я предоставляю вам месячный отпуск. Проведете его здесь, в Борисове. Если без вас не обойдусь, вызову. Но это случится не раньше чем через две недели.

«Отпуск? - чуть было не воскликнул Александр Иванович.- Зачем мне сейчас отпуск, да еще на целый месяц! Мне надо немедленно приступать к работе. Раньше начну - больше успею. Но как, под каким предлогом отказаться? Какую причину выставить? И что за смысл скрыт в этом благодеянии гитлеровца? Проверка или еще что-нибудь?»

Из машины вышел, как из тюремной камеры. Свободно вздохнул, набрав полную грудь воздуха, пропитанного запахами трав и цветов. Из-за высокого, одиноко стоящего во дворе тополя ласково поглядывало солнце. Ничего не знало оно о земной жизни, лучи его, как всегда, струились весело и даже озорно. Стеклышко, лежавшее на дороге, вспыхнуло, ослепив Александра Ивановича. Он на миг зажмурился. А когда открыл глаза, в одном из окон двухэтажного кирпичного дома мелькнул чей-то силуэт. Уставился на это окно, смотрел долго, но за темноватыми стеклами никто не появлялся. Показалось? Все может быть. Если говорить правду, он надеялся увидеть Галю. Но там ее не было. Он осмотрелся зачем-то, словно желая удостовериться, не следят ли, и медленно пошел во двор. И тут же увидел на крыльце Галю. Стремительно сбежав вниз, она точно окаменела. Ни на шаг не сдвинулась с места, пока Александр Иванович преодолел все расстояние от ворот до крыльца. И то, что она - всегда живая, быстрая, порывистая - вдруг утратила подвижность, насторожило его.

Галя жила на квартире у немолодой вдовой женщины. Ее единственная дочь не пожелала, как и сама мать, эвакуироваться из Борисова.

Внешне дочь была заметная - рослая, стройная и красивая. Немцы сразу же обратили на нее внимание. Знакомилась она охотно, однако не со всеми - предпочитала офицеров. А так как в городе частенько появлялись офицеры военной разведки, квартировавшие в Печах, она спуталась и с ними. Со временем ей предложили работу в штабе - красотка умела печатать на машинке. Платили ей не только з‹а основную работу, но еще и за то, что согласилась «опекать» Галю. Жену своего агента, заложницу, немцы не оставляли без присмотра. Галя, конечно, догадывалась об этом.

Встретив мужа, она вдруг стала громко восхищаться его новой офицерской формой, радовалась его успеху и благодарила немцев, не забывавших о ней в трудные дни. Но по выражению ее глаз Александр Иванович понял, что вся эта словесная шелуха предназначалась не для него. Он знал, что, как только появится возможность, Галя скажет ему иное. В ее глазах - черных, больших, с затаенной в глубине грустью - он читал непонятные и обидные упреки. Ведь он совсем не заслужил их!

Галя ввела его в свою почти не обставленную комнату, накрыла на стол, откупорила бутылку припасенного к его приезду крымского портвейна. Но выпить даже за возвращение отказалась. Что творится в ее душе? Ничего не рассказывает, ни о чем не расспрашивает. Ну хотя бы спросила самое обычное - соскучился ли, долго ли будут вместе? Или ей теперь все равно? Привыкла жить одна, смирилась со своей участью. Эх ты, Галчонок, а я-то по тебе как скучал!..