Страница 18 из 30
Краеугольным камнем нового устава стало кардинальное изменение экзаменационной системы. Переходные экзамены с курса на курс отменялись и заменялись обширным списком государственных экзаменов, которые надлежало сдавать все сразу по окончании университета для получения диплома. Причем принимать эти экзамены должны были не профессора, читавшие соответствующие курсы, а особые испытательные комиссии по профилю каждого факультета, назначаемые попечителем учебного округа и министром. То есть, по сути дела, испытания для получения диплома оказывались оторванными от собственно университетского преподавания. За факультетами оставалось право зачитывания студентам полугодий при условии прослушивания определенного количества лекций, участия в практических занятиях и прохождения проверочных испытаний. Успешно проучившись в университете 4 года и получив в том выпускное свидетельство, студент мог и не получить диплома, если не выдерживал государственных экзаменов или вообще не сдавал их. Например, в 1892 г. новые дипломы получили всего 317 человек, окончивших Петербургский университет. Кандидатская степень отменялась, выпускники, успешно сдавшие государственные экзамены, получали диплом I или II степени. Положительным моментом оказывалось развитие системы практических и семинарских занятий, облегчающей «вхождение в науку» молодым людям. А вот введение системы гонорара, когда студенты помимо суммы в пользу университета, вносили суммы из расчета 1 руб. за недельный час (в среднем 50 руб. в год) в пользу тех преподавателей, чьи лекции или занятия посещали, себя не оправдало, хотя она вроде бы и была направлена на улучшение материального положения профессуры. На практике она тормозила расширение преподавания, поскольку влекла за собой увеличение гонорара, противореча более чем скромным материальным возможностям большей части студентов.
16 июля 1881 г. П.А. Столыпин написал прошение на имя ректора Императорского Санкт-Петербургского университета с просьбой о зачислении его на первый курс естественного отделения физико-математического факультета. 31 августа 1881 г. он был зачислен. Помимо физики и математики на факультете преподавали химию, геологию, ботанику, зоологию и агрономию. Именно эти науки привлекали его особое внимание. К тому же на естественном отделении большое внимание уделялось не теории, а практическому применению науки. Писатель В.В. Вересаев, который поступил в Санкт-Петербургский университет несколько позже П.А. Столыпина (в 1888 г.), так описывал первые впечатления от студенческой жизни: «Университет. Бесконечно длинное, с полверсты, узкое здание. Концом своим упирается в набережную Невы, а широким трехэтажным фасадом выходит на Университетскую линию. Внутри такой же бесконечный, во всю длину здания, коридор, с рядом бесконечных окон. По коридору движется шумная, разнообразно одетая студенческая толпа (формы тогда еще не было). И сквозь толпу пробираются на свои лекции профессора – знаменитый Менделеев с чудовищно огромной головой и золотистыми, как у льва, волосами до плеч».
C семи лет П.А. Столыпин тяжело болел. У него было редкое недомогание – тиф костного мозга, из-за которого он всю жизнь не владел кистью правой руки. П.А. Столыпин очень много в своей жизни писал и при этом испытывал физические страдания, всякий раз поддерживая правую руку левой. В течение 10 лет он каждый год переносил операции. У него было лишь два-три месяца на учебу в году, и тем не менее он неизменно наверстывал упущенное. Санкт-Петербургский университет не предлагал узкой специализации, поэтому, обучаясь в нем, П.А. Столыпин начал готовиться к будущей жизни помещика и изучал те предметы, которые могли ему в этом деле пригодиться: почвоведение, физиологию животных, медицину. Особенно его увлекала химия. На характер данного поколения студентов оказала влияние реформа системы российского образования 1870-х гг. Студенты, поступившие в университеты в начале 1880-х гг., закончили классическую гимназию А.Д. Толстого. Они уже не слишком увлекались революционными идеями. Наоборот, тогда в моде были славянофильские и патриотические течения. Требования, которые предъявлялись к выпускникам гимназии, и требования, предъявляемые к студентам профессорами университетов, отличались друг от друга. Профессорско-преподавательский состав хотел видеть в студентах думающих людей, способных к самостоятельному анализу научных данных. Но вчерашние гимназисты первые несколько лет были не готовы к подобным требованиям, так как гимназическое образование не предусматривало развитие аналитического мышления132. Очень ярко сложившаяся ситуация показана в романе «Восьмидесятники» А.В. Амфитеатрова: «Кого восемь лет изо дня в день колотили по мозгам Ходобаем и Курциусом, тот на первых порах потом обыкновенную человеческую речь и серьезную мысль слушает туго и дико. Вы привыкли зубрить, в лучшем случае, учить уроки, а вам читают лекции, рассчитанные на критическое восприятие. А его-то у вас и нет»133.
Подобная межпоколенческая граница была обусловлена и реформой системы высшего образования в 1880-е гг. Правительство и администрация университетов относились «настороженно» к студенчеству, выстраивая взаимоотношения скорее в форме административных указаний, нежели в форме сотрудничества. Т.М. Бон отмечает, что университетский устав 1884 г. и дополнительные предписания министерства «придали университетам казарменный характер»134. В XIX в. неблагонадежных казеннокоштных (то есть находящихся на гособеспечении) студентов могли отдать в солдаты, а вплоть до 1874 г. в империи был рекрутский набор и солдаты служили сначала 25, потом 15 лет. Фактически для забритого в солдаты студента это означало сломанную жизнь. Нередки были случаи, когда за участие в несанкционированной сходке бывший студент отправлялся в ссылку или в тюрьму. Да и простое исключение из университета было большой жизненной трагедией – университетов было не так много, поступить в них было нелегко, а оказаться за стенами университета без диплома значило обречь себя на прозябание на самых низших этажах служебной лестницы (при этом перечеркнув все надежды своих родных, которые ради того, чтоб выучить чадо, иногда отдавали последние деньги). Человек без высшего образования дальше чина титулярного советника пойти не мог, служи он хоть всю жизнь.
Формально в Российской империи был провозглашен принцип бессословности образования. Фактически же путь в гимназию для ребенка из разночинцев был гораздо труднее, чем для ребенка из дворян, а ведь именно окончание гимназии давало право на поступление в университет. Начиная с эпохи Николая I царское правительство делало все, чтобы поощрить учебу в гимназиях дворян и ограничить приток туда разночинцев (не говоря уже о низших сословиях, с 1827 г. крепостных просто запретили принимать в гимназии и университеты). Полностью сделать гимназическое образование привилегией дворян не удавалось (империя нуждалась в большом количестве госслужащих, особенно среднего и низшего звена, где дворяне служить просто не могли, так как за одно происхождение им полагался более высокий класс по «Табели о рангах»), но усилия к этому прилагались большие. Главным орудием при этом было постоянное повышение платы за образование, но также льготные банковские кредиты для обедневших дворян и просто разное отношение со стороны учителей к ученикам – разночинцам и ученикам-дворянам. Таким образом, разночинец, поступивший на первый курс университета, был молодым человеком, который благодаря самоотверженности родителей и собственному трудолюбию и усердию окончил гимназию. Еще в гимназии он убедился, что никакого снисхождения к нему нет и не будет; к нему всегда будут относиться как к человеку второго сорта и за ошибку, оплошность, которые простят дворянам, его сурово накажут. Жил этот студент, как правило, отдельно от родителей. В империи было не так много университетов: в начале XIX в. – 4, в начале XX в. – около 10, причем все они были расположены в крупных городах, которые представляли собой место жительства элиты общества. Студенты-разночинцы же чаще всего были выходцами из маленьких провинциальных городков. Поэтому такой студент был вынужден подрабатывать, чтобы платить за учебу (обычная причина отчисления из университета в то время – неуплата годового взноса за учебу), которая в императорских университетах стоила недешево, а также за пропитание, одежду, проживание в снимаемой квартире, за учебники, тетради и т. д. Обычно студенты зарабатывали уроками; большого дохода это не приносило, и они жили впроголодь. Для того чтобы выжить, студенты объединялись в землячества, коммуны, совместно закупали продукты и питались, вместе снимали квартиры. Среди них была широко распространена взаимовыручка. При этом студенты-разночинцы постоянно видели перед собой студентов – детей дворян и крупных чиновников, сытых, прилично одетых, уверенных в себе и в своем будущем. Им не грозило отчисление за неуплату, к ним относились подобострастно даже некоторые профессора и магистры, закрывая глаза на пропуски занятий, на слабые ответы на экзаменах. Затем эти студенты из дворян становились их начальниками в департаменте.
132
Серых А.А. «Связь-разрыв» поколений в сообществе российских историков конца XIX – первой трети ХХ вв. // Диалог со временем: альманах интеллектуальной истории, 2011. № 36. С. 279.
133
Амфитеатров А.В. Восьмидесятники. Книга первая // Собр. соч. в 10 т. Т. 5. Концы и начала. Хроника 1880–1910 гг. М.: НПК «Интелвак», 2002. С. 114.
134
Бон Т.М. Русская историческая наука (1880–1905 гг.). Павел Николаевич Милю-ков и Московская школа. СПб.: Олеариус Пресс, 2005. С. 30.