Страница 10 из 14
Расставание и отходняки
Давай закроем этот пиздецки грустный вопрос где-то здесь. Он важный, но говорить про него в конце книги – подло, жестоко и в какой-то мере даже аморально.
Ты меня больше не вдохновляешь
Иногда ты сидишь в баре, пьяный вусмерть, чтобы о работе больше не думать, и тут она – царевна Красного вина. Ну и ты гусаром – оп-ап! Не успел глазом моргнуть, уже смузи дома делаете вместе, сельдереевый сок жмёте (хотя ты от такой херни блюёшь) – в общем, love, и трахается она сносно. Деградируете вы, значит, под романтикой, планы какие-то совместные строить стали.
Даже мамка поуспокоилась на тему борщей. Конечно, ведь ты теперь хоть и вечно бухой, но сытый. А что ещё мученице надо – скинуть такой же мученице. И вот всё вроде бы прёт, как у счастливчика Люка, или как от пол-литра виски, но тут, откуда ни возьмись, лунный календарь запретил тебе стричься, вогнал в депрессию – и она больше не твой любимый трек. Но с треком так всегда. Из-за чрезмерного повтора он никогда не доживает до лета, в котором ты несёшься по Садовому кольцу. Однако девушка не трек, и ты действительно в какой-то момент подумывал о совместных детях, а тут это вдохновение, которое прошло героиновым кайфом, оставив маниакальную привычку.
Она больше не кажется винным заводом, с которым ты мог бы не трезветь вечность. Дело не в том, что её шоколадный пирог стал суше или минет попортился. Да и попа всё та же. Просто так бывает. У неё, кстати, тоже. Просто иногда ты надумал себе всякого, назвал это пафосным словом, но одним тусклым вечером перестал себе врать, или, может, она действительно разрывалась в твоей груди настоящей любовью, но вдруг – пи-и-и-и-и-и-и-и-и-и. Сдохла. Мы же все подвержены моргу.
Мне приходилось испытывать нелюбовь.
Приходилось засыпать и делать вид, что я тёплый, хотя мои мысли уже давно уничтожали меня другой. Мы находим время для посиделок в баре, прячемся за усталость или вину, когда на самом деле банально ссым сказать ей: «Мы больше не вместе». Жалеем её, но больше – себя. Слёзы там водопадом Виктория, опять же снова мудаком придётся побыть. Сложно это всё. Сложнее, чем корабль тащить как бурлаки. Но ты Ганс, а я Христиан, и сказка кончилась. Бытовуха потихоньку навязывает шизофрению, и так больше нельзя. О, херувимы, я, конечно, пробовал постепенно сливаться, жалея её хрупкую натуру, но это лишь плодило врагов. Жалость только кажется милой субстанцией, но как накатишь – блюешь дальше, чем видишь.
Я пробовал предлагать дружбу и пытался заверить в том, что не достоин её, но попадал во всё тот же список ненависти. Трюк с исчезанием, как выяснилось, тоже только в случае с Копперфильдом вызывает восхищение. Я пробовал быть ревнивым занудой, и вот тут, надо сказать, пару раз срабатывало. Но сколько из вас так сможет, когда мужское эго больше солнечной системы? Единственный способ, который оставит тебя мужиком, – правда на ковер.
Не нужно вдаваться в детали, угрожая её самооценке какой-нибудь нелепой придиркой. Потому что дело вовсе не в неправильно поставленных тапочках, а в отсутствии любви. Нужно просто сказать (не по телефону; пробовал – идиот), что это больше не работает для тебя и что нужно расстаться. Не нужно никого жалеть. Пойми и смирись – ты всё равно мудак, если решил уйти. Ты всё равно потратил её лучшие годы. Ведь без тебя она могла Нобелевскую премию получить и 10 языков выучить, а тут – ты.
Никого не интересует, что вместо тебя был бы такой же говнюк, или она была бы для кого-то сукой. Такова природа. Поэтому найди время для этих слов и будь готов стать антагонистом. Твоя правда будет жёстким, но самым честным поступком, который ты совершал за свою жалкую жизнь, и она не сможет его не уважать, как бы при этом ни ненавидела. Если она действительно тебя любит – все равно простит, будет бороться и терпеливо ждать. Если любит себя возле тебя – может, не так это и плохо, чутка побыть сволочью.
Мы обожаем медлить с разрывом, каждый раз готовясь к нему, как к концу света, но часто именно этот поступок является началом. Иногда нужно освободиться и почувствовать пустоту, чтобы потом заполнить её воистину качественным контентом. Пафос прозвучал – аминь.
Я перевлюбился в тебя
Я перевлюбился в тебя. Мне всё время хотелось быть вместе и ещё немножко, погоди, не вставай с кровати. Я был моложе на восемь лет и совсем не готов. Не умел ни ждать, ни прощать. Был особенно жестоким и обидчивым ребёнком. Когда я засыпал тебе в шею, мне казалось, что это и есть счастье. Что завтра мы проснёмся, и всё получится: ты перестанешь носить кольцо, а я вдруг повзрослею. Буду сильным, мудрым и без лишних СМС.
Я любил тебя всеми мыслями, каждым прикосновением, но это не спасло нас. Мне было 20, и я верил в идеальное. Мол, ты идёшь туда, делаешь то-то, а я вот как-то так. Мол, только мне можно, сложно и бывает грустно. Мол – я, я, я. Помнишь, мы лежали на моей кровати – обнимались, рыдали и потели. Извинялись друг перед другом за ревность. Шептали, что будем учиться.
Мы слишком рано встретились. Так часто бывает, что кто-то не выплывает. Я тогда был юн, в поисках, забавный никто, ты – на грани развода, срыва, обесточенная. Идеально невозможная пара. Мы трепыхались вокруг любви, словно мотыльки вокруг лампочки – обжигались, летели прочь и снова возвращались к свету. Фототаксис. Мы правда боролись и даже в какой-то момент верили, но ничего не выходило. Мы падали. Было больно.
Долгое время нас держала постель. Мы ругались, орали друг на друга, ненавидели и унижали. Мы оба хотели конца, но поцелуй за поцелуем, что-то твёрдое, что-то влажное – не задохнись. Я кончал в тебя, и все самолёты мира пристёгивались за мою турбулентность. Я пробивал озоновый слой, долетал до Венеры и хотел, чтобы ты была мамой моих детей, – до, во время и особенно после. Нам не удавалось договориться, как людям.
Ты носила грубые ботинки, грустные глаза и чёрное пальто. Ты рычала сквозь кривые зубы, когда была недовольна, и смущалась моих поцелуев ниже бедра. Если бы мне разрешили помнить что-то одно про тебя, я бы выбрал запах между ног. Ты не красилась, не носила юбок и любила зелёный лук. Делилась со мной Софией Копполой и привязывала к стулу. Ты была резкой и часто ранила меня своими оценками. Гладила, пока не засну, готовила, хоть и не умела, просила забрать с работы. Я мчался за тобой, бросая всё. Твоя кожа была тёмно-серой, гладкой. Твой нос – сломанным в двух местах. Ты была прекрасна.
Я перевлюбился в тебя. Встретил в Петербурге и там же ушёл навсегда. Порой мы встречаем людей, но вместо счастья становимся наркоманами. Злые, потому что ломка, не в себе, потому что боль. Мы вроде бы мудрые, всё видели, всё знаем – сильные. Но что-то лопается внутри нас, и мы словно под самым сильным кайфом. Говорим не то и делаем – потом жалеем.
Прости меня и ещё тысячи других меня. Тех, кто был мудаком и обижал тебя. Прости меня за неспособность любить, как ты хотела. За слабость. Нам страдать друг за другом, но никогда не быть вместе. Кровавый рассвет, и мы – счастливы только врозь.
Как грамотно слить бабу
Короче, ты познакомился с бабой и трахнул её. Короче, было класс, но есть проблемка: она хочет продолжения, а ты – нет. Причём про отсутствие искры ты понял сразу, но, блин, у неё такая жопа, да и трахаться хотелось очень. Короче, ты мудак, ну а с кем не бывает.
Вот несколько практичных советов, как слить бабу, нанося минимальный урон своей совести и её нежным чувствам. Но больше всё-таки совести, потому что, повторюсь, ты мудак и хрен с ней.
Ну, во-первых, нужно принять один простой, но важный факт – от силы процента три баб спят с мужиками чисто ради секса. Им всем нужно продолжение. Поэтому, если ты хочешь потрахивать эту бабу, но при этом оставаться джентльменом, нужно признаться ей в том, что никаких отношений, кроме орально-вагинальных, у вас не будет. Надеяться она не перестанет, но зато ты снимешь вину и переложишь весь груз ответственности на неё. В такой схеме главное – предохраняйся.