Там, за гранью

Впервые эйдетическая память ребенка обнаружилась именно в связи с чтением.

Теобальд буквально проглатывал тексты, и если даже не до конца понимал их, то запоминал безукоризненно точно. Детская привычка хранить и перечитывать любимые книги была не для него – единожды прочтенный книгофильм сразу превращался в пустую оболочку; теперь мальчику нужен был следующий.

– Что значит «влюбленный до безумия», мама? – этот вопрос он задал в присутствии Мордана и своего отца.

– Ну… – осторожно начала Филлис. – Прежде всего, скажи, рядом с какими словами стояло это выражение?

– «Я не просто в вас до безумия влюблен, как, по-видимому, полагает этот старый козел Мордан…» Этого я тоже не понимаю. Разве дядя Клод – козел? Он совсем не похож…

– Что читает этот ребенок? – удивленно спросил Феликс.

Мордан промолчал и только выразительно повел бровью.

– Кажется, я узнаю слог, – обращаясь к Феликсу, негромко произнесла Филлис и, вновь повернувшись к Теобальду, поинтересовалась:

– Где ты это нашел? Признайся.

Ответа не последовало.

– В моем столе? – она знала, что дело обстояло именно так; в ящике стола она хранила связку писем – воспоминание о тех днях, когда они с Феликсом еще не быяснили всех своих разногласий; у нее вошло в привычку перечитывать их – в одиночестве и втайне. – Скажи честно.

– Да.

– Это ведь запрещено, ты же знаешь.

– Но ты же меня не видела! – торжествующе произнес отпрыск.

– Это правда.

Филлис лихорадочно обдумывала создавшееся положение. Ей хотелось поощрить сына за то, что он сказал правду, но вместе с тем – закрыть дорогу непослушанию. Конечно, непослушание чаще оборачивается достоинством, нежели грехом, однако… Ну да ладно. Она отложила выяснение вопроса.

– У этого ребенка, похоже, нет ни намека на нравственность, – пробормотал Феликс.

– А у тебя есть? – немедленно ввернула Филлис и вновь сосредоточила внимание на сыне.

– Там было гораздо больше, мама. Хочешь послушать?

– Не сейчас. Давай сперва ответим на два твоих вопроса.

– Но, Филлис… – прервал ее Гамильтон.

– Погоди, Феликс, – отмахнулась она, – сперва я должна ответить на его вопросы.

– А не выйти ли нам в сад покурить? – предложил Мордан. – Некоторое время Филлис будет занята.

И даже очень. Уже «влюбленный до безумия» являлось труднопреодолимым препятствием, но как объяснить ребенку на сорок втором месяце жизни аллегорическое употребление символов? Нельзя сказать, чтобы Филлис в этом слишком преуспела. И некоторое время Теобальд, не чувствуя различия, поочередно именовал Мордана то «дядей Клодом», то «старым козлом».

Эйдетическая память является рецессивной. И Гамильтон, и Филлис получили ответственную за нее группу генов от одного из родителей. Теобальд – в результате селекции – унаследовал ее от обоих. Скрытая потенция, рецессивная в каждом из его родителей, полностью проявилась в нем. Конечно, и «рецессив», и «доминанта» – термины относительные; доминанта не подавляет рецессив полностью, это – не символы в математическом уравнении. И Филлис, и Гамильтон обладали превосходной, выходящей за рамки обычного памятью. У Теобальда она стала практически совершенной.

Рецессивные характеристики, как правило, нежелательны. Причина проста: доминантные характеристики в каждом поколении закрепляются естественным отбором. Этот процесс – вымирание плохо приспособленных – идет изо дня в день, неумолимо и автоматически. Он столь же неутомим и неумолим, как энтропия. Нежелательная доминанта изживет себя в расе за несколько поколений. Самые плохие доминанты появляются лишь в результате мутаций, потому что они или убивают своих носителей или исключают размножение.

Примером первого может служить зародышевый рак, второго – полная стерильность. Однако рецессив способен передаваться от поколения к поколению – затаившийся и не подверженный естественному отбору. Но в какой-то момент ребенок получит его от обоих родителей – и вот тогда-то он развернется вовсю. Именно поэтому для первых генетиков столь трудной проблемой было исключение таких рецессивов, как гемофилия или глухонемота; до тех пор, пока соответствующие этим болезням гены не были нанесены – крайне сложными, косвенными методами – на схему, было невозможно определить, является ли абсолютно здоровый индивид действительно «чистым».

Не передаст ли он нечто скверное своим детям? Этого никто не знал.

Феликс заинтересовался, почему же в таком случае эйдетическая память оказалась не доминантой, а пользующимся столь дурной славой рецессивом.

– Есть два ответа, – отозвался Мордан. – Во-первых, специалисты все еще спорят, почему некоторые характеристики являются доминантными, а другие – рецессивными. Во-вторых, почему вы считаете эйдетическую память желательным свойством?

– Но… Мой Бог! Вы же выбрали ее для Бальди!

– Да, мы выбрали ее – для Теобальда. Но желательность – понятие относительное. Желательный – для кого? Совершенная память является преимуществом лишь при наличии разума, способного управлять ею, в противном случае она превращается в проклятие. Такое нередко встречается: бедные, бесхитростные души, увязшие в сложностях собственного опыта, знающие каждое дерево, но неспособные увидеть лес. К тому же способность забывать – это благословение, болеутоляющее средство, необходимое большинству из нас. Большинство не нуждается в том, чтобы помнить – и не помнит. Иное дело – Теобальд.

Разговор этот происходил в служебном кабинете Мордана. Арбитр взял со стола картотечный ящик, в котором были расставлены по порядку не меньше тысячи маленьких перфокарт.

– Видите? Я их еще не просматривал – это информация, которой снабжают меня техники. Расположение этих перфокарт значит столько же, сколько и содержание – а может быть, даже больше. – Мордан поднял ящик и вывернул его содержимое на пол. – Информация все еще там, но какой от нее теперь толк? – он нажал клавишу на столе, и вошел его новый секретарь. – Альберт, отправьте их, пожалуйста, на повторную сортировку. Боюсь, они слегка перепутались.

Альберт был явно удивлен, однако сказал лишь:

– Конечно, шеф, – и, подобрав с полу, унес разноцветные карточки.

– В первом приближении можно сказать, что у Теобальда достаточно ума для отыскания, систематизации и использования информации. Он будет способен охватить целое, извлечь из общей массы сведений значимо связанные детали и соотнести их. Для него эйдетическая память действительно является желательной характеристикой.

Да, конечно, это так… Но временами Гамильтона посещали сомнения. По мере того как ребенок подрастал, в нем все заметнее проявлялась раздражающая привычка поправлять старших, когда они ошибались в мелочах. Сам он в мелочах был изводяще педантичен.

– Нет, мама, это было не в прошлую среду, а в четверг. Я помню, потому что в тот день папа взял меня на прогулку, а когда мы шли мимо бассейна, то встретили красивую леди в зеленом костюме и папа улыбнулся ей, а она остановилась и спросила, как меня зовут, и я сказал, что меня зовут Теобальдом, а папу – Феликсом и что мне четыре года и один месяц. А папа засмеялся, и она засмеялась тоже, и папа сказал…

– Ну, хватит, – оборвал Феликс, – ты свое доказал. Это был четверг. Но нет смысла обращать внимание людей на такие мелочи.

– Но должен же я их поправить, когда они ошибаются!

Феликс ушел от этой темы, однако подумал, что Теобальду, когда он станет постарше, может понадобиться умение в совершенстве владеть оружием.

Сельскую жизнь Гамильтон полюбил, хотя поначалу она его не привлекала. Если бы не Великое Исследование, в котором он продолжал принимать участие, Феликс мог бы всерьез увлечься садоводством. Он пришел к выводу, что вырастить сад таким, каким хочешь его видеть – дело, способное удовлетворить потребности души.

Согласись на это Филлис – он и все праздники проводил бы здесь, возясь со своими растениями. Однако у нее выходных было куда меньше: едва Теобальд подрос достаточно, чтобы у него появилась потребность общаться со сверстниками, Филлис вернулась к своей работе, устроившись в ближайший воспитательный центр. Поэтому, когда выпадал свободный день, ей хотелось сменить обстановку – чаще всего устроить пикник где-нибудь на берегу.