Дом №12

В эту самую минуту по нашему оговору в комнату вошел Рунин, держа в руках пять разных бус на всякий манер.

– Да как же вы не знали про бусы Ивана Андреевича? – Заговорил он, казалось, не войдя еще даже в самое помещение. – Да где же вы были, разве ваш слух перестал быть вашим поданным, а зрение ваше разъел червь неведения и невежества?

Все что ни было в комнате в миг и разом обступило его и начался просто совершенный азарт; всем вдруг очень захотелось иметь эти бусы и сделать одни такие в пандан под свое что-либо. Весть эта как мощная буря пронеслась по всему городу и объяла каждого хоть сколько-нибудь светского или военного человека с ног до головы, после чего все они принялись брать штурмом мой нанятый флигель.

В городе поднялся абсолютный ажиотаж, а заказов поступало столько, что мне с каждым днем приходилось выписывать себе все новый и новый инструментарий, мастеровых и просто нищих, со своими гитарами, папиросами и рюмкой водкой в сутки. Каждый из приходящего покупателя заказывал под по себя и подбирал размер, цвет, материал, ткань кисти и форму бус; один например заказывал такие, где шарик чередуется с квадратиком, дабы получать от них совершенное успокоение; другой просил просто из кости, но в основание для кисти он брал мощный металлический ромб. В городе даже устроилась некий постулат приобретения таких бус. То есть военные например всегда брали из металла, ибо предпочитали бусы в некотором роде весомые, а помещики для того только, чтобы можно ими было бить по лбам приказчиков-повес; чиновники брали из кости, студенты просили из дерева, ибо подешевле, а дамочки всегда брали из камня и добавляли при том на самое основание кисти какой-нибудь элемент из драгоценного камушка или жемчуга. Кто-то частенько просил комбинированные бусы, а некоторые даже из стекла.

По всему Петербургу теперь постоянно слышались вот такие фразы: «Ах что вы, Бонесса, желтый цвет теперь же не в моде, это никак не не ориентируется с сегодняшней Францией», «Позвольте господа, у вас что, нет бус? Эге-гей, да вы просто пошлы», «Не слышали ли вы, господин Павел Александрович, какого числа выйдет новая осенняя коллекция под аглицкое сукно?», «Нет, сударыня, Арина Панфиловна, никак не слышал, а зато метал теперь выливают и звездочкою», «А Слышали ли вы об новых двух умельцах у Ивана Андреевича? Говорят, что он сам еще даже ни разу не видел таких кудесников».

Многие очень сильно и лестно отзывались об моей личности. Количество заказов выросло настолько, что мне просто пришлось набить цену на все модели, в следствии чего спрос вырос еще более, ибо человеку всегда психологически кажется так, что, чем более цена, тем благороднее и добротнее само происхождение заказа. К концу всех этих двух лет что я прожил в Петербурге у меня уже было множество флигелей и бесчисленное множество мастеровых и нищих, со своими двух-ярусными кроватями, картами и пару грошами в сутки. Появились даже целые специальности на моей фабрики и даже особое обучение с теорией и практикой. Деньги в мои карманы лились нескончаемо; Настасья жила теперь в Эдеме, а я держал ее на руках и называл маркизою, целовал ее, а она смеялась. Вот таким образом я устроил все свое дело, но следует познакомить вас с одними моими партнерами по работе, которые оптом поставляли мне все необходимое для производства.

Читатель, надеюсь, извинит меня за мое продолжительное отступление от главной темы, но прошу вас потерпеть еще всего две небольшие главы из моей записки, поскольку мое знакомство с убийственным домом, источником зла и проклятия, началось именно с одной из многочисленных встреч со своими партнерами. То есть как бы самая интригующая сила, все те пружинки и механизмы главной темы начинают шевелиться теперь же.

Глава третья. Посиделки

Как я уже и говорил, мое попадание в зловещую курильню проистекло благодаря одной из этих встреч с моими партнерами, которые мы чаще всего называли просто посиделками, ибо случались они у нас скорее не по делу, а ради удовольствия.

Стоит теперь же разъяснить вам самый этот обычай, который уж давно установился у этих людей, еще и до моего знакомства с ними. Но прежде всего стоит описать всех троих и кратко ознакомить вас с ними.

Первым из них был Василий Васильевич Назаров, то есть первый от того, что с ним я познакомился еще ранее других. Он занимался скупкой метала и торговал какими-то товарами вроде бижутерии и ювелирных изделий. Сам же он был человекоммногосторонним и любил быть подходящим своими душою и нравом под всякую ситуацию. То есть если вдруг в обществекто-либо заводил вист и открывали бутылочку шампанского, он становился задорнее всех прочих и был самою душою этого вечера; если же вдруг где проходила скорбная весть, он в тот же миг был хмурен и мрачен так, как и сама смерть не может быть, и даже плакал от чистого сердца и подбивал сочувствовать других; говорили ли веселую историю, он издесь рассказывал свою, еще даже веселее прежней; были ли например танцы, он танцевал лучше всякого немца.

На все свое дело он не любил уделять время и проводил его беззаботно, как бы не обращая даже внимания. Всесуетливые обязанности он поручал своим начальникам, а сам же тем временемотпускал визиты и учинял банкеты. Впрочем, иногда он был очень рассудителен и носил солидные костюмы из сукна оливкового цвета. Было же ему лет тридцать девять, а вихры и лохматые брови его напоминали мне философа-дуалиста.

Другим был Антон Алексеевич Запрудин, очень юркий и заносчивый человек тридцати лет, самый молодой из них, и самый так сказать затейливый. Он был что называется ближним другом Назарова и их двоих редко можно было увидеть по раздельности, а когда же он все таки был один, то есть без Назарова, то найти его можно было у себя на суконной фабрике, где он только лишь делал всем погоду. Например мог обругать кого-либо за то, чтосам он не знал как устроено дело, а обруганный знал. Или же мог заставить вычистить швея свой швейный станок, который и без того чистился на дню по три раза. То есть он попросту накидывал на себя важность и придавал большую значимость своей должности; хотел так сказать быть хоть и в мизерной фабрике, а все же императором. Самая же фабрика досталась ему по наследству и из нее он с жадностью вытягивал последнюю копейку, как какой-нибудь плут-картежник. Был он высок, веселый и радостный, любил смеяться и курить кальян. Не мог дольше одного дня усидеть на месте и появлялся в любом почти обществе не весьма благородного тона. Сама же фабрика ему также была не нужна, но за то, когда я справился у Назарова об других поставщиках сырья, то он тут же и посоветовал мне обратиться к его приятелю, что тут же и было исполнено, поскольку Запрудин поставлял мне много хорошей кожи и ниток.

Эти двое последних и впрямь не походили на действительных предпринимателей, а больше всего на каких-то там мошенников и плутов, не могущих справиться даже с собственным туалетом. Словом, они были два шута, и они также не заморачивались никакой сложностью, а всегда искали легких путей и наслаждались беспечною обыденщиной. Трудно, очень трудно поверить в их хоть какой-либо успех, но все это, однако ж, действительно было так. Иной раз, смотря на человека, даже и не подозреваешь его истинную личину. Вот так и эти, с виду были недалекими Ваньками, а на деле капиталисты. В дальнейшем один познакомил меня с другим, и уже вдвоем, весело и бойко, они свели меня с третьим, весьма почтенным купцом, богачом, какой годится в пример всякому губернскому откупщику.

Звали же его Архип Савельевич Гаврилов и был он из нас всех старше, на голову выше и здоровей, в точности абсолютный медведь. Но с виду и особливо на своем лице он был очень мил и заботлив; дело свое знал тонко и превосходно им занимался. Торговал же он многими товарами, но более всего я ценил его дерево и кость, которые мне были очень нужны. Он имел также широкий лоб и мощную бороду, и всегда любил послушать какие-то новые историйки и события. Умом же своим он от многих отличался благоразумием и осторожностью, всегда был рассудителен, а его разговор отзывался сильным познанием жизни, мудростью и сердцеведением.