Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 18

— Да, есть немного.

— Чудной странный или опасный странный?

— Еще не знаю.

Она прибавила бы что-нибудь, но автомобиль потряхивало на неровной дороге, а вид по обеим сторонам запыленной трассы не располагал к разговорам: серый, унылый, не на чем остановить взгляд. Поневоле засмотришься на Тора.

Он был сильным и казался очень самоуверенным. Едва ежедневные новости прервал репортаж о неподъемном молоте, обнаруженном каким-то фермером, плечи Тора распрямились. Джейн впервые увидела на его лице улыбку. Энтузиазм, бодрость, второе дыхание отражались в горящих голубых глазах. Такой человек… или бог… сделал бы все возможное, невозможное, а потом и немыслимое. Только бы получилось…

Что не получилось ничего, Джейн поняла по крику, который наверняка услышали бы и в соседнем штате. Сотня децибел боли, разочарования и горечи… Теперь Джейн была уверена: Тор — отчаявшийся странный, потерявший все.

Ей и доктору Селвигу удалось вырвать его из когтей «Щита», но вернуть надежду тому, кто утратил часть самого себя, непросто. «Ты доверилась незнакомцу?» — спросил бы отец, глядя исподлобья. «Я доверилась такому же, как я», — ответила бы Джейн.

В один из этих безумных дней чудовище высотой с одноэтажный дом пришло уничтожить Пуэнте-Антигуо. Даже асгардские друзья Тора оказались беспомощны, а у него самого было не больше шансов, чем у муравья.

«Безумие», — мелькнуло в голове Джейн, когда безоружный Тор вышел навстречу Разрушителю. Возможно ли, чтобы среди хаоса и осознания полной безнадежности в человеке пробудился герой? Отец сказал бы, что только так и рождаются настоящие герои.

От удара Разрушителя Тор отлетел в сторону, и мир будто подернулся гигантской серой завесой. Джейн видела лишь медленно стекающую по щеке Тора кровь, прикрытую золотыми прядями.

— Нет, — едва шевеля губами, Джейн ощупывала лицо возлюбленного, как в их первую встречу.

Он пробудился иначе, чем тогда. Джейн помнила его тяжелый вздох и черную точку над крышами, превратившуюся в молот. Помнила, как пальцы Тора обхватили рукоять и дыхание сдавило от ужаса и восторга.

Тор заново обрел силу, победил Разрушителя и стал народным героем. А затем на глазах у всех преклонил колено перед Джейн с предложением руки и сердца. Кольцо с бриллиантом дрожало в его пальцах. Сказка о прекрасном принце и любящей принцессе закончилась. Началась история.

На следующий день жизнь Джейн оборвалась.

— Изабелла? — ее звали из внешнего мира, мозаика мыслей и воспоминаний меркла.

— Изабелла! — Джон Доброе Сердце бросился к ней. Вражеская стрела пронзила его шею и вышла под горлом. Пахнуло кровью и смертью.

Изабелла уже умирала, как сейчас Джон, — не успев ничего осознать, кроме: «Это всё».

Напротив стоял Черный рыцарь, но Изабелла смотрела на того, кто был позади.

Разорвать всеобщее оцепенение, использовать преимущество и возобновить битву было бы удачной идеей. Но не в этот раз.

— Ты опоздал, — прорычал бог грома, брезгливо отбрасывая врага.

Джейн… Изабелла не замечала никого, кроме грозного воина, закрывшего собой солнце. Тени огрубляли черты лица, хищный оскал терялся в светлой бороде, грани молота посверкивали древними рунами.

— Эй! Наш король… — пролепетал кто-то, глядя на другую сторону подъемного моста.

Там, широко расставив ноги, возвышался младший брат Тора. Зеленый плащ и черные волосы колыхались от ветра, и даже на расстоянии пятидесяти шагов Изабелла видела, как улыбается бог хитрости и обмана.

Тор вновь поднял молот, а Локи — магический жезл. Долгий путь Короля, Охотника и Золотого Рыцаря завершился, но время битвы начало новый отсчет.





========== Глава двенадцатая. Цена могущества ==========

Равенна сидела в пустом зале, выпрямив спину и сжав подлокотники трона. Сидение впервые казалось слишком жестким, а обивка под пальцами — чрезмерно грубой. Престол больше не признавал ее, придворные ничтожества предпочли дрожать от страха в своих закутках, слуги куда-то разбежались. Как же они все отвратительны и мерзки в своей слабости.

Внутренним взором Равенна видела все, что происходило во дворе замка, и в груди становилось все теснее и жарче. Убей она Генриха еще в брачную ночь — сейчас не пришлось бы наблюдать превращение обычного смертного королька в могущественного мага. С другой стороны, наконец-то ей встретился достойный противник.

Магическая энергия невидимыми волнами расходилась от длинного изогнутого жезла в руке врага. Острое навершие напоминало клешню какой-то морской твари, но гораздо большую опасность представляло сердце жезла — продолговатый камень, сияющий бело-голубым светом. Его глубины манили, переливы притягивали взгляд и, похоже, останавливали время для любого, кто засмотрится на него, — даже для великой колдуньи. Равенна заставила себя отвести глаза от волшебного камня. Это всего лишь безделушка, и чужак с внешностью Генриха — не единственная проблема.

Какой-то грязный оборванец из свиты мальчишки тоже оказался колдуном, и воздух вокруг его молота мерцал и плавился от магии. Колдун поднял оружие, и тучи, до этого момента закрывавшие все небо ровной белизной, разом потемнели. Они сгустились над замком, сделав небо низким и грозным, и ударила молния такой силы, что осветила все поле боя. Земля разверзлась под ногами Черных рыцарей, а тех, кого не поглотила твердь, добивали пришедшие в себя мятежники.

— Проклятье! — Равенна хлопнула по подлокотнику и скрыла картину боя от внутреннего зрения. Престол мелко задрожал, как дрожит в лихорадке умирающий.

Королева ринулась из зала, мысленно обращая новоиспеченных колдунов в камень и кроша эти статуи в пыль.

Под рокот грома и глухой по сравнению с ним лязг стали Равенна взбежала по витой лестнице северной башни. Ничего пока не кончено! У нее остался последний и самый сильный союзник. С его помощью она уничтожит и Генриха, и мальчишку с молотом, и всех этих ничтожеств, которые посмели перейти ей дорогу.

В круглую комнату на самой вершине башни никогда не заходили слуги и не проникали солнечные лучи. Зато под потолком горели негаснущие светильники, освещая начертанную углем пентаграмму на полу и огромный камин у дальней стены. Равенна бросилась на колени перед камином и чуть не опрокинула стоящую рядом чашу. Не глядя, зачерпнула из нее горсть серого порошка, кинула на тлеющие в углублении угли. Комнату вмиг озарило багровое пламя.

— Равенна… Я знал, что ты придешь ко мне, — раздался низкий голос, который не мог принадлежать ни одному смертному.

Королева склонила голову. Три столетия прошло, а она до сих пор покрывается мурашками от звуков этого голоса.

— Господин, я прошу о помощи! Дай мне сил, чтобы победить Генриха.

Осторожное молчание сменилось долгим, долгое — вечным. Мир наверняка успел умереть и возродиться, а в этой комнате время словно застыло.

Наконец огонь спросил, обволакивая обманчивой ласковостью:

— Ты помнишь наш уговор, Равенна?

— Да, — прошептала она. — Побеждать, не зная поражений. Я всегда держала слово, господин.

— Но не в этот раз. Тебе не хватает сил, которыми я наделил тебя, и ты просишь помощи. Это поражение. Слабость недостойных.

— Да, — то ли она ответила, то ли просто шевельнула губами.

Равенна склонилась еще ниже, и корона покачнулась. Одна из булавок, помогающих удерживать ее в высокой прическе, выпала и ударилась о пол.

Голос из огня властно зазвенел:

— Я помогу тебе в последний раз, но если ты проиграешь, то тебя постигнет участь обычной смертной.

Погаснув в камине, пламя вспыхнуло на запястье Равенны и побежало, будто искры по фитилю, по тонкому шраму. Королева резко поднялась и ступила в центр пентаграммы, наблюдая, как огненные нити обвивают руку, плечо, шею, пробираются по другой руке и охватывают все тело. Платье, не сгорая, трепетало в алых языках, и черные бусины на таком же черном атласе казались бездонными зрачками многоглазого чудища. Кожа Равенны пузырилась, шипела и лопалась, но королева не чувствовала боли. Могущество, о котором и помыслить нельзя, наполняло ее изнутри и разливалось по тому, что осталось от ее плоти. Перед глазами в дрожащем мареве мелькали образы из прежней жизни: завоеванные королевства, троны один богаче другого, свадьбы с правителями, одинаково влюбленными в нее, казни недовольных… Все пожирал огонь, в котором рождалась новая Равенна.