Сила Трех

Тор помнил, как впервые увидел чудище, закованное в сталь… Нет, он весь состоял из стали. Чешуя сверкала на солнце, дышала смертью, и тысячи ее частичек скрепляла магия. Ни одного уязвимого места, никаких слабостей. Разрушитель, созданный уничтожать врагов, никого не щадил. И Тор должен был сразиться с ним, пусть и не обладая прежним могуществом.

Как победить зло, способное легко сжать и расплющить несокрушимое? Что Тор мог противопоставить Разрушителю? Лишь свои убеждения и желание защитить невинных.

Он не думал ни о славе, ни о заслугах. Слава бесполезна, если герой покрыл себя позором. И невелика заслуга того, кто просто крушил противников и махал молотом. Но Тор вышел к Разрушителю, откинув железку, которой прикрывался, словно щитом. Нет, с этих пор он сам — щит, охраняющий жителей Земли.

От удара Разрушителя затрещали кости, и в голове Тора на миг что-то погасло. Однако за один миг произошло многое: Тор будто сквозь пелену услышал слова, почувствовал прикосновение Джейн на своей щеке. Умер ли он? Возможно, отчасти. Прежний Тор — умер. Но защитник, достойный быть богом грома, возродился. Поэтому к Тору вернулись жизнь, силы и Мьёльнир.

Он разбил Разрушителя, буквально впечатав в землю молотом. От яростного света, полыхнувшего изнутри врага, Тор чуть не зажмурился. Но он превозмог себя: гибель этого противника он должен был увидеть.

Победив Разрушителя, Тор одолел самого себя, но разобраться с Локи было труднее. Ледяной великан или нет, Локи оставался его братом. Они росли вместе, а теперь их объединила любовь к одной и той же женщине.

— Я люблю ее, — почти прокричал Локи перед поединком.

Она тебя даже не знает, хотелось ответить Тору. Но он уже понял, что любви не нужно много времени, если мужчина уверен в своем выборе.

Мир трещал по швам и раскалывался на мелкие неправильные кусочки, пока Тор и Локи бились за лидерство, власть и любовь. Пальцы Тора помнили прохладу кольца, которое он подарил Джейн, губы хранили ее тепло, но сейчас руки асгардца горели, пытаясь отразить заклятия Локи, а на губах стыл иней. Ярость Локи замораживала все вокруг, ноги Тора спотыкались о прозрачные кристаллы, в которых плясал огонь. Младший брат смеялся и плакал, выплевывая в брызгах слюны беспощадное: «Когда разберусь с тобой, я нанесу ей визит». Ей. Джейн.

Бог грома… наследник Асгарда… Все забылось. «Убить!» — взбесилась мысль. Его проклянут и назовут братоубийцей, ну и пусть. Тор увернулся от удара и вскочил, целя молотом прямо в грудь Локи.

И тут — ветер. Возникший ниоткуда и раскидавший двоих богов в стороны, как маленьких детей. Кто посмел?..

Тор замер и проглотил вопрос: асгардца пригвоздил к месту суровый взгляд отца. Один пробудился от долгого сна, чтобы в решающий момент спасти сыновей. В последний раз.

***

Генрих был кем угодно, только не собой. Человек с его чертами лица, но в странных одеждах змеей скользил между противниками, движением руки создавая не отличимых от него двойников. Обманывал и запутывал, а затем громко смеялся, всаживая кинжал в грудь противника по самую рукоять. Снег захлебывался хохотом вместе с ним и разносил по ветру темную кровь, смешанную с песчинками льда.

Генрих… нет — Локи… услышал сквозь вой ветра крик:

— Жжётся! Не дайте им коснуться вас!

Кто это: рыжий громила-бородач или быстрый, словно вихрь, мечник? Может, брат… Тор… Не важно: кто-то из друзей. Вот только услышать — одно, а избежать гибельного прикосновения — совсем другое. От хватки ледяного великана вены Локи мигом вздулись, но кожа лишь посинела, как… у самих великанов.

Та битва изменила многое. Шаткий мир между королевствами… Асгардом и Йотунхеймом… обратился в пыль. Мечник, не знающий поражений… Фандрал… был серьезно ранен, и осознание собственной уязвимости поразило асгардцев страшнее громового удара. За безрассудство Один наказал Тора изгнанием. Локи видел, как брата выбросило из мира, а прежде чем отправить следом драгоценный Мьёльнир, отец изрек: «Кто бы ни взял этот молот — если достоин, будет обладать силой Тора».

Если достоин… Неужели Всеотец не видит, что его младший сын заслуживает больше, чем тенью следовать за старшим?

Теперь Локи узнал правду. Она буквально проступила синими пятнами на руке, и ему осталось лишь заявить о своих правах.

— Сын Лафея… Ты не так все понимаешь, — выдавил Один, прежде чем потерял сознание.

Но Локи понял правильно: Один не был его отцом, а был правителем, привезшим с войны трофей — младенца, вражеского наследника; Фригг была не матерью, а могущественной ведьмой, создавшей видимость, что Локи асгардец; ее стараниями он выглядел, как асгардцы, жил, как они. А Тор… Он с самого детства был лишь соперником. Локи сын Лафея и будет действовать, как отец.

Необходимо было убедить Тора в смерти Одина. К счастью, Мьёльнир разбил братцу сердце: оружие не признало его, и он не смог даже сдвинуть молот с места. Ужасная потеря. Зато в состоянии помешательства Тор поверил бы чему угодно. Пройдет время, он примирится с изгнанием, а эта смертная — Джейн Фостер — излечит его уязвленное самолюбие. А Локи будет править Асгардом после Одина.

Но случилось то, что не входило в планы Локи.

Магическое зеркало могло показать все, что происходит в любом из миров, и Локи передергивало и корежило от каждого любопытного взгляда, который Джейн бросала на Тора. Так на непобедимого бога грома смотрели большинство девушек Асгарда, и сходство с ними делало смертную… обычной? Неинтересной? Заурядной? Нет, не то.

Джейн с ее суетливой беготней, разговорами о науке, азартом игрока и верой мудреца не походила ни на одну женщину. Она оживленно обсуждала с друзьями вероятность существования других миров, и ее глаза горели. Выпытывала правду у Тора — и Локи понимал, что сам поделился бы с ней любой тайной, только бы она продолжала так смотреть. Но она смотрела на Тора, и Локи хотелось разнести зеркало вдребезги.

Увидев ее в объятиях брата, он чуть не отказался от первоначального плана. Но Разрушителю отводилась роль в конце представления, никак не раньше. Поторопить события значило потерять преимущество. Лафей — не Тор, над ним ловушка должна закрыться неслышно.

В какой момент Локи ошибся? Понадеявшись на силу Разрушителя и беззащитность Тора? Допустив, что друзья братца сбежали и рассказали правду? Или раньше — когда впервые засмотрелся на возлюбленную Тора? Одно хорошо: Локи удалось обмануть самого Лафея. Правитель Йотунхейма слишком жаждал власти над Асгардом и не заметил подвоха со стороны собственного сына. Сын Лафея… Нет — сын Одина. Локи действовал, как кровный отец, чтобы заслужить благодарность приемных родителей. Это он убил Лафея! Он спас Одина! Локи уже считал себя полноправным властителем Асгарда, мысленно примерял золотой венец. И лишь одна женщина была достойна сидеть на троне рядом с ним.

— Я люблю ее, — прорычал он, прежде чем ринуться на брата.

Этот бой был предрешен давно. Никогда Локи не чувствовал себя настолько вправе карать и миловать, разрушать, подчинять и даровать жизнь. Сын Лафея, освободивший свой гнев. Сын Одина, прошедший долгий путь к триумфу.

Удары металла о металл отзывались в ушах Локи звоном сотен мечей. Воины вынимали их из ножен и приветственно кричали. «Да здравствует король Локи!» — слышалось ему в непрерывном треске: ледяная паутина разрасталась, опутывая пространство. Скоро все закончится.

Он не успел нанести брату последний удар. Их разбросало в стороны, и Локи еще успел подумать, что герои так не падают. Колено саднило, голова гудела. Шлем слетел с головы, перевернулся и упал к ногам того, кто посмел прервать поединок.

Один-Всеотец, сверкая единственным глазом, стоял над Локи, грозный и непоколебимый. «Пришел, чтобы посмеяться?» — едва не выплюнул Локи, хотя разумом понимал: Один пришел, чтобы преподать сыновьям самый жестокий урок.

***

Верховный бог Один стоял, опершись на перила. Весь Асгард с его великолепием лежал внизу, осиянный солнцем, но перед внутренним взором Одина были не стрельчатые окна домов, а сотни летящих стрел, лучи отражались не от шпилей башен, а от шлемов и оружия, не нарядные асгардцы сновали по оживленным улицам, а воины в окровавленных доспехах рубились на поле битвы. Яснее всего Один видел двоих, застывших, словно под действием чар. Как бог Асгарда Один не мог без крайней необходимости вмешиваться в дела смертных. Они признавали власть другого Бога, но Он, как и Один, был Отцом. Отцу, любящему своих детей, можно простить небольшую хитрость. Властитель Асгарда провел перед собой рукой, словно убирая невидимую преграду, и сощурил глаза. Асгардская магия защитила Генриха и Эрика: никто не смог бы навредить им, пока они вспоминали.