Псих. Дилогия

Лишённый дыхания, судорожно раззявивший рот Карп выглядел жалко. Но здесь и сейчас пожалеть пусть и поверженного, но недожатого противника - означало проявить слабость, это я сознавал чётко. Потому взял охотника за горло. Не шутя, всерьёз. Прошипел - ему в лицо, но так, чтобы слышали и остальные:

- Ещё раз моего механика Сглазом назовёшь - и ты не жилец. И имей в виду. Мне в штрафбате пятерик отмерян. Проживу я его вряд ли, сам понимаешь. Так что терять мне нечего.

Я этого не думал на самом деле. Не думал, даже уже столкнувшись со смертью лоб в лоб. Несмотря на всю печальную статистику - не думал. Но ляпнул вот пьяным языком по наитию. И лишь произнеся вслух, вдруг понял, что сказал правду.

И ощутил, как захолодело под ложечкой. Словно ненароком напророчил сам себе.

Нет, это придурь пьяная. Суеверие-то заразно, оказывается. Исподволь, с парами спирта в мозг просачивается.

Пить нельзя столько, вот и всё.

- Пусти его, - неуверенно воззвал кто-то со стороны. - Придавишь же, и впрямь. Пусти, слышь, ты, психованный? Он ведь не всерьёз, так, покуражиться хотел.

Только тогда я сообразил, что все ещё держу за кадык хрипящего и закатывающего глаза Карпа. Словно обжёгшись, отдёрнул руки от его горла. Поднялся на ноги.

Барак как-то необычно притих.

Наверное, я был убедителен.

А ведь я только что чуть не задушил человека. Собственными руками. Ни за что, в общем-то, и не со зла даже. Так, по ситуации.

На мгновение мне сделалось страшно.

- Уберите от меня психа этого, - запоздало просипел с пола раздышавшийся Карп. - Чего он, в самом деле... за технаря-то.

- Имеет право, - угрюмо и веско отрезал Одноглазый, неслышно приблизившийся вместе со своей свитой. - Его технарь, ему с ним работать. А у тебя, Карп, язык что-то стал не по рангу длинен в последнее время.

Одноглазый был старожилом и главным авторитетом барака. На вылеты он уже не ходил, формально - по причине увечья, но отчего-то оставался в штрафбате и на базе. Я предполагал, что держат его здесь именно ради способности железной рукой поддерживать порядок в среде штрафников. В бараке, где после вылетов начинают вовсю гудеть враз отпущенные струны нервов, такой человек необходим - никакие "поводки" тут не помогут и не выручат.

В первый же день нашего прибытия Одноглазый имел столкновение с Брыком. Брык, опытный уголовник, едва разобравшись в местной иерархии, сходу заявил, что летать "уткой" ему не по рангу. Привёл в поручительство авторитетные имена. Словно документы с печатями, предъявил татуировки. И уселся на койку, уверенный в себе и в своей правоте.

- Здесь тебе не зона, - тускло произнёс Одноглазый. - Тут свои порядки.

- А ты кто такой, что порядки устанавливаешь? - задиристо поинтересовался Брык. - Я о тебе не слыхал. За тебя кто поручится?

Одноглазый встал. Неторопливо сделал несколько шагов, наклонился к сидящему Брыку. И что-то прошептал ему на ухо. Что - никто не услышал.

- Чем докажешь? - спросил побледневший, но держащий марку Брык.

Одноглазый повернулся к штрафнику спиной.

- Я к тебе со всем уважением, - выговорил он глухо, немигающим взглядом буравя пространство.

Единственный, ярко-голубой глаз на сером ноздреватом лице смотрелся жутковато.

- Я тебя не знаю, - негромко продолжил авторитет. - Но ты назвал имена уважаемых людей. Я отнёсся с пониманием.

Он помолчал. И заговорил снова - после паузы:

- Но ты повёл себя неблагодарно. Ты меня обидел, нет - оскорбил. Ты усомнился в моем слове. И теперь я думаю - может, ты судишь по себе? Может быть, ты просто случайно услыхал те имена, на которые ссылаешься?

И Одноглазый кивнул своей "свите".

Полчаса спустя Брыка, избитого до беспамятства, уволокли в лазарет. Никто не вступился за бывшего авторитета учебки. Я тоже.

Возможно, я повёл бы себя иначе, если бы требования Брыка не были столь вопиюще несправедливы. А может, я успокаиваю подобными соображениями совесть.

В общем, никакого разбирательства по поводу избиения не было. Правда, Брыка не покалечили - уже на следующий день мы узнали, что его допустят к полетам максимум через неделю.

Но никто из штрафников больше не выступал против слова Одноглазого.

И вот теперь авторитет испытывал на мне свой гипнотизирующий взгляд.

- Карп, сгинь с горизонта, - скомандовал он тихим, совсем не приказным тоном.

Охотник исчез, словно растворился в тускловатом свете люминофор.

- А мы побеседуем с этим, э... психом, - закончил фразу Одноглазый; как всегда, неторопливо.

И замолчал.

Я молчал тоже. Оправдываться не собирался, объяснять что-либо - тем более. А начинать разговор первому мне было не с руки.

Одноглазый уселся на ближайшую койку, покряхтел, устраиваясь поудобней. Помедлив немного, небрежным жестом ткнул в койку напротив.

- Присаживайся.

Я кивнул благодарно, сел.

- Ещё вчера ты был салагой безымянным, - издалека повёл речь авторитет. - Нынче ты человек, крещение прошёл, вступил в наше братство скорбное. Представь себя.

Я рассказал - очень коротко. Назвался, обозначил статью и срок. Осуждён впервые. В предвариловке сидел в Тихушке, Ареса, Матрия.

- Ареса, - задумчиво повторил Одноглазый, пожевал губами. - Ареса знаменита Норой. Оттуда знаешь кого-нибудь?

Я припомнил Груздя, других мастеров банды. Одноглазый слушал внимательно, но выражение лица сохранял непроницаемое, и совершенно нельзя было понять, говорят ему что-то названные мной имена или нет.

- Я слыхал об одном уважаемом человеке, обосновавшемся в Норе, - сказал наконец авторитет. - Имя ему Дракула. Такого знаешь?

Вот этого я не ожидал. Случайно Одноглазый о Дракуле речь завёл, или информацию имеет? Что ему известно?

Я заговорил осторожно, словно вступая на тонкий, скользкий лёд.

- Это был главарь конкурирующей банды. Мы воевали с ними... за сферы влияния.

- А почему же ты говоришь - "был"? - удивился авторитет очень натурально. - Неужели его разжаловали?

- Он погиб.

- В самом деле? Ай-яй-яй. И как же?