Страница 5 из 11
– Да, – отвечает Лале по-русски.
Они улыбаются.
Лале наблюдает, как они принимают тяжелые глиняные плитки из пары рук, высовывающейся из-за края крыши, подползают к тому месту, где были уложены последние, и аккуратно укладывают их внахлест, а потом возвращаются к лестнице за следующей партией черепицы. Русские были правы: работа не сложная. И вскоре Лале принимается за укладку черепицы. В теплый весенний день лишь муки голода и спазмы в желудке мешают ему догнать более опытных рабочих.
Через несколько часов им разрешают сделать перерыв. Лале направляется к лестнице, но русский останавливает его:
– Безопасней остаться здесь. На высоте мы не так на виду.
Лале идет за рабочими, очевидно знающими, где удобней всего сесть и вытянуть ноги: на углу, где для усиления крыши применяется более прочная древесина.
– Давно вы здесь? – спрашивает Лале, как только они устраиваются.
– Думаю, около двух месяцев. Через какое-то время становится трудно понять.
– Откуда вы прибыли? То есть как сюда попали? Вы евреи?
– Не все вопросы сразу.
Русские посмеиваются, и тот, что помоложе, крепкий работник, закатывает глаза, удивляясь неведению новичка, не знающего пока своего статуса в лагере.
– Мы не евреи, мы русские солдаты. Мы отстали от своей части, и долбаные фашисты взяли нас в плен и заставили работать. А ты? Еврей?
– Да. Я из большой группы, привезенной вчера из Словакии. Все евреи.
Русские переглядываются. Старший отворачивается, закрыв глаза и обратив лицо к солнцу, предоставив своему товарищу продолжить разговор.
– Оглянись вокруг. Отсюда видно, как много блоков еще строится и какую территорию им надо продолжать расчищать.
Лале приподнимается на локтях и оглядывает обширное пространство внутри забора под током. Вдаль простираются ряды бараков наподобие того, который он помогает строить. Мысль о том, чем может стать это место, повергает его в ужас. Не желая обнаружить свое отчаяние, он не знает, что сказать. Сев на прежнее место, он отворачивается от товарищей и пытается совладать со своими чувствами. Не надо никому доверять, не надо много рассказывать о себе, следует быть осторожным…
Рабочий пристально смотрит на него:
– Я слышал, как эсэсовцы хвастались, что это будет самый большой концлагерь.
– Это правда? – переспрашивает Лале громким шепотом. – Ну, если нам предстоит вместе его строить, мог бы сказать, как тебя зовут.
– Андрей. А этот большой олух – Борис. Он почти не разговаривает.
– Здесь за разговоры могут и убить, – бормочет Борис, протягивая Лале руку.
– Что еще вы могли бы мне рассказать о здешних людях? – спрашивает Лале. – И кто такие эти капо, черт подери?
– Скажи ему сам, – зевает Борис.
– Ну, здесь есть еще русские солдаты вроде нас, но их немного, и есть разные треугольники.
– Такие, как зеленый треугольник на одежде у моего капо? – спрашивает Лале.
Андрей смеется:
– О-о, зеленые – хуже всего. Это уголовники: убийцы, насильники, всякие такие. Из них получаются хорошие охранники, поскольку люди они ужасные. – Помолчав, он продолжает: – Другие попали сюда из-за своих антифашистских взглядов. Они носят красный треугольник. Есть немного с черным треугольником – это лентяи, которые долго не протянут. И наконец, есть ты и твои друзья.
– Мы носим желтую звезду.
– Да, вы носите звезду. Ваше преступление в том, что вы – евреи.
– А почему вы не носите никакого знака? – спрашивает Лале.
– Мы просто враги, – пожимает плечами Андрей.
– Они унижают нас тем, что раздают всем нашу военную форму, – фыркает Борис. – Хуже этого нельзя было придумать.
Звучит свисток, и трое мужчин принимаются за работу.
Тем вечером заключенные из блока 7 собираются небольшими группами, чтобы поговорить, поделиться тем, что успели узнать, и задать друг другу вопросы. Некоторые уходят в дальний конец барака, где возносят молитвы своему Богу. Эти молитвы какие-то непонятные. Молятся ли они о наставлениях, мщении или примирении с реальностью? Лале кажется, что без наставлений раввина каждый человек молится о том, что для него наиболее важно. И он решает, что это правильно. Он ходит между группами, слушает, но не принимает участия в разговоре.
К концу первого дня Лале выудил все возможные сведения у своих русских товарищей. Оставшиеся дни недели он руководствуется своими соображениями: ходит с опущенной головой, делает, что ему велят, никогда не спорит. В то же время он наблюдает за всеми и за всем происходящим вокруг. Глядя на конструкцию новых строений, он осознает, что немцы ничего не смыслят в архитектуре. Там, где возможно, он прислушивается к разговорам и пересудам эсэсовцев, не знающих, что он их понимает. Они дают ему единственное доступное для него оружие – информацию, и он запасает ее впрок. Бо́льшую часть дня эсэсовцы стоят вокруг, курят, прислонясь к стенам, глядя на все вполглаза. Подслушивая, Лале узнает, что комендант лагеря Хёсс – ленивый ублюдок, почти никогда не показывающийся на людях, и что условия для немцев в Освенциме лучше, чем в Биркенау, где им не выдают сигарет или пива.
Лале выделяет из всех одну группу рабочих. Они держатся особняком, носят гражданскую одежду и без боязни разговаривают с эсэсовцами. Лале намерен узнать, кто эти люди. Эти заключенные никогда не берутся за доски или черепицу, а свободно разгуливают по лагерю по своим делам. Его капо – один из них. Как получить подобную работу? Такое положение легче позволило бы ему узнать о происходящем в лагере, о планах в отношении Биркенау и, что более важно, о собственных перспективах.
Лале на крыше укладывает черепицу под горячими лучами и тут замечает идущего в их сторону капо.
– Давайте, ленивые придурки, шевелитесь! – кричит Лале. – Нам нужно закончить барак!
Он продолжает отдавать команды, когда внизу появляется капо. Лале взял в привычку приветствовать его почтительным кивком. Один раз заметил ответный кивок. Говорили они по-польски. По крайней мере, капо воспринимает его как подобострастного заключенного, с которым не будет проблем.
Капо бегло улыбается Лале и делает ему знак спуститься с крыши. Лале подходит к нему с опущенной головой.
– Тебе нравится эта работа на крыше? – спрашивает капо.
– Я буду делать то, что мне велят.
– Но каждый хочет облегчить себе жизнь, да? – (Лале ничего не отвечает.) – Мне нужен помощник. – Капо теребит истрепанный край своей гимнастерки от русской военной формы.
Гимнастерка ему велика, в ней этот щуплый человек должен казаться больше и сильнее тех, кем он командует. Из щербатого рта до Лале доносится резкий запах полупереваренного мяса.
– Будешь выполнять мои поручения. Приносить мне еду, чистить сапоги. Ты должен быть рядом, как только я позову. Выполняй это, и я смогу облегчить тебе жизнь. Если подведешь меня, тебе не поздоровится.
Лале встает рядом с капо, тем самым отвечая на его предложение о работе. Интересно, думает он, заключаю ли я сделку с дьяволом, превращаясь из строителя в слугу?
В прекрасный весенний день, не слишком жаркий, Лале наблюдает, как большой закрытый фургон проезжает мимо места, где обычно разгружают строительные материалы. Фургон скрывается за административным зданием. Лале знает, что неподалеку находится пограничный забор, и он ни разу не отваживался зайти в эту зону, но на этот раз любопытство победило. Он идет за фургоном с мыслью: я здесь живу и могу идти, куда захочу.
Остановившись, он выглядывает из-за угла здания. Фургон тормозит у какого-то странного автобуса, видимо приспособленного под склад. Окна его заколочены металлическими листами. Лале видит, как из фургона выводят десятки голых мужчин и ведут к автобусу. Некоторые идут по своей воле. Тех, кто сопротивляется, бьют прикладами винтовок. Другие заключенные волокут несогласных навстречу общей судьбе.