Страница 22 из 40
Е. О. Лихачева упоминает о посещении женщинами публичных лекций в Московском университете в своей знаменитой монографии по истории женского образования в России: «На отдельные лекции, например профессора Страхова по опытной физике, а также читавшиеся в 1807 году лекции профессора Буле по истории, археологии и изящным искусствам, дамы ходили, так же как и на лекции профессора Мерзлякова о русской словесности, читанные в 1812–1816 годах. В 1823 году было даже десять дам, из общаго числа 30-ти слушателей, на лекциях академика Шерера, который читал на немецком языке курсы “физико-химический и минералогический”, а “физико-химический с технологическим применением” – на русском. Эти лекции были платными – по 100 рублей за полный курс», – отмечает она298. Итак, в 1803 году Московский университет, учреждая публичные лекции, в том числе и по естественно-научным дисциплинам, приглашал посещать их не только любителей, но и любительниц наук. Во множественном числе. И, по отзывам современников, посещали их «московские дамы», а не одна какая-то особенная дама. Тоже во множественном числе. Здесь надо заметить, что, приглашая светских дам посещать свои аудитории, Московский университет мог руководствоваться некоторыми вполне практическими соображениями. Например, лично познакомившись с университетом, его профессорами и служителями, влиятельные дамы могли бы выбрать именно данное учебное учреждение для образования своих сыновей, что, безусловно, пошло бы на пользу университету. О том, что российские аристократки не только имели право голоса при решении будущего своих детей, в том числе и сыновей, и внуков, но что зачастую этот голос был решающим, свидетельствуют воспоминания. Например, известный историк литературы, автор классических учебников по истории русской литературы Алексей Дмитриевич Галахов (1807–1892) вспоминал: «По выходе из гимназии299 я не составил себе определенного понятия о выборе карьеры и положился на решение родителей. Отец, как помнится, думал повести меня по той же дороге, по которой шел немалое время, то есть записать меня в одно из присутственных мест Рязани, чтобы я там, служа и выслуживая чины, занял наконец какую-нибудь должность. Но мать решительно воспротивилась такому предположению. Она видела мою охоту к наукам и чтению, и ей больно было думать, что сын ее, кончивший гимназический курс первым учеником, остановится на полдороге своего образования. Конечно, – добавляет А. Д. Галахов, – при этом она не имела в виду сделать из меня учителя или профессора: такое намерение не согласовалось с общим мнением тогдашних дворян, относившихся неуважительно к ученому сословию; но, по крайней мере, она понимала, что университет дает известные права, с которыми и в службе, военной или гражданской, молодой человек идет более успешными шагами. И потому после долгих разговоров и многих совещаний, решено было отвезти меня в Московский университет»300. Наверно, А. Д. Галахов не был бы представителем своего времени, если бы не заметил далее: «Настояв на таком решении, мать моя едва ли постигала цену услуги, оказанной сыну; но сын и до сих пор свято чтит ее память, как память своей кровной благодетельницы»301. Другой пример. В краткой биографической заметке, посвященной доктору медицины, ботанику-любителю и известному коллекционеру и собирателю флоры Александру Егоровичу Ризенкампфу (1821–1895), Владимир Ипполитович Липский (1863–1937) писал: «Получил домашнее воспитание у своей бабушки, женщины замечательной по уму и образованности, Анны Ризенкампф (рожд. фон-Гине). Ей он обязан превосходным знанием языков французского, немецкого, английского, а также необычайной виртуозностью в музыке. По латыни он писал и говорил свободно. Пройдя последний старший класс в Ревельской классической гимназии, он поступил в С.‐Петербургскую Военно-Медицинскую (ныне) Академию»302. Сведения эти В. И. Липский почерпнул из рассказов Антонины Карловны Жмакиной (1845–?), знавший Александра Егоровича настолько «близко»303, что он завещал ей свои ботанические коллекции304.
Тем не менее на лекциях в Московском университете безусловно присутствовали женщины, не только подбиравшие учебное заведение для своих отпрысков, но и искренне интересовавшиеся науками или, возможно, следовавшие моде. Именно этими двумя причинами можно объяснить посещение женщинами публичных лекций, организованных Императорской академией наук в 40-е годы XIX века. А они их, судя по свидетельствам современников, посещали. Вот, например, отзыв журналиста о слушателях публичных лекций по астрономии, читанных Василием Яковлевичем Струве (1793–1864) осенью–зимой 1842 года: «Обращаемся к чтениям нынешней зимы. Это третья или четвертая зима, что Академия Наук отделяет одного из членов своих для ученой беседы с публикою, – разумеется, с частию публики, достаточно образованною для уразумения лекций на Французском или Немецком языках, на которых читают господа академики. Ныне вызвался читать г. Струве, один из знаменитейших наших ученых, об одной из поучительнейших наук. В среду, 25 ноября, происходило вступительное чтение великого астронома. Великолепно освещенная университетская зала наполнилась тысячью слушателей. В числе их изволил быть Его Императорское Высочество Генерал-Адмирал Константин Николаевич, со свитою; многие адмиралы, генералитет, академики, ученые, литераторы и дамы305 стеклись поучаться истинам астрономии из уст того, кому эта наука обязана многими приращениями»306. Через несколько лет, в 1850 году, историк живописи, беллетрист, цензор Давид Иванович Мацкевич (1819–1859) в одной из своих статей, посвященных образованию женщин, отозвался о посещении дамами публичных лекций В. Я. Струве следующим образом: «Что астрономия принадлежит к наукам, к которым женщины питают много сочувствия, может служить ясным доказательством успех публичных курсов об астрономии, читанных несколько лет тому знаменитым нашим астрономом Струве и профессором Зеленым307 – курсов, наиболее посещавшихся женщинами; многие из них сидели с карандашом, следили внимательно за лекциями и записывали слышанное»308.
Сохранились свидетельства того, что женщины посещали не только публичные лекции, но и другие публичные мероприятия в университетах и в Императорской академии наук, в частности магистерские и докторские диспуты. Например, 3 марта 1847 года московская жительница Елисавета Ивановна Попова (?–1876) записала в своем дневнике: «Защищать свое рассуждение о Ломоносове Аксаков будет в четверг. <…> Я непременно поеду на прение. О, если бы не было при университете графа Строганова, противника Аксакова, я вышла бы для прения и заметила бы сочинителю, что он мало развернул весь вред, произведенный у нас иностранцами…»309 По сведениям князя Н. В. Голицына, публикатора дневника, Е. И. Попова была дочерью книгопродавца и издателя Ивана Васильевича Попова, родилась предположительно в конце XVIII века, выросла в среде, близкой к литературным кругам Москвы310. Константин Сергеевич Аксаков (1817–1860) представил к защите в Московском университете свою магистерскую диссертацию «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка»311 6 марта 1847 года. В этот день Е. И. Попова писала в дневнике: «Я поспешила одеться и поскакала в университет, где была уже в три четверти 11-го. Войдя в залу, я увидела на правой стороне, во 2-м ряду кресел, Катерину Александровну312 и подле нее молодую девушку. Несравненная Катерина манила меня к себе, и я села позади ее, в третьем ряду, и увидела, что с нею сидела Машенька, сестра Аксакова. Мать его и сестра Вера не могли приехать сюда от сильной сердечной тревоги и поехали к обедне. Машенька, молоденькая девочка, напротив очень желала быть на диспуте, думая, что все заключается в том, чтобы брату ее прочесть что-нибудь из своей книги»313.
298
Лихачева Е. О. Материалы для истории женского образования в России (1086–1856). СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1899. С. 289.
299
Июнь 1822 г. (см.: Галахов А. Д. Записки человека. М., 1999. С. 69).
300
Галахов А. Д. Указ. соч. М., 1999. С. 72.
301
Там же.
302
Липский В. И. Флора Кавказа. Свод сведений о флоре Кавказа за двухсотлетний период ее исследования, начиная от Турнефора и кончая XIX в. // Труды Тифлисского ботанического сада. 1899. Вып. 4. С. 562.
303
Там же. С. 560.
304
Там же.
305
Курсив наш. — О. В.
306
О. Публичные чтения. Астрономические лекции академика Струве // Маяк, журнал современного просвещения, искусства и образованности духе народности русской. 1843. Т. 7. № 13. С. 20.
307
Речь идет об ученике В. Я. Струве Семене Ильиче Зеленом или Зелено́м (1812–1892), в 1837–1839 гг. читавшем астрономию в С.‐Петербургском университете в ее приложении к геодезии; в то время лейтенанте флота, впоследствии адмирале флота, директоре Гидрографического департамента Морского министерства, почетном академике Императорской академии наук с 1873 г. В 1844 г. С. И. Зеленой опубликовал курс лекций по популярной астрономии: Зеленой С. И. Лекции популярной астрономии, читанные публично, с высочайшего разрешения в Морском кадетском корпусе капитан-лейтенантом С. Зеленым с 25 ноября 1843 по 16 марта 1844. СПб.: Морской кадетский корпус, 1844. Можно предположить, что именно этот курс лекций имеет в виду Д. И. Мацкевич.
308
Мацкевич Д. И. Заметки о женщинах // Современник. 1850. № 3 (март). С. 67–68.
309
Попова Е. И. Из московской жизни сороковых годов. Дневник Елисаветы Ивановны Поповой / Под ред. кн. Н. В. Голицына. СПб., 1911. С. 38–39.
310
Подробнее об этом см.: Голицын Н. В. Введение // Попова Е. И. Из московской жизни сороковых годов. Дневник Елисаветы Ивановны Поповой. С. I–XV.
311
Аксаков К. С. Ломоносов в истории русской литературы и русского языка. Рассуждение кандидата Московского университета Константина Аксакова, писанное на степень магистра философского факультета первого отделения. М.: Тип. Степанова, 1845. 517 с.
312
Имеется в виду Екатерина Александровна Свербеева (1808–1892), урожденная княжна Щербатова, супруга писателя Дмитрия Николаевича Свербеева (1799–1876), хозяйка знаменитого философско-литературного салона.
313
Попова Е. И. Указ. соч. С. 41.