Верь

— Что? — рассеянно переспрашиваю.

— Скажи мне кто ты, — бросает на меня короткий взгляд, а затем снова на монитор.

— Может, я просто пойду обратно? — даже встаю, чтобы уйти, но он резко кричит на меня.

Прячу взгляд, смотрю себе под ноги. Как же это знакомо, отец тоже проделывал что-то подобное, когда я была маленькой. Так что я знаю, что делать, чтобы не нарваться.

— Скажи это, — говорит он снова, на этот раз просто чувствую его взгляд на себе.

По интонации понимаю, что он хочет услышать, хоть и не понимаю зачем. Но гордость играет во мне, так что вскидываю голову и смотрю в его черные глаза.

— Так кто ты?

— Человек, — отвечаю спокойно, и сразу же уворачиваюсь от пепельницы, полетевшей в мою сторону.

— Кто ты? — надавливает он на нужные слова.

— Человек, — повторяю упрямо, за что и получаю в лицо папкой.

Вытираю кровь с губы — неудачно увернулась, сложно считать траекторию одним глазом.

— Мне разрешить другим поиграть с тобой? — угрожает мне.

— А что, ты ещё не наигрался? — не удерживаюсь от иронии.

Смеётся натянуто и слегка страшно.

— Скажи то, что я хочу услышать, иначе сама об этом пожалеешь, — меняет тактику, и делает вид, что ничего не случилось.

Мерзкий взгляд проходится по мне и заставляет скривиться и отшатнутся.

— Значит, все-таки страдаешь зоофилией, — не скрываю своего отвращения.

— Я серьёзно, — угрожает мне.

Вот тогда становится страшно, я бы даже сказала жутко. Прикусываю губу, чтобы успокоить себя, отворачиваюсь в сторону.

— Я зверь, оборотень, ошибка природы и все ненавидят меня за то, что я вообще родилась. Так пойдёт? — не смотрю на него, слишком пугает желание убить его, если только попробует меня коснуться.

— Да, — бросает, снова уткнувшись в монитор.

— Теперь я могу уйти? — спрашиваю поднимаясь.

— Нет, возьми книгу и садись.

По сути, каждую неделю, два вечера я провожу в его доме, занимаясь чтением книжек. И это даже не самое странное, в последний такой вечер он ни разу не просил меня напомнить, что я тварь, а не человек. Наводит это всё на очень нехорошие мысли. Особенно слова о палатке, вот чувствую там очень отвратительный подтекст. Не понимаю, если он хочет секса, так чего к их охотницам не идёт, а на меня глаз положил? Я же страшная, особенно теперь. Инвалид по зрению, все время избитая. Думаю всё дело в поведении, иногда, кажется, он все время заставляет меня ему сопротивляться. Ему нравится, что не подчиняюсь потому, что остальные слушаются как зомби. Может, стоит играть покорность? В жизни бы так раньше не поступила, но видать желание выжить и не быть подстилкой, ой, как меняет приоритеты. Ложь, кражи, попытки убийства…. Кажется, я знаю к чему всё идёт.

Стою перед дверью в палату Таси, но не решаюсь зайти. Артур сидит на кушетке, листает что-то в телефоне. Поговорить с ним толком не получается, возможно потому, что он не желает слушать нравоучения и упрёки от «собачки», как он недавно выразился. Желание двинуть ему в лицо иногда меня пересиливает, но барьер в виде Таси мешает. Уж не знаю, что делает связывание с мозгами оборотней, но судя по ней — что-то страшное. Как можно испытывать что-то к человеку, посадившему тебя на цепь? Это за гранью моего понимания.

— Может, поговоришь с ней, наконец? — бросаю ему разозлившись.

— Я же говорил: со зверями не разговариваю, — отвечает, всё так же уткнувшись в мобильный телефон.

Да как он может? Она воет как сумасшедшая, стоит ему уйти со своего поста. У неё и так мало от человеческой половины осталось, а он ещё хуже делает. Он же знает — она все слышит. Вот же урод! А главное не понятно — зачем он вообще её оставил при себе? Зачем дрался с Радом и помогал после выстрела? Тот Артур, что я знала прежде, так отличается от охотника, словно две разные личности. Но в тот переломный момент он поступил так, как и должен был поступить старый Артур. Может на него это связывание тоже повлияло? Но странная вещь, я больше не чувствую той зависимости от запаха Кая, иногда от усталости даже нормально сплю. Может на людей оно и правда не действует? Иногда я припоминаю тот странный сон и могу сразу сказать, что в нём есть несоответствие — он сказал связывания нет, но что тогда у Марго и господина Дмитрова было? Что у Таси и Артура, если это не связывание? Что это такое? Мой бред иногда рисует странные сны, зачем-то напоминая о том, что я хотела забыть словно кошмар.

— Она не зверь, хватит делать вид, что не знаешь этого, — выбиваю его мобильный из рук, и он падает на пол.

— Совсем что ли с ума сошла?! — кричит, поднявшись на ноги, и я отпрыгиваю назад.

— О, так ты с собакой разговариваешь? Отлично, а теперь, наконец, поговори с ней! — толкаю его в дверь с разбега.

Вваливаемся в палату вместе, Тася даже подпрыгивает на кровати и натягивает на себя одеяло. Постойте-ка, при нем она своей наготы стесняется? Мать моя женщина, как все запущено-то. Закрываю дверь перед носом у Артура, он как раз на неё смотрел, так что не успел за мной. В коридоре хватаюсь руками за ручку, и упираюсь ногами в косяки, пока он пытается с той стороны её открыть.

— Открой дверь! — кричит.

— Ага, сейчас! Поговори с ней, тогда выпущу! — кричу и пыхчу от натуги.

Барабанить в дверь перестал, мимо меня прошла медсестра, покрутив пальцем у виска. Да знаю я, что это чистой воды детский сад, но, если это поможет перетащить его на свою сторону и вместе сбежать, то чем чёрт не шутит. Он же нормальный парень, был, по крайней мере. Всего конечно не знаю, но судя по реакции Таси ей плевать на то, что он делал раньше. Дура влюбленная, или скорее связанная. Как я к Говерле была привязана своими чувствами, странно я вспомнила о нем впервые за все время, видать чувства уже остыли, а мне казалось они навсегда.

Стою, подслушиваю, а там одна тишина, от напряжения уже уши в трубочку скрутились.

— Что слушаешь? — резко спрашивают возле уха, так, что я отпрыгиваю от дверей как ошпаренная.

Андрей появился как будто ниоткуда, честное слово. Улыбается своей мерзкой улыбкой, вроде взрослый дядька, а так себя ведёт. "Но-но" мне пальцем делает, словно ребёнку. И я тоже хороша, подслушиваю здесь чужие разговоры. А главное почти и не стыдно, больше интересно, что у них там.

— Постыдилась бы, обход мешаешь делать, — бросает с насмешкой мне, а затем открывает дверь в палату, чтобы с грохотом закрыть её обратно.

Реакция странная, очень даже. Поворачивается ко мне с улыбочкой и говорит:

— Может, пойдём на лавочке посидим? Погода такая хорошая!

Это румянец? Чем эта парочка там занимается? Тянусь к дверной ручке, но получаю по рукам.

— А что они там делают? — спрашиваю, когда он меня почти что вывел силком на улицу.

— Разговаривают, — отвернувшись в сторону, говорит, покраснев до малинового цвета.

— Скажи, а ты, когда меня за грудь лапал, что представлял? Что подушку мнёшь или что ещё? — не скрываю своей иронии.

Мимо как раз медсестры шли, каталку толкали, чуть вместе с ней не упали.

— Нет, конечно, я, как врач, проверял молочные железы на предмет опухли, — и главное, как важно это сказал, словно верит в каждое слово.

— Так меня точно ещё никто не домогался, — замечаю мрачно, садясь на лавочку возле входа в лазарет.

— А что тебя домогались? — и главное, как интересуется, словно и правда переживает и не он свои руки распускал.

Лицемер блин, прямо таки злость берет.

— Ага, этот ваш главный, например. Сказал, что завтра берет меня на охоту с ночёвкой.

— Это же не значит, что…

— Он перестал называть меня зверем, — перебиваю его, смотря на летние пейзажи с грустью.

— О, — кажется, наш врач тоже понял к чему все это идёт.

— Так я права в своих умозаключениях? — слегка склоняю голову на бок, изучаю собеседника.

Как глазки нервно бегают, явно не решается сказать мне правду.

— Я пока не понимаю, чего он пытается добиться. Такое впечатление, что это какой-то хитро-мудрый план, который не смогу понять, пока он не исполнится.