Страница 15 из 46
— Тем, что ты самый лучший парень, — я слишком занята тем, чтобы запечатлеть в памяти каждый момент, каждое касание, каждый взмах золотистых ресниц, прячущих плутоватый взгляд.
— Даже так? — мурчащим голосом уточняет обладатель этого плутоватого взгляда и утыкается носом мне в шею. — Ты так вкусно пахнешь…
— Не ешь меня, я тебе еще пригожусь! — в благоговейном ужасе шепчу, смеша его. Эдвард отстраняется, но перед этим невесомо касается губами кожи. Ему доставляет удовольствие то, как я реагирую на его выходки. Ему доставляет удовольствие «портить» меня. — О чем ты думаешь сейчас?
— О том, что будь мы одни, ты бы так легко не отделалась, — как же ему идет эта ухмылка… — Да и у нас грандиозные планы на сегодня! — я вопрошающе поднимаю левую бровь и скрещиваю руки на груди, всем своим видом говоря «какие такие планы?». Парень находит это забавным и расплывается в улыбке. — Я как-то обещал рассказать тебе о своем прошлом, помнишь?
— Угу.
— Просто рассказать было бы скучно. Поэтому я устрою тебе полное погружение!
— Ты предлагаешь мне ночевать в вагоне метро?
— Предложил бы, да боюсь, ты можешь простудиться, а у меня, к сожалению, нет возможности отпаивать тебя глинтвейном и кутать в сотню одеял, — Эд запускает ладонь мне под толстовку, якобы погреть. Теплые пальцы медленно рисуют круги у меня на спине, перебирают ткань рубашки, очерчивают позвонки. Ничего эротичного или возбуждающего в этом нет, только нежность и тепло.
— Как гулять до шести утра при +5 по Цельсию, так я не простужусь, а как спать в очень даже отопляемом вагоне, так сразу заболею! — негодую я и не удерживаюсь от колкости: — Мужчина, у тебя логика есть?
— Да как тебя встретил, так логика мне ручкой и сделала, — он пожимает плечами, вальяжно улыбаясь. — Мы обязательно переночуем в метро, если ты того хочешь, но в другой раз. Когда будет потеплее. А сегодня мы просто будем гулять, пока ноги не отвалятся, и есть сомнительный кебаб, на который нам еще предстоит заработать. Так что, если ты хочешь пообедать не в восемь вечера, нам пора идти.
Парень подхватывает черный чехол с гитарой, вешает его на плечо и начинает играть в великого конспиратора: вытаскивает из заднего кармана джинсов кричаще красную бейсболку, никак не сочетающуюся с зеленой толстовкой, и надевает её, пряча волосы. Я любуюсь мультяшным бульдогом, звездой горящем во лбу, но не долго. Эд и на мою головушку нахлобучивает точно такой же головной убор. Нам не хватает только золотых цепей на шеи для образа крутых реперов: оба в вызывающих бейсболках, мешковатых толстовках и кедах, не переживших, кажется, только великий потоп. Один с гитарой, другая с объемным рюкзаком. Оглядываюсь по сторонам, отмечая, что большинству нет никакого дела, а остальные теряют интерес к нашей прогрессивной парочке спустя пару секунд. Для меня, выросшей в маленьком городке, до сих пор причудливо то, как легко здесь можно слиться с толпой. Вот и сейчас, вклинившись в людской поток, мы будто растворяемся в нем.
— И, кстати, о холоде. Ты забыл, что я из России, где холодно с октября по май? Нас в школе при -10 заставляли ходить в тонких колготках по сугробам.
— И ты ходила?
— Я что, по-твоему, дура?
***
Мы топаем до Проспект Парка, радующего глаз свежей, не запыленной еще, зеленью. Здесь, конечно, нет милых сердцу березок с их нежными треугольничками листьев и сережками, но зато куча разновидностей кленов, дубов и лип. Листочки только-только освобождаются из плена почек. Стоит треск, с которым весна рушит ледяные стены сна. Треск почек, скрип ветвей, побеспокоенных ветром, и птичье щебетание. Невозможно прозрачная лазурь неба. И как этот совершенно иной мир очутился посреди шумного, пропитанного выхлопными газами, Бруклина?
Я дышу жадно, пуская весну в свои легкие, и не могу надышаться. Кинув косой взгляд на Эда, понимаю, что он тоже.
Какое-то время мы бродим по аллеям, ища место помноголюднее. Точнее, ищет его Эдвард, а я просто наслаждаюсь видами и следую за ним. Гуляю в быстром темпе, так сказать, ибо парень идет довольно быстро, даже когда я его притормаживаю.
Наконец мы выходим на перекресток, где офисный планктон коротает обеденный перерыв на скамейках, родители выгуливают своих малышей по травке, а подростки носятся на роликах и скейтбордах по ровному асфальту.
— Ты уже решила, что будешь петь? — вопрос Эда отвлекает меня от созерцания пухлощекого карапуза, с гиканьем и счастливым повизгиванием бегущего за голубем.
— Я петь? — искренне изумляюсь. — Эд, не сходи с ума. Не с моим голосом петь на публике.
— Да ладно, — он беззаботно улыбается, расчехляя гитару и кладя перед собой открытый чехол. — Я слышал, как ты подпеваешь песням в супермаркете и кафе. И это было неплохо, разве что высокие ноты тебе не очень даются.
— Одно дело подпевать, а другое — петь для людей, — морщусь я. — Эд, серьезно, это провальная идея.
— Или ты просто боишься? — он хитро щурится из-под козырька бейсболки.- Пой для меня, не для них. — И, не дав мне ответить, он обращается к заинтересованной публике: — Привет всем! Меня зовут Эд, а эту очаровательную девушку — Полли. Мы хотим скрасить ваш отдых музыкой. Но в чем загвоздка: Полли будет петь на публике впервые и сильно боится провала. Так что я буду вам очень благодарен, если вы поддержите ее!
Я закрываю глаза, борясь с желанием сбежать туда, где на меня не будут смотреть. Здесь всего человек тридцать, а то и меньше, но сердце все равно барабанит, как зайчонок из «Бэмби». Дыши, Полина, здесь нет ничего страшного. Ну слажаешь где-нибудь. Все равно этих людей ты больше не увидишь. А что петь-то будем? Что-то, где не нужно тянуть гласные. И на русском, чтобы если собьюсь, никто не понял. А давай…
— Мой прокуренный голос, твои тёплые губы,
Нам так нравится мёрзнуть, нам не нравятся клубы,
Ну конечно уверен, забери моё сердце,
Его хватит на долго, что бы согреться,
— неуверенно, подрагивающим голосом, пою я одну из любимых песен. Прошло шесть лет с момента, когда я впервые услышала «Батареи» в исполнении группы «Нервы», и до сих пор живет в моем сердце. Эд подбирает мелодию за считанные секунды, видимо вспомнив её.
Однажды он озадачил меня созданием подборки с моей любимой русской музыкой и даже дал на пару дней собственный плеер. Я оторвалась по полной, сохраняя в память проигрывателя «Сплин» и русский фолк-рок, заедающую в голове попсу и не тяжелые песни «Арии», композиции из «Юнона и Авось”и тоскливые баллады, что-то из инди и «солянку» из альбомов «Нервов». Парень слушал мой сборник около недели, постепенно удаляя не понравившееся. В итоге Эдвард пристал ко мне с переводом некоторых из них на понятный ему язык. И среди оставшихся композиций была акустическая «шансонная» версия «Батарей».
— Плакали, плакали батареи и трубы,
Я целую, целую, твои нежные губы.
И мало ли, мало ли, что подумают люди,
Я такую, такую никогда не забуду,
— к припеву я свыкаюсь с мыслью, что выбора у меня нет, и голос становится крепче. Чтобы не было заметно, что колени предательски дрожат, я прохаживаюсь рядом с Эдом. На публику я не смотрю — страшно, но на втором припеве многие начинают хлопать в такт.
Ко мне подбегает тот самый пухлощекий карапуз, которого тут же окликает мать. Я опускаюсь на корточки перед ребенком и аккуратно надеваю на него свою бейсболку. Он со счастливым визгом прижимает трофей к своей голове и беззубо улыбается странной рыжей девушке, поющей на незнакомом ему языке. Жаль, он не вспомнит, когда подрастет, ни молоденькую травку под ногами, ни приятный мотив песни, ни мое лицо. Сколько ему еще предстоит узнать… Я даже немного завидую тому, что для этого маленького человечка весь мир — в новинку.
И мало ли, мало ли, что подумают люди,
Я такую, такую никогда не забуду…*
— я поднимаюсь и окидываю слушателей потерянным взглядом. Тишина длится вечно, а страх быть освистанной возрастает с каждой секундой, отчего мне почти закладывает уши.