Страница 5 из 13
– …Но сначала я сам с ней поговорю, а потом ты ее увидишь, – тоном, пресекающим всякие возражения, продолжил Петр. – Пойдем. Отдохнешь, поешь.
И Петр отвел Павла в комнату, которую снимал вместе с Агарь у одного из щедрых последователей Иешуа.
Среди ночи, дождавшись, когда гостеприимные хозяева маленькой комнатушки уснут, Павел вынул свое сокровище – плинфу из черного обсидиана – и положил ее под голову вместо подушки. Тарсянин давно научился разговаривать с Камнем мысленно. Ведь думал он на арамейском языке, на котором разговаривал и сам Иешуа.
Иногда ему приходилось подолгу готовиться, чтобы его удивительный собеседник заговорил с ним. Павел не задавался вопросом, каким образом это происходило, и никто не смог бы объяснить этого феномена – ни тогда, в Древней Иудее, ни в наше время. Но то, что Иешуа общался с Павлом именно через этот кусок черного камня, на котором покоилась голова самого Иешуа, когда его мертвого отнесли в гробницу Иосифа Аримафейского, не было никаких сомнений.
– Я никогда так не боялся, Господи, – это были первые слова, «сказанные» бывшим раввином в эту ночь.
– Чего же ты боишься, Павел?
– Завтра мне идти к Маре. Ты же знаешь, сколько я сотворил зла на своем веку. Поверят ли мне?
– Если ты сам веруешь, то почему думаешь, что те, кто рядом с тобой, не должны тебе верить?
– Я отправил на смерть стольких людей, ни в чем не повинных иудеев. Одно мое имя заставляло трепетать многих. Меня не боялись только первосвященник и царь Иудейский, хотя и это спорно. Зато я сам не боялся никого и ничего, а сейчас… Боюсь… Что мне не поверят – боюсь.
– Не бойся, Павел. Ты уже сделал главное. Ты никогда не будешь с теми, от кого ушел.
– Но буду ли я с теми, к кому пришел? – Павел встрепенулся. Спящий на полу Петр перевернулся на другой бок и простонал во сне…
– Будешь, обязательно будешь, – твердо ответил голос. – Я с тобой и не брошу тебя.
– Вот Петр, – задумчиво глядя на рыбака, подумал Павел. – Он ведь поверил мне лишь потому, что я его спас от грабителей…
– …Он поверил не поэтому. На нем Дух Господень. Видел бы ты, скольких он исцелил и скольким подарил надежду… Он чтит Слово…
– В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…
– Да. Именно за этим я и позвал тебя за собой. Кому, как не тебе, лучшему из сынов Иудеи, нести это слово.
– Мне-е-е? – крайне удивился Павел. – Но… разве я смогу?
– Ты даже представить не можешь, на что способен, Шаул, сын скорняка. А чтобы тебя завтра поняли и поверили, слушай и запоминай…
Павел лежал на Камне неподвижно, боясь пошевелиться и что-то упустить. Полилась долгая, светлая речь, слова которой ласкали слух и погрузили тело в состояние такой легкости, что тарсянин абсолютно не чувствовал усталости.
Во дворах запели первые петухи, возвещая Иерусалиму о скором наступлении нового дня. Павел спал сном младенца.
Лишь на следующий день переодетого, помытого и постриженного Павла привели на старую заброшенную греческую арену.
– Почему сюда? – спросил он.
– За нами наблюдают, – еле слышно сказал Петр. – Если поймут, что мы пришли одни, без римской стражи, то к нам выйдут. Арена – самое подходящее для этого место.
Они стояли прямо посреди круга на давно не заменявшемся песке.
– Петр! – вдруг послышался сверху женский голос.
– Мара! – отозвался Петр.
Это была она – Мирьям из Мигдал-Эля, строгая, простоволосая, как принято у женщин из Галилеи, в горчичном хитоне до щиколоток с длинными рукавами и шерстяном плаще-ми5лоти. Простая и незыблемая, как учение ее покойного возлюбленного.
– Мара, – обратился к ней с заметным почтением Петр и указал на Павла. – Это…
– …Я знаю, – оборвала Петра Мирьям и тут же обратилась к Павлу: – Спаси тебя Господи, рав Шаул. Что привело тебя к нам?
– Он пришел… – начал Петр.
– …Подожди! – воскликнул тарсянин. – Дай я скажу. Мара… я ваш самый жестокий гонитель… Был… Я был таким. Но я похоронил в себе Шаула из Тарса и хочу дать родиться новому человеку с именем Павел.
Мирьям ничего не ответила, лишь слегка кивнула головой, внимательно всматриваясь в лицо Павла.
– Он помогал убивать Стефана! – вдруг раздалось у них за спиной.
Мужчины обернулись и увидели иудея лет тридцати пяти в длинном грязно-желтом хитоне с завязкой под самым горлом. Кудрявую голову незнакомца покрывала шапочка-кипа.
– Это Шимон из Каны, – шепнул Петр.
Шимон. Павел слышал о нем и ранее, еще от Нафанаила и Филиппа в синагоге Дамаска. Шимон Кананит, сводный брат Иешуа по прозвищу Зилот[1], был одним из самых ревностных служителей христианства. Это он во время пира, устроенного в его доме, обратил воду в вино.
Бывший дознаватель Синедриона и раввин от Храма первосвященника впал в ступор. Что ответить этому ревнителю? Как убедить его и всех присутствующих в том, что прежнего Шаула больше нет?
– Он многих взял под стражу, – продолжал обвинять Шаула Шимон Кананит.
– Это все правда, – еле слышно произнес Павел и потупил взгляд.
– Ты признаешься?! – поймал его на слове Шимон Кананит.
– Я просил Бога простить меня.
– Почему мы должны верить тебе? – спросил Шимон.
– Я говорил с Иешуа… – начал было объяснение Павел.
– …Не смей называть это имя! – вскричал Шимон.
– Я преследовал, отправлял на казни, иногда убивал непокорных сам. И все же… Это делал другой человек, Шимон…
– …Я тебе не Шимон! Я тебе вообще никто! – продолжал гневаться Кананит.
– Шимон, – вдруг вступилась Мара. – Позволь этому человеку высказаться. Путь к Богу у всех разный, но неисповедимы пути Господни.
Слова Мары слегка успокоили «ревнителя».
– Я принял Крещение от Филиппа и Нафанаила и… Я говорил с Иешуа! – торжественно объявил Павел, и все присутствующие издали возглас удивления.
– Ты лжешь! – опять закричал Шимон. – Лжец! Лжец! Гоните его!
– …Хорошо! – повысил голос Павел. – Если вы мне не верите, то…
Павел вдруг заговорил словами, которые слышал ночью от Камня:
– Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы…
Слушая бывшего гонителя и изувера, Мара, Петр и Шимон умолкли.
Это было невероятно! Павел говорил то, о чем нигде не было написано! Шимон, стоящий рядом, оцепенел. Мара, по-прежнему находящаяся высоко над ареной, склонила голову. Петр благоговейно улыбался.
– Я же не зря ему верил, – после долгой паузы обратился Петр к Маре и Шимону. – Он и вправду слышал голос Иешуа!
– Откуда ты знаешь, что это правда? – нервничал Шимон.
– Да, да. Все так. Именно так, – тревожно произнесла Мара. – Будто сам Иешуа рядом.
– Главная и единственная обязанность человека есть исполнение воли Бога, то есть любви к людям, – произнес Павел.
Глаза Мары заискрились, в них дышала сама жизнь. Она глубоко вздохнула и положила руку на сердце.
– Те же слова…
– А-а-а… – перебил Шимон. – Слова, слова, слова. Это ловушка для Мары и верных.
– В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… – ответил Павел языком Библии.
Шимон не нашелся что сказать и замолчал.
– Продолжать? – почти сердито спросил Петр. – Брат мой Шимон, продолжать?
Все знали вспыльчивый характер Петра. Это он мечом отрубил первосвященнику ухо, когда стражники пришли за Иешуа в Гефсиманский сад.
Шимон молчал. Павел же понимал, что главное оружие против скептика – это слово Иешуа, поэтому заговорил вновь:
– Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине. Любовь все покрывает, всему верит, на все надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
1
Зилот (греч.) – ревнитель. (Здесь и далее примечания автора.)