Страница 22 из 56
Потому что к этому разговору он готов не был.
— Надо было позвонить заранее, — сказала Гермиона, тыча пальцем в один из двух пансионатов, отмеченных на карте, когда они сошли с поезда. — Может не оказаться свободных комнат.
— Честно говоря, в данный момент мне совершенно плевать. — Снейпу казалось, что асфальт под ним вот-вот выгнется дугой. И почему он не поспал в поезде? Тогда Гермиона сдвинула очки к переносице, пригладила выбившуюся прядь, и он вспомнил почему. — Сейчас мне даже закоулок какой-нибудь кажется вполне удобным.
Она сморщила нос.
— Нужно что-нибудь найти.
Но ничего не находилось. Из-за рождественских праздников оба пансионата были полностью заняты — в первом их отправили во второй, а во втором — в первый. Только после того, как осоловелая Гермиона отчаянно взмолилась: «Ну хоть что-нибудь, хоть хлев», хозяйка спохватилась: «А, совсем забыла. На большой круговой развязке как раз недавно открылась придорожная гостиница».
Наконец, благословение небесам, проковыляв через весь город — Снейп наотрез отказался тратиться на такси — они сняли номер. В номере имелась всего одна двуспальная кровать («Она делится на две односпальных», — сказал администратор за стойкой регистрации, но помощи не предложил). Впрочем, и Снейпу, и Гермионе было уже совершенно не до приличий. Они рухнули каждый на свою сторону и немедленно провалились в сон.
Яркие лучи солнца вырвались из-за упрямой тучки за окном, и внезапная вспышка света заставила Гермиону глубже зарыться в подушку, от чего дужка очков едва не влезла ей в ухо.
— М-м-м. — Растерявшись спросонок, она всё никак не могла сообразить, где находится — пока с другой стороны кровати не донесся глубокий вздох Снейпа. Тот прижался к самому краю матраса, спиной к ней, и его тощая фигура высилась на простынях и одеялах зазубренным тряпично-костяным хребтом.
Смахнув очки, Гермиона сощурилась на часы у кровати: 12:04.
— Северус? — пробормотала Гермиона и, отчего-то смущаясь, нагнулась, чтобы подтянуть носки и обуться. — Нужно идти. Особняк закрывается в 3:30.
Снейп заворчал, слегка поёрзал и стих.
— Снейп?
Снаружи солнце снова спряталось за тучей, и небо потемнело ещё сильнее, чем раньше. Только полдень, а уже, кажется, смеркается. Из окна открывалась отличная панорама развязки и окружающей её местности: на магистраль наползал туман, и фары проходящих машин едва пронзали мглу.
— Холодно, — пробурчал Снейп, обхватив бока руками. Он свернулся клубком так плотно, что колени свесились с матраса, едва не перетянув его с кровати на пол.
— Это потому, что вы лежите на одеяле, а не под ним, — объяснила Гермиона. — Давайте пойдём, а? Пожалуйста!
— Ладно, — вздохнул Снейп и добавил, всерьёз ли, в шутку ли, — но платите вы.
— На меньшее я и не рассчитывала, — заверила она Снейпа и снова заткнула косу под одолженную у него шапку.
***
— У моих родителей есть знакомые, у которых такие дома, — сказала Гермиона Снейпу, разворачивая проспект и водя пальцем по плану дома. — Коллеги, университетские однокашники. Не такие громадные особняки, конечно, но… божечки мой, а холодно, да?
С момента как Гермиона купила входные билеты, Снейп едва слово вымолвил, только протестующе заворчал, когда она пришлепнула стикер Национального фонда к его нагрудному карману. От проспекта он отказался и, похоже, намеревался проходить всю экскурсию по саду и внутренним помещениям Неверного Дома с мрачным лицом, не вынимая руки из карманов.
Гермиона пыталась бодриться, но быстро скатилась в уныние. Она не выспалась и с трудом могла сосредоточиться. Никак делу не помогало и то, что всего несколько часов назад она усадила своего бывшего друга на заднее сиденье машины его сестры и захлопнула за ним дверцу. А Снейп, который в то утро излучал относительный оптимизм, становился тем немногословнее, настороженнее и тревожнее (сейчас он как раз бездумно раздирал в мелкие клочья автобусный билет — опять придётся покупать новый), чем ближе они подходили к отмеченному на их карте особняку.
Они отошли от киоска и обогнули высокую изгородь, и когда дом предстал их глазам во всем великолепии, Снейп встал на месте как вкопанный. Гермиона прошла несколько шагов вперёд, прежде чем заметила, что он остался позади.
— Северус?
Снейп не двигался, по-прежнему держа руки в карманах и не сводя тёмных глаз с фасада.
Гермиона подошла. Он даже мельком не перевел взгляд на её лицо и вообще никак не показал, что заметил её присутствие рядом. Зато она подскочила от неожиданности, когда в нескольких футах от них на землю неуклюже плюхнулся белый павлин и исчез под изгородью.
— В чём дело? — спросила Гермиона. — Вы тут уже бывали?
Снейп всё смотрел и смотрел пристально, затем моргнул и нахмурился. Наконец он встретился с Гермионой взглядом.
— Не знаю.
— Забудешь такую махину… — отозвалась она, искоса оглядываясь через плечо. Она знала, что особняки в этих краях были пучок за пятачок (ах, если б то был не просто фразеологизм), и всё-таки Неверный Дом определённо был необычным. Не то чтобы он вызывал у Гермионы какое-то особое чувство. Она оставалась довольно равнодушной — насколько равнодушно в принципе можно взирать на такое колоссальное поместье. Но эта странная архитектура, многочисленные окна ромбовидной формы, узкие, остроконечные, как клыки, фронтоны… Солнце пропало, похоже, окончательно, утопив всё вокруг в плотном сером сумраке, и Гермиона отчаянно пыталась не стучать зубами.
— А вы? — спросил Снейп, снова уставившись на особняк.
— Не думаю. — Гермиона отступила на шаг. — Пойдёмте. Экскурсия начинается через десять минут. — Она потянула его за рукав. — Пожалуйста, — добавила она, будто у него вообще был выбор.
***
Наверное, он был заразен. Иначе не объяснить, почему все в экскурсионной группе, в которую их с Гермионой включили, ходили с такими кислыми минами и тоже молчали. Даже гид, мужчина с багровым овальным лицом, который производил впечатление человека от природы жизнерадостного, говорил с ними резко, стремительно проносился по комнатам, выдавая по коротенькому рассказу о каждой и отказываясь отвечать на вопросы.
Когда Гермиона подняла руку в третий раз, Снейп глянул на неё искоса. Гид проигнорировал её, и она со вздохом опустила руку.
— Что-то странное творится, — прошептал Снейп, как только они отстали от группы. Они шли вдвоём гуськом по узкому коридору, и старые половицы под их ногами ужасно громко скрипели.
— Мне холодно, — опять пожаловалась Гермиона, плотнее прижимая воротник к шее. Руки у неё покраснели, кожа на костяшках нескольких пальцев потрескалась.
— Кажется, я бывал здесь раньше, — сказал Снейп.
— Вспомнили? — прошептала Гермиона. — Когда?
— Не знаю. Просто место кажется… знакомым.
Гермиона помолчала, обдумывая что-то.
— По-моему, — сказала она, — я понимаю, что вы имеете в виду.
Снейп последовал за группой в гостиную. Целых три минуты он пытался вникнуть в скучные факты, стремительным потоком изрыгаемые гидом, и только потом заметил, что Гермионы рядом нет. В гостиной находились только он сам, пятеро других участников экскурсии и гид, с угрюмым видом стоявший под хрустальной люстрой. В отсутствие электрического освещения семь лиц были видны только благодаря мерцанию свечей в настенных светильниках, отражающемуся в хрустале, окнах и зеркале над камином.
— Гермиона? — шепнул Снейп в темноту за спиной. Изо рта вырвалось в холодный воздух облачко пара. Прошла ещё секунда, сердце его билось всё чаще, ладони начали потеть, хотя оставались холодными, а кончики пальцев были ледяными. — Гермиона? — позвал он опять, уже громче.
Он думал, что гид немедленно сделает ему замечание, но вся группа вдруг притихла. Все сгрудились вокруг Снейпа, дрожа и смотря, как плывёт и исчезает во тьму выдыхаемый ими воздух.
— Я… — осекся гид и издал вдруг звук, страшно похожий на сдавленный всхлип.
«У меня была подруга, — рассказывала Гермиона, когда они ехали на поезде в лес Дина — теперь казалось, будто это было много лет назад. — В лечебнице. Она пыталась покончить с собой. Молодая ещё… может быть, даже младше меня. Я спросила её: каково это — жить с такой депрессией, что жить не хочется? А ещё спросила, насколько вообще справедливы расхожие фразы, ну, знаете, как часто говорят: «чёрный пёс депрессии», «чернее тучи» и тому подобное». Гермиона улыбнулась и отогнула страницу в своей записной книжке, ту самую, с огромной чёрной кляксой, бесформенной и призрачной, так ожесточённо начерканной на бумаге, что за ней не было видно линовки. Снейпу пришлось осторожно поставить локоть на столик, чтобы заслонить дневник от посторонних взглядов. «Она ответила, — продолжала Гермиона, — что депрессия — никакой не пёс. Это вообще не животное. Это такая сущность. Она как агрессивный хулиган-задира — подскочит вдруг, обхватит так крепко, что не продохнуть. И начинается паника, потому что воздуха не хватает, ты просто хочешь освободиться, немедленно, любым способом. И пока ты во власти этой гадины, думать невозможно ни о чём: сердце словно перестало биться, а внутренности расплавились и превратились в вязкую слизь. Думать получается только о самом худшем, что есть и было в твоей жизни, о том, что ты никогда не был счастлив и никогда не будешь. Депрессия — это такая сволочная приятельница Смерти». Гермиона опять улыбнулась — в изгибе губ её притаилась грусть. «Коварная тварь».