Страница 2 из 56
Она не отвернулась.
—Да. — Сердце встрепенулось, возвращаясь к жизни. — Обещаю.
***
Прошло два месяца, прежде чем Гермиона увидела его снова. Тусклая сырая осень уступила место ещё более промозглой зиме, серое небо сыпало дождем, узкие улочки подёрнулись туманной дымкой. Город кишел черными пальто: люди суетливо бегали в поисках рождественских подарков, стремглав бросаясь с тротуаров в магазины, автобусы или вниз по лестницам и эскалаторам в метро. Ей много раз мерещилось, что вот, вот же он, но до сих пор это всегда оказывалось только игрой воображения.
До сих пор.
Гермиона зашла в паб на Чаринг-Кросс-Роуд. Это было сетевое заведение: новёхонькое ширпотребное убранство в обёртке семнадцатого века. Чёрные балки под потолком, блестящие ламинированные листки меню, стоящие на столах, дешёвое дежурное пиво, свободно льющееся из кранов. Узорчатое ковровое покрытие, какое-то липкое, запах туалетов, доносящийся откуда-то из-за бара. Она была здесь сегодня впервые — спроси её кто, она не сумела бы объяснить причину. Мама и папа всегда твердили, что нужно по возможности избегать подобных мест. Во время семейных выходов они, бывало, отклонялись от намеченного маршрута и по полчаса петляли в поисках «истинного гастропаба»: мама говорила: «Ты ведь знаешь, мы не доверяем ресторанам, у которых меню в картинках».
И этот паб родители не удостоили бы вниманием, даже если бы Гермиона стояла в его витрине нагишом.
Сегодня, впрочем, Гермиона имела вид совершенно презентабельный. Кутаясь в шерстяное пальто с поникшим бумажным маком на лацкане[1], она потягивала джин с тоником. И даже не вздрогнула, когда он уселся напротив со стаканом виски в руке.
— Это уже как-то ненормально, — сказала Гермиона.
— Действительно, — согласился он. Он протянул руку, и она сжала его ладонь на короткое мгновение, будто не решаясь на более длительное прикосновение, какого требует рукопожатие.
— Как там в Линкольншире?
— Пасмурно. Дождь.
— Как в Лондоне, значит.
— Да, практически.
Снейп отпил из своего стакана, поморщился, и она улыбнулась, едва не забыв прикрыть рот рукой.
— Как вы меня нашли? — спросила Гермиона — не могла не спросить.
— Я вас не искал, — ответил Снейп. — Почему вы не нашли меня?
— Я вас не искала, — парировала Гермиона. Излом его бровей стал изумлённым, но быстро принял свой естественный, сердитый вид.
— Что ж, вот мы и встретились опять. — Откинувшись на спинку скрипучего стула, Снейп закинул ногу на ногу, примостив щиколотку на колено. Ботинки из настоящей кожи, но изношенные —чёрные, как и вся его одежда. Чёрная пустота в форме мужчины. Негатив человека. — Что привело вас на Чаринг-Кросс?
Гермиона перегнулась через стол, упершись в столешницу кулаками. В складки ладоней впились крошки, оставленные предыдущими посетителями.
— То же, что и туда, разве нет? — прошептала она. — Сюда тянет так же.
Он ничего не ответил, просто смотрел чёрными блестящими глазами.
— Вы ведь тоже пришли, — напомнила она. — Мне-то не соврёте.
Его нога опустилась на пол. Стул под ним скрипнул, опасно накренился — Снейп дёрнулся навстречу, стукнувшись коленом о её обтянутое чулком бедро, прежде чем пристроил его в безопасный уголок у края стола. Он втянул губы — показался и исчез за зубами кончик неожиданно розового языка. «Не красавец, — подумала Гермиона. — А взгляд так и притягивает».
— Да, — шёпотом признал он наконец. Она встревожилась и тут впервые (и почему впервые, учитывая обстоятельства их первой встречи?) осознала, что ничего об этом человеке не знает. А ведь он может быть опасен.
Собственно, он, похоже, и правда опасен. Эти глаза, сама его поза, его инаковость — он будто не принадлежал этому миру, будто пришел откуда-то извне. Неужели и Гермиона производила такое впечатление? Порой ей хотелось, чтобы так оно и было — это, по крайней мере, объясняло бы, почему у неё так мало друзей.
— Что вообще происходит? — спросила она, соскальзывая на самый краешек стула.
— Не знаю.
— Когда вы приехали?
— Час назад.
— Сюда добрались на метро?
— Да. Я сначала собирался опять в Излингтон, но оказался здесь.
— Я тоже, — прошептала Гермиона. И замолчала, чувствуя покалывание в затылке от вставших дыбом волосков. Неподалеку слонялся без дела бармен и, кажется, следил за ними. Её это одновременно нервировало и приятно будоражило.
— Стена, — сказала она.
— Тайный проход. — Снейп нахмурился, похоже, сбитый с толку.
— Да! Почему все считают нас сумасшедшими?
— Мы закрываемся до вечера, — объявил бармен.
Гермиона его проигнорировала.
— Но это же просто стена, так? — сказала она.
— Предполагаю, что так, — ответил Снейп.
Насупив брови, Гермиона двинула кулаками по столу, затем, подхватив свой стакан, прошагала к барной стойке.
Не стараясь даже изобразить занятость, бармен просто стоял и ждал их ухода. Она подвинула к нему пустой стакан — бармен бросил на неё угрюмый взгляд, но не протянул за стаканом руки.
— У меня к вам вопрос, — сказала Гермиона. Бармен поднял брови, ожидая продолжения. — Заходят сюда необычные люди?
Бармен закатил глаза:
— А поточнее?
— Тут у вас, — ответила Гермиона, напряженно соображая, как бы половчее выразиться, — кто-нибудь когда-нибудь пытался пройти сквозь стену на заднем дворе?
Если бы бармен чем-нибудь занимался, то прекратил бы тотчас. А так он просто совсем застыл, сжав челюсти, и на короткой его шее выступила вена.
— Псих на психе, — пробормотал он и добавил громче: — Закрываемся мы. — Схватив Гермионин стакан, он швырнул его в ящик с бутылками. Гермиона дёрнулась от звона разбитого стекла. — Счастливого Рождества.
Гермиона и Снейп потоптались немного на тротуаре, пока за ними запиралась дверь. Тут бы улыбнуться смущённо — надо же было выбрать бар с таким дрянным обслуживанием — но они просто растерянно переглянулись.
— Ладно, — сказала Гермиона, и Снейп плотнее обернул пальто вокруг своей тощей фигуры. — Дальше-то что?
Снейп чуть повернулся к ней. Она уловила блеск зрачка — он смотрит на неё, впитывает её, запоминает. Гермиона подавила желание зарыться лицом в ладони.
— Когда родители ждут вас домой? — спросил он, и она наконец улыбнулась без смущения: на самом деле это была очень, очень плохая идея.
Комментарий к Чаринг-Кросс
[1] 11 ноября, в день окончания Первой мировой, в Великобритании (и Содружестве наций в целом) отмечают день памяти павших – в том числе, нося на одежде бумажные маки как символ пролитой на войне крови. Иногда этот день так и называют – День маков.
========== Дом Грейнджеров ==========
Когда Гермиона в последний раз приводила домой парня (мужчину? В двадцать пять-то лет, наверное, правильнее уже было бы называть их мужчинами?)… в общем, закончилось всё как раз плохо. Задним умом Гермиона вполне способна была трезво взглянуть на свой поступок. И какой бес толкнул её на это безрассудство: незаметно сунуть ему в руку бумажку со своим номером, как будто он и сам не нашёл бы его в телефонном справочнике, и сказать: «Заходи в гости. Было бы приятно увидеться где-нибудь не здесь»?
У него были рыжие волосы. У них у всех были рыжие волосы — Гермиона обнаружила, что тяготеет к рыжим, с тех пор как произошло… то, что произошло. Не много оставалось в Лондоне рыжих свободных мужчин подходящего возраста, с которыми она ещё не встречалась, и одним из них оказался медбрат, ухаживавший за ней в психиатрической лечебнице. Он улыбался широко и дружелюбно, а кожа его была так густо покрыта веснушками, что они сливались на его щеках, и переносица его бронзовела. Порой он отпрашивался на перекур, но не курил — просто брал книжку в твёрдом переплёте со стола на сестринском посту и приседал почитать среди курильщиков во дворе (из окна Гермиониной палаты видно было только их спины). Он то и дело подкладывал Гермионе побольше желе на обед. И последний признак его, так сказать, расположения — однажды, когда поблизости никого не было, он склонился к ней и, улыбаясь, шепнул: «Я всё не пойму, как ты сюда попала».