Страница 14 из 16
Несмотря на огромный риск, люди все равно бросались проклятиями – обычно потому, что верили, что они сработают. Если вы хотите правильно кого-то проклясть, делайте это в лицо или устраивайте целое публичное действо, чтобы слова в точности дошли до жертвы. Чем более оправданна ваша обида, тем, как считалось, сильнее будет проклятие, так что обязательно изложите причины вашего гнева в ясных и кратких выражениях. Еще одна неплохая идея – начиная проклятие, упасть на колени и воздеть руки к небу, словно призывая небесную власть.
Существует несколько общепринятых формул, к которым вы можете прибегнуть. Молитва Богу о возмездии – отличный выбор, к тому же совпадающий с полуофициальной богословской мыслью. В 1598 году Джон Смит из Херефордшира отправился на церковный двор в Ярполе, практически самое публичное место всего прихода, встал на колени и начал громко называть имя своего врага и «молить Бога, чтобы страшное возмездие и страшные болезни постигли его и весь его скот». Елена Хайли предпочла высказать все в лицо, а не устраивать публичный спектакль, но формулу использовала практически ту же. Она встала на колени перед Джоном Вудом и сказала: «Возмездие Божие да постигнет тебя, Вуд». Домашние животные Вуда ее не очень интересовали, но она прокляла «всех твоих детей, и я буду возносить эту молитву о тебе, пока живу». На обоих были поданы официальные жалобы, но до обвинений в колдовстве дело не дошло. Многие считали, что если дело правое, то проклятиями можно пользоваться свободно, и провидение Божие покарает тех, кто согрешил – особенно если они согрешили против слабых и беспомощных. Подобное отношение выражалось даже в опубликованных проповедях. Вильям Вейтли в «Заступнике бедняка» (1637) заявил, что тех, кто не помогает бедным, «Бог накажет… исполнив проклятия, насланные на них». В большинстве случаев такие «молитвенные» проклятия сходили вам с рук. Марджери Блак, например, «молилась Богу, чтобы зло постигло ее [соседку]», но в колдовстве Марджери не обвинили – равно как и Екатерину Мейсон, которая «молилась Богу», чтобы Роберт Дэвис потерял свой «дом, детей и все свое имущество» в огне.
Проклятия, призывавшие Божью кару, были лишь одной из существовавших форм; другой, куда более пугающей конструкцией были проклятия, взывавшие к дьяволу. Божьего наказания должны были бояться те, кто его заслуживал и страдал от чувства вины, а вот дьявола не сдерживало ничего, и разборчивостью он не отличался. Даже самые мелкие пожелания зла могли нанести немало вреда, если вы обращались за помощью к Сатане. Подобные проклятия давали силу бессильным.
Какие именно неприятности призвать на головы своих врагов, конечно, решать вам, но многие люди проводили четкую грань между материальными потерями, увечьями и смертью. Проклясть чью-то корову – это, конечно, серьезный ущерб, но далеко не настолько серьезный, как вызвать словами болезнь ребенка. Ну а словесное убийство – это вообще отдельная категория. Там, где люди твердо верили, что слова могут вызвать физические травмы, они часто реагировали точно так же, как и на другие уголовные дела о материальном ущербе, телесных повреждениях или убийстве. Как мы увидели на примере матушки Стаунтон, в случае, когда доказывали только материальный ущерб и повреждения, но не убийство, приговор оказывался более легким. Многие из тех, кто бросался проклятиями, тоже предварительно проводили в уме похожие расчеты. Более тяжелые проклятия, естественно, привлекали больше внимания официальных лиц и, соответственно, их с большей вероятностью описывали подробно. В местных записях можно найти множество жалоб на «проклятия и брань» без каких-либо особых подробностей – судя по всему, эти проклятия как раз относились к имущественному ущербу.
Итак, мы описали немало правил, которые можно нарушать ради плохого лингвистического поведения. Проклятия пугают людей, божба оскорбляет религиозные чувства, а ругательства заставляют разгневаться. «Неправильный» акцент либо озадачит собеседников и придаст вам таинственности, либо выставит на посмешище. В закоулках и тавернах Лондона скрывалась постоянно менявшаяся толпа тех, кто говорил неправильно, не соответствуя высоким стандартам джентльменской речи и вместе с тем отказываясь следовать и нормам простолюдинов. Они ставили себя выше обычных лондонцев, вставляя в речь бесконечные латинские эпиграммы и фразы из европейских языков. Длинные и слишком раболепные фразы раздражали вообще всех – они одновременно насмехались над недостатком утонченности среди бедняков и обесценивали манеры элиты неуклюжими попытками подражать настоящей изысканности. Другие же оскорбляли собеседников фамильярностью, обращаясь к ним «thee» и «thine», когда те надеялись на «you» и «yours». Женщины (да и мужчины тоже) бранились на улицах по всей стране, днем и ночью, и их словесный репертуар был весьма широк. Они виляли языками, а слушатели приходили в ужас.
Глава вторая. Непочтительные, грубые и угрожающие жесты
На одних словах далеко не уйдешь. Немало боли можно было причинить и жестами. Они полезны в шумных, людных местах, где слова просто могут не расслышать, или на большом расстоянии, когда даже самая отлично подобранная фраза останется неразборчивой. Еще жесты можно использовать в тех случаях, когда необходимо молчать или когда любые слова могут привести к большим проблемам. Жесты также могут служить комментариями к чужим словам – вы можете насмехаться над собеседником либо в лицо, либо за глаза, веселя окружающих. Если упустить момент и не сделать общественно одобряемого жеста или жеста поддержки в нужное время, это могут счесть неприятным или даже враждебным, а если с жестом переиграть, то можно попасть в очень неловкое положение.
Чтобы эффективно пользоваться оскорбительными словами, нам нужно было знать, какие из них наиболее действенны; точно так же мы должны ознакомиться и с большим репертуаром жестов, чтобы действительно кого-нибудь задеть.
Беззастенчиво дезинформируя читателей, Томас Деккер советовал: «Войдя в комнату, не приветствуйте никого, кроме своих знакомых; мимо остальных пройдите пренебрежительно и беспечно, подобно джентльмену-приставу». Не было более гарантированного способа расстроить человека абсолютно любого общественного положения, чем пренебречь традиционными уважительными жестами. Подобное неуважение в тюдоровской и стюартовской Англии могло привести (и приводило) к насилию – в то время к «чести» относились очень серьезно. Все общественные встречи начинались с тщательно подобранных сочетаний одобренных поз и движений, и лишь после этого начинался разговор. Слова либо усиливали, либо ослабляли смысл этой невербальной коммуникации. Даже самая вежливая фраза могла прозвучать снисходительно, оскорбительно, унизительно, позорно, насмешливо, пренебрежительно или язвительно, и даже самые ругательные слова – превратиться в веселую болтовню или даже проявление симпатии. Язык тела придавал словам контекст и готовил «сцену». То была сложная, полная тонкостей деятельность, которая давала множество возможностей для самовыражения, социальных манипуляций и личных комментариев.
Томас Деккер знал кое-что о том, что может сойти вам с рук в большом городе. Его «Роговая книга простака» (1609) описывает многие дурные привычки выскочек, позеров и праздношатающихся, обитавших в нестабильном мире претенциозности и нищеты. Вдохновившись латинской сатирической поэмой «Гробианус» (1549) немецкого писателя Фридриха Дедекинда, он обращается к глупому простаку, или «лоху», якобы давая ему советы по изысканному поведению, но вместо этого подталкивая его к дальнейшим нелепым ситуациям. «Не приветствуй никого, не снимай сегодня шляпу перед джентльменом за обедом, если ты не бывал у него на ужине не менее двух дней назад», – советует он, а если вы встретите человека высокого положения, «приветствуй его не по имени “сэр такой-то или такой-то”, а назови его Недом или Джеком».