Страница 27 из 32
Катерина рефлекторно прикрыла рукой лацкан пиджака, где еще недавно висела модерновая брошка.
– Я уже подарила брошь.
– А кольца? Вы молчите?.. Вот видите! – Виктория засмеялась. – Я слышала про вас и про вашу коллекцию. Ваша бабочка – прекрасная вещь. Но все же не такая прекрасная, как мои серьги. Простите, но я обманула вас. Я не отдам их никому, ни за что, – выговорила она по слогам. И засмеялась.
– Но ведь в них есть дефект, – сказала Катя. – Одна из них меньше другой.
Лицо Виктории Сюрской стало злым, в глазах мелькнула неприкрытая ненависть.
– Я знаю! И заметьте, не вынуждаю вас их покупать. С дефектом или без, это самые прекрасные камни на свете. Мне надоедают люди, города, страны, дома, вещи… Но еще ни один из камней мне не удалось разлюбить. Их нельзя разлюбить. Невозможно. Полюбуйтесь, и вы убедитесь в том сами…
Художница подошла к стоящему на столе большому бывалому дорожному кейсу для драгоценностей, открыла дверцы, выдвинула один из обитых бархатом маленьких ящиков, и Катя едва не получила удар от блеска драгоценных камней – отборные, неприлично огромные бриллианты нежились на красном бархате с видом полноправных хозяев мира. Голубые и желтые, синие, фиолетовые и изумрудные – с простейшей оправой и великолепной огранкой!.. В сравнении с некоторыми из них мог померкнуть даже Куллинан королевы английской.
Сюрская потянула за ручку нижнего ящичка и с видимым удовольствием достала оттуда крохотный мешочек, а из него – одну из вымаливаемых Катей сережек. В жесте, которым она обнажила прозрачную серьгу, было нечто вызывающее и одновременно бесстыдное – эротическое, словно сверкающий камень был тайным и сокровенным человеческим естеством.
– Взгляните на эту чистоту, игру света!
Катерина уставилась на 15-каратный бриллиант так, будто это был глаз самого Бога.
А может, так и было?
Не дьявола – Бога! Иначе как объяснить, что весь смысл Катиной жизни вдруг уместился в сверкающий прозрачный шарик, лежащий на ладони художницы.
Нежданно Виктория сжала кулак – и Катя ощутила боль от исчезновения камня, совершенно реальную, физическую.
– Да, – убежденно резюмировала рыжая дама. – Вы больны, как и я.
А Катя почувствовала себя совершенно больной, усталой и выхолощенной. Она поняла: существует лишь два способа забрать у Виктории вожделенные камни – убить ее или подчинить ее силой кольца Киевицы. Варианта просто забыть о серьгах больше не существовало. От принципов не осталось следа. Вот только кольцо с одолень-травой осталось в Башне.
– Пожалуй, я снова вас обманула, – Виктория сняла с груди красный бриллиант. – С одним камнем у меня любовь не сложилась. С красными бриллиантами вечно что-то не так. В них нет той чистоты, которую я ценю превыше всего. Я так долго желала его… Но оказалось: он слишком мутный, слишком кровавый. Не мой цвет. Хотите, я продам вам его? В нем есть своя прелесть… Но то ли дело вот этот! – она выдвинула еще один ящик, разделенный на ячейки для колец, и приподняла двумя пальцами перстень с алмазом цвета зари размером в сотню карат. – Чистейший, прекрасный… Подобные розовые бриллианты очень редки. Но ни один из них не сравнится по чистоте цвета с моим, – художница жарко поцеловала массивный камень.
И внезапно показалась Катерине невыносимо противной – она ощутила неконтролируемое желание ударить ее. Или…
Попросту проверить на ней свою силу!
После встречи с Котарбинским Катя успела забыть о своем новом даре, но сейчас вновь ощутила, как ее глаза наливаются гневом и ядом.
Катя почти увидела, как белые стены мастерской становятся красными от человеческой крови. Кровь ударила в голову. Алая злость ослепила глаза.
Невероятным усилием воли Дображанская взяла себя в руки.
– Мирослав, мы уходим, – сухо сказала она. – Так я могу сфотографировать картину?
– Я назвала свое условие. Фото в обмен на набросок. – Теперь художница поцеловала взглядом Мира. Она явно любила лишь очень красивые вещи.
– Он согласен, – решила за него Катерина. – Мир, подождешь меня здесь? Через час я вернусь и принесу пару любопытных вещиц на обмен. У меня тоже есть одно занимательное колечко… – Смертельная казнь для художницы была заменена принуждением с помощью кольца-одолень-травы. – Не сомневаюсь, оно вас переубедит.
– Катя, ты офигела во-още? Куда ты опять убегаешь? Так нельзя! Уже Мамки пришли! Где Маша? Где Мир? Присядь на минуту… – Дашины щеки раздулись, но не от возмущения – она как раз дорвалась до остывших вареников и лопала их теперь за обе щеки.
Готовила Глава Киевских ведьм так же хорошо, как и колдовала, любила повторять, что умение варить годное зелье начинается с умения приготовить борщ, а настоящий украинский борщ нужно готовить как приворотное зелье – в том и состоит его особый рецепт.
И, похоже, вареники Василиса лепила по тому же приворотному принципу.
– Акнил, хот ты ей скажи… – громко проворчала Чуб сквозь последний наспех дожевываемый вареник, – Катя, ты в окно хоть смотрела? У нас гости уже на пороге балкона!
И Катерина Михайловна понимала, что в данном случае Даша Чуб совершенно права: Башню Киевиц накрыло шерстяным колпаком, стекла балконной двери стали совершенно белыми, туман окончательно съел Город…
Но Дображанская ничего не могла поделать с собой – ее лихорадило:
– Я должна… ненадолго… Я успею вернуться на посиделки с Мамками. Ведь ко мне пришла мама. Приходила… Или она до сих пор здесь, не знаю. Я не могу пропустить встречу с ней!..
– Но бриллианты важней? – зафиналила Чуб. – Да сядь ты! – наконец прикончила вареник она. – Наша некромантка пыталась напасть на своего жениха. Точней, ее дух, поскольку она умерла. – Даша отставила пустую тарелку и с неподдельной любовью взглянула на продолговатое блюдо с жареной уткой. Любви суждено было стать взаимной. Но не сейчас. Чуть позже.
– Как умерла? – моргнула Катя. – Как именно? Когда она успела?
– Пока неизвестно…
– Известно одно: после смерти она не перестала убивать, – сказала Акнир. – Как я уже говорила, мертвые некроманты порой страшнее живых. Ирина продолжает нападать на тех, кто любил ее, – сначала на отца, теперь на Егора…
– И все-таки странно, – Катя нервозно затопталась на месте, поглядывая то на дверь, то на часы в телефоне, – если она так плоха, почему Котарбинский поначалу рисовал ее суть такой ангельской? Что он желал этим сказать? Он видел мою маму, он верно видит сущность людей. У мамы были крылья… бабочки, – Катерина взяла со стола уже подаренную Маше бабочку-брошь, внимательно вгляделась в нее и изумленно прищурилась. – И почему Ирина – утопленница, если она не утопла? Вы говорите, Водяница не знает ее.
– Ее нет среди вил, – признала Акнир.
– И что тогда значит церковь над темной водой? – спросила Катя.
– Не знаю, – ведьма смотрела на экран ноутбука, уже демонстрировавшего сделанный Катей снимок «Тайны». – В Киеве нет такой церкви. И никогда не было. Похоже на полный тупик.
– Но мы видели сами: Ирина обернулась туманом, – сказала Даша. – Что, если она все же утонула? У этой церкви, – ткнула пальцем в картинку она. – Просто эта церковь не в Киеве. И, отлетев накануне Дедóв, ее душа сразу стала туманом… И еще не прошла круговорот и не стала водой. Не успела вернуться в царство воды? Ты, вообще, в курсе, – вопросила она Катю, – что вода – переход в мир мертвых?
– Так же, как зеркало, – добавила Акнир. – Как любая отражающая поверхность.
– Как зеркало? – Катя подошла к зеркалу в полный рост, приколола брошку на лацкан пиджака, проверяя свою засомневавшуюся память.
Да, больше не было никаких сомнений: в течение дня осколок бриллианта в брошке увеличился! Втрое! Если не вчетверо…
Но как?
Почему?
Киевицы умеют выращивать бриллианты на собственной груди?
Эта новость поможет ей в моральной схватке с Викторией?