Страница 31 из 42
Леви, к сожалению, слишком доверчив к своим «информантам». Ярчайший случай – рассказ о 400 греческих евреях, прибывших в июле 1944 года из Корфу и якобы дружно, все как один, пошедших на смерть, но не на работу в зондеркоммандо[411]. П. Леви, даже не будучи историком, мог бы и знать, что «венгерская операция» в это время уже практически закончилась, и никаких таких предложений кому бы то ни было сделано быть просто не могло![412]
Так же и все обвинения в Kameradschaft (сотовариществе) с СС и СД, кроме разве что черного рынка, критики не выдерживают. Свидетельство Нижли о футбольном матче не только не было никем подтверждено; наоборот, оно было решительно опровергнуто, в частности, Иешуа Розенблюмом[413]. Представить себе бригаду зондеркоммандо, направляющуюся в «Сауну» или устанавливающую экран или простынь у себя в казарме решительно невозможно: ни один из тех, у кого Г. Грайф брал интервью, ничего подобного не сообщал.
Быть может, самым ярким – из не-фейковых – проявлением этого Kameradschaft являлись отношения Менгеле и Нижли. Врач-эсэсовец, член партии, приказал (а на самом деле – доверил!) презренному жиду Нижли (тоже, правда, врачу) сделать аутопсию застрелившегося эсэсовского полковника[414]. Подумать только: врач-еврей, которому, согласно Нюрнбергским законам, и приближаться к немецкому пациенту запрещено, кромсает скальпелем драгоценную арийскую плоть!
И где? – в Аушвице!..
Но спорадическое «братание» и условная «коллегиальности» между членами СС и «зондеркоммандо» – отнюдь не системный, а сугубо индивидуальный и исключительный феномен, возникающий на межличностном, а не на межкорпоративном уровне. Но утонченная интеллектуальная констатация Леви этого феномена вовсе не рассчитана на то, чтобы стать методологией. Уж больно она эксклюзивна и выведена из исторического контекста, в котором различие между теми и другими столь принципиально и огромно, что само это наблюдение и его эмпирическая подоснова едва-едва различимы.
Однако именно как методологию восприняла ее ученица Леви Регула Цюрхер из Берна: раз встав на эти рельсы, она и докатилась, пожалуй, дальше всех. Ничтоже сумняшесь, она просто соединила членов «зондеркоммандо» и эсэсовцев на крематориях в некое общее, по-будничному звучащее понятие – «персонал установок по массовому уничтожению в Аушвице»[415]. Конечно, разбирая по пунктам их «работу», их «быт», их «менталитет» и т. д., она рассматривает их раздельно, как подгруппы этой группы, но черта уже перейдена, и рельсы сами ведут куда надо. Вот критерий антисемитизма: ага, у СС – он есть, а у «зондеркоммандо» – нет. А вот критерии «жажды выжить», «стремления к обогащению»: эти критерии, видите ли, есть у обеих подгрупп этого «персонала»! И еще они отличаются по степени «развязанности рук»[416]. И так далее…
Вместе же взятые, единые в этом и различные в том, они все равно формируют пресловутый «персонал установок по массовому уничтожению». Так профанируется методология учителей!
Р. Цюрхер предлагает различать среди членов «зондеркоммандо» четыре подгруппы: а) потенциальные самоубийцы, б) борющиеся за жизнь любой ценой, но оправдывающие это тем, что им предстоит рассказать обо всем миру, в) организаторы подполья и повстанцы и г) «роботы», не сохранившие никаких человеческих чувств. Вместе с тем это никакие не типы, а разные состояния все одного и того же – состояния души членов «зондеркоммандо». Каждый из них, может быть, прошел через ту или другую комбинацию этих состояний, ставших для него своего рода этапами.
Результат же, к которому приходит добросовестная ученица Леви, увы, банален: наряду с «черной зоной» – местообитанием абсолютного зла, существует, видите ли, некая «серая зона», которую, со стороны СС, манифестируют, например, хороший эсэсовец Курт Герштейн[417], а со стороны «зондеркоммандо», надо полагать, участники сопротивления и подготовители восстания из числа коллаборационистов.
Итак, в глазах многих на членах «зондеркоммандо», как и на членах юденратов, лежит каинова печать предательства и соучастия в геноциде.
Именно эта установка на многие десятилетия была определяющей в отношении к «зондеркоммандо» со стороны широкого еврейского сообщества, а также со стороны историков. Развиваясь по законам черно-белого мифотворчества, это обстоятельство, безусловно, отразилось и на истории публикации их бесценных рукописей.
Но настоящей «серой зоной» была та общественная атмосфера, которая их обволакивала.
Разве перед селекцией на рампе и в бараке спрашивали у Градовского или Лангфуса, а не хотели бы они попробовать себя в такой новой для себя и столь аттрактивной профессии, как работа в «зондеркоммандо» (с приложением должностных инструкций)? Выбор, который им тогда оставался, – это даже не выбор между 100-граммовой и 500-граммовой пайкой: имейся у них такой выбор, они бы предпочли 100-граммовую, только не в «зондеркоммандо». Это был сатанинский выбор между жизнью и смертью, между принятием навязываемых условий и их неприятием – то есть пулей в лоб или прыжком в пылающую яму или гудящую печь!
Вот аргументация уцелевшего члена «зондеркоммандо» Ш. Венеция: «Иные полагали, что мы ответственны за то, что происходило на крематориях. Но это же абсолютно неверно. Только немцы убивали. Мы же были насильно принуждены к пособничеству, тогда как под коллаборантами понимаются добровольцы. Важно подчеркнуть, что у нас не было выбора. Каждый, кто отказался бы, тут же получил бы выстрел в затылок. А для немцев это не составило бы проблемы: убив десяток из нас, они тут же набрали бы 50 новых. Для нас весь вопрос был в том, чтобы выжить, и другого выхода у нас просто не было. Ни у кого из нас. Кроме того, и мозг наш уже не был нормальным, мы не были в состоянии много размышлять о том, что произошло… Мы стали автоматами»[418].
И я, признаться, не знаю, что бы сделали всеми уважаемые Примо Леви или Ханна Арендт, если бы оказались на месте этих проклятых предателей и со-палачей?
Та же Арендт, еврейка и непримиримый борец с антисемитизмом, как-то научилась закрывать глаза на вопиющее поведение своего мэтра и друга Хайдеггера, великого философа и банального, как добро и зло, антисемита. И как-то не верится, что она, Ханна Арендт, прыгнула бы в гудящую печь.
Обвинять членов «зондеркоммандо» – центральных свидетелей Холокоста – в неправомочии их свидетельств, как это делает Примо Леви, в высшей степени антиисторично и несправедливо. А называть их «вóронами крематория» и писать о них так – «Глядя на Медузу Горгону, легче увидеть на ее лице желание освободиться от внутренних терзаний, чем прочесть на нем правду» – это похабство и пошлость[419].
Осмелюсь напомнить всем судящим и рядящим, что именно члены «зондеркоммандо» – они и только они! – долго вынашивали и, в конечном счете, осуществили единственное в истории Аушвица-Биркенау восстание, все участники которого геройски погибли!
После чего одним действующим крематорием стало меньше! Тогда как все прогрессивное человечество проморгало, почти не заметив, недостачу шести миллионов своих членов, а доблестные союзники по антигитлеровской коалиции не нашли на складах ни бомб, ни керосина для того, чтобы раздраконить этот отлаженный завод по производству человеческого пепла и перемолотых костей!..
И что именно они, зондеркоммандовцы, оставили – написали и спрятали – самые многочисленные и самые авторитетные свидетельства о том, чтó там происходило на самом деле и как. И не их вина, что до нас дошло лишь около десятка из них!
411
Леви, 2010. С. 40–49.
412
Как мог бы и знать, чт никаких регуляярных систематических ротаций и 12 «смен» зондеркоммандо в реальности не было (Леви, 2010. С. 41).
413
Kilian, 2004. S.138.
414
Nyiszli, 1960. P. 79–83.
415
Zürcher, 2004. Над ее рабочим столом была приколота бумажка с цитатой из ментора, вынесенной ею в эпиграф к книге: «Это совсем не легко и не приятно прощупывать дно низости, но я тем не менее нахожу, что это необходимо делать…» (S. 11)
416
Zürcher, 2004. S. 216–219.
417
Случай с эсэсовцем Пестиком (см. о нем ниже) ей, видимо, не был знаком.
418
Venezia, 2008. S. 151–152.
419
Леви, 2010. С. 42.