Провидец Энгельгардт

Одиннадцатое условие – это повседневный и всеохватывающий учёт. Обычно помещики, даже при наличии бухгалтера (или эконома, приказчика) не ведут учёт повседневно, и результат хозяйствования – прибыль или убыток – выясняется только в конце года и подчас оказывается для хозяина полной неожиданностью. Вроде бы всё делали как надо, по науке – и вдруг прогорели! Энгельгардту приходилось учитывать каждую копейку. Возможно, сказалась и привычка химика-экспериментатора, который, проводя опыт, должен вести дневник наблюдений и строго фиксировать результат. Постановка учёта у Энгельгардта-хозяина была выше всяких похвал.

«Счетоводство у меня в порядке, приход и расход всего и ход всех работ записываются до малейших подробностей…».

Например, родилась тёлочка. Ей тут же присваивался порядковый номер и записывались все необходимые данные о ней. И так по всем отраслям хозяйства. Вечером – подсчёт: приход, расход… Энгельгардт вёл дневник. Учёт был настолько точный, что Энгельгардт мог сказать: в прошедший месяц он съел 83 цыплёнка.

Приведу ещё двенадцатое условие успеха – тщательно подобранный, как сказали бы ныне, трудовой коллектив и надлежащий «дух, который сложился в доме». «Подбору и расстановке кадров» Энгельгардт уделял особое внимание, и недостатка в кандидатах на должность наёмного работника у него не было, особенно в неурожайные годы. Крестьян не только сельца Батищева, но и окрестных деревень он знал хорошо, недаром гостил у них на николыцину и крестил их детей. Он знал, кому можно положить запрашиваемую зарплату, а кому нет, кому отпустить запрашиваемый товар или дать ссуду на условиях покупателя или заёмщика, а с кем можно поторговаться (сцены такого «торга» он сам записывает дословно). Поэтому отобранных им работников действительно можно назвать и его кадрами, и трудовым коллективом. И главное, он знал: для успеха нужно, «чтобы было настоящее, действительное дело, а потом, чтобы был и хозяин». С чего мы начали разговор об условиях успеха хозяйства, к тому же пришли и в конце.

Однако это не то идеальное хозяйство, к которому стремился Энгельгардт. О нём речь пойдёт дальше.

И таких умных советов тому, кто хочет стать настоящим хозяином, в книге Энгельгардта превеликое множество. Разумеется, их сегодня нельзя воспринимать слепо, без учёта изменившихся условий, часто они скорее помогут навести на правильную мысль, напомнить о необходимости учитывать тот или иной фактор, который часто забывается, и всё же ни один из его советов не остаётся пустым, ненужным, тем более что подкреплён практикой и отличными результатами. Письма Энгельгардта – один из самых ценных источников для построения целостной науки о хозяйстве, учитывающей не только материальные, но и духовно-нравственные начала человеческой деятельности.

Глава 9. Хозяйства прочные, непрочные и химерические

Теперь пора показать принципиально отличие хозяйства Энгельгардта от тех частновладельческих хозяйств, которые в глазах интеллигентной публики представляли собой идеал. Хозяйство Энгельгардта процветало, а идеальные хозяйства обанкротились. Почему? Вот и кулак Дерунов вступил конкуренцию с идеальным хозяйством и победил, а это и позволило выявить органические пороки идеальных хозяйств, устроенных по-европейски и называвшихся в литературе того времени grande culture.

Энгельгардт – хозяин, начавший дело с нуля, с разорённого имения и добившийся его процветания, причём без вложения капитала. Дерунов тоже поначалу капиталов не имел, а впоследствии нажил столько денег, сколько и сотне таких хозяев, как Энгельгардт, за всю жизнь не заработать. Стало быть, Дерунов тоже хозяин, но его хозяйство построено совсем на других основах, чем хозяйство Энгельгардта, и надо их разобрать.

Скупщик Дерунов, образ которого, созданный творческим гением Щедрина и ставший литературным типом кулака, при крепостном праве был мелким прасолом и только что начинал набираться силы. В городе у него был постоялый двор и при нём небольшой хлебный лабаз.

Но вот крепостное право пало. И Дерунов стал главным воротилой в губернии. Разбогател он страшно. Арендовал у помещиков винокуренные заводы, в большинстве городов губернии имел винные склады, содержал громадное количество кабаков, скупал у крестьян хлеб и скот за бесценок в то время, когда тем надо было платить подати, и они страшно нуждались в деньгах.

На месте старого постоялого двора воздвиг он двухэтажные каменные палаты с пространными флигелями и амбарами, в которых помещались контора и склады. Великолепен и его дом. У него четверть уезда земли в руках. Он аблаката нанял, полторы тысячи ему платит.

«…насчет взысканий: не разоряю я, а исподволь взыскиваю. Вижу, коли у которого силы нет – в работу возьму. Дрова заставлю пилить, сено косить – мне всего много нужно. Ему приятно, потому что он гроша из кармана не вынул, а ровно бы на гулянках отработался, а мне и того приятнее, потому что я работой-то с него, вместо рубля, два получу»!

Я нынче фабрику миткалевую завёл: очень уж здесь народ дёшев, а провоз-то по чугунке не Бог знает чего стоит! (Завоёвывает новые рынки, успешно конкурирует с другими фабрикантами благодаря дешёвой рабочей силе.)

В рыночной экономике все её игроки в той или иной степени – Деруновы.

И вот Энгельгардт рисует картину, как на уезд, в котором он хозяйствует, раскинул свою сеть и Дерунов. И в том же уезде решил создать образцовое, на европейский образец, хозяйство граф Бобринский. Энгельгардт заранее предсказывает, что Дерунов окажется в выигрыше (хотя и временно), а Бобринский прогорит. И причины этого были фундаментальные.

«Бобринский хотел устроить рациональное хозяйство наподобие западноевропейских, с машинами, с рациональными севооборотами и пр. и пр. Но разве Бобринский мог поручить свое хозяйство какому-нибудь Дерунову? Он ведь хотел настоящую, прочную агрономию завести, немецкую. Взял управляющим немца Фишера, и тот начал орудовать. Немец, конечно, понял, что прочную агрономию нельзя завести без настоящего кнехта. У крестьян же, кстати, наделы кошачьи. Ну, и начал немец орудовать, думал, должно быть, прочного кнехта устроить. Взялся за дело по-немецки, с судами, с бумагами, думал всё покрепче сделать – оборвался. Не перекрестясь, немец за дело взялся.

Дерунов перекрестится, урвёт, ухватит, высосет и пошел прочь. Он свой к тому же человек, русский; каждый, дай ему опериться, будет делать по-деруновски. Дерунов делает по-божески, всё на совесть, ни судов, ни контрактов, ни бумаг. Много-много, если у него есть толстая книга, в которой крупными литерами записано: «Иван Петров – полштох, селётка». Пришла пора пахать, косить, жать – едут деруновские молодцы по деревням народ выгонять, и идут Иваны Петровы косить, жать. Пашут, косят, жнут, а там в книге всё стоят нескончаемые полштохи и селётки. У Дерунова всё идёт, как по маслу. Молодцы ездят по деревням «вовремя». «За тобой должок есть – вези-ка к нам пенёчку».

Что-нибудь одно: или мужицкое хозяйство, или «grande culture». Иные думают, что хорошо, по агрономии организованная «grande culture» может платить мужику более, чем он получит из своего хозяйства, так что мужик будет бросать землю, чтобы идти батраком в «grande culture», подобно тому, как иногда бросает землю, чтобы идти в фабричные, в прислуги, в интеллигенты. Не говоря уже о том, что вовсе нежелательно, чтобы «grande culture» обезземеливала мужика, я думаю, что этого не может быть и не будет…

Если бы крестьяне в этой борьбе пали, обезземелились, превратились в кнехтов, то могла бы создаться какая-нибудь прочная форма батрацкого хозяйства, но этого не произошло – падают, напротив, помещичьи хозяйства… Никакие технические улучшения не могут в настоящее время помочь нашему хозяйству. Заводите какие угодно сельскохозяйственные школы, выписывайте какой угодно иностранный скот, какие угодно машины, ничто не поможет, потому что нет фундамента. По крайней мере, я, как хозяин, не вижу никакой возможности поднять наше хозяйство, пока земли не перейдут в руки земледельцев».