Страница 17 из 23
Вернувшись к себе в кабинет, я начал составлять отчет:
«Ножевое ранение 1 расположено в 6 см слева от середины спины… верхний край раны заострен: нижний край притуплен… длина раны 26 мм… раневой канал проходит между пятым и шестым ребром в левой половине грудной клетки… затем он входит в левую верхнюю долю задней стороны грудной клетки и продолжается вперед, слегка наклоняясь вниз и в сторону грудины. Раневой канал пересекает верхнюю долю левого легкого и рассекает левую легочную артерию… разрез составляет 40 см в длину и имеет неровные края… в левой половине грудной клетки находилось более 1 л частично свернувшейся крови… ушиба кожи вокруг раны обнаружено не было».
Получается, внутри тела рана была чуть ли не в два раза длиннее, чем снаружи. Я привел свои рассуждения.
Характер отверстия раны в области мышц спины говорит о том, что левая рука в момент нанесения ранения, должно быть, была поднята. Различный размер внутренней и наружной раны свидетельствует о движении в момент нахождения оружия в полости грудной клетки.
ТРАДИЦИОННЫЕ СЛЕДЫ БОРЬБЫ ПРИ НАПАДЕНИИ С НОЖОМ ОБНАРУЖИТЬ ЛЕГКО – У ЖЕРТВЫ ЗАЧАСТУЮ ОКАЗЫВАЮТСЯ ПОРЕЗАНЫ РУКИ И ПАЛЬЦЫ, ТАК КАК ОНА ХВАТАЛАСЬ ЗА ЛЕЗВИЕ, ОТЧАЯННО ПЫТАЯСЬ ЗАЩИТИТЬСЯ.
Это движение ножа могло оказаться важным. Оно определенно указывало на то, что удар произошел в движении, как это часто бывает с ножевыми ранениями. Либо жертва или нападавший двигались в момент его нанесения, либо они были неподвижны, и сам нож двигался внутри раны. Порой важность подобного движения всплывает лишь впоследствии, так что о нем непременно следует написать.
Я в подробностях описал два других ножевых ранения и отверстия ран: нож прошел лишь через мышцы спины. Затем я пронумеровал тупые раны в левой части лица.
На этом теле были рваные раны, ушибы и ссадины. Имелось три ножевых ранения. Однако не было никаких следов борьбы. Традиционные следы борьбы при нападении с ножом обнаружить легко – у жертвы зачастую оказываются порезаны руки и пальцы, так как она хваталась за лезвие, отчаянно пытаясь защититься. На теле этого юноши никаких следов борьбы не было, но на него напали сзади.
Теперь о моих выводах. Именно с этой части большинство начинает читать отчет, и она должна быть понятна любому обывателю – полицейским, родным и всем причастным.
К этому времени я уже знал порядок. Первым делом необходимо исключить любую вероятность смерти от естественных причин. Затем нужно назвать, что именно вызвало смерть и как быстро она могла наступить. После этого следует привести любые полезные соображения относительно возможного орудия убийства либо событий или действий, которые привели к смерти. Наконец нужно сделать медицинское заключение о причине смерти. Это официальная, имеющая юридическую силу часть отчета, которая – если ее примут – появится в свидетельстве о смерти.
Я написал:
«Смерть не была вызвана естественными причинами. Ножевое ранение 1… привело к кровоизлиянию. Смерть наступила в считаные минуты. Характер ран соответствует оружию с одним режущим краем шириной примерно 18–20 мм, отходящим от острия на 15–17 см. Длина оружия составляет не менее 15 см, и его конец, скорее всего, заострен.
Обе раны с правой стороны и раны с 1 по 5 на лице характерны для удара о плоскую поверхность. То, что они были получены при падении на дорогу, маловероятно, однако полностью исключить такую возможность нельзя. Судя по всему, эти ранения были получены за некоторое время до ранения 5 на левой стороне лица. Это ранение характерно для контакта с грубой поверхностью.
Причина смерти:
1а Потеря крови
1б Ножевое ранение в грудь».
Это преступление, какой бы трагедией оно ни стало для семьи жертвы, было совершенно рядовым для судебно-медицинского эксперта. Мой отчет не был ни самым длинным, ни самым подробным из когда-либо написанных мной. Тем не менее у меня на него ушла, думаю, добрая половина ночи.
Когда парня официально опознали, я смог называть его по имени, однако, если не считать этой определенности, я испытывал сомнения насчет каждого факта, а также относительно своих выводов. Не слишком ли я увлекся догадками? Насколько я был уверен, что эти травмы на лице не были вызваны падением на дорогу? Нужно ли было мне предложить какие-то объяснения столь сильным движениям ножа в грудной полости? Звучал ли я достаточно убедительно? Мне не хотелось выступать в суде на стороне обвинения, когда полиция посадит подозреваемого на скамью подсудимых, чтобы защита меня спрашивала: «Скажите нам, доктор Шеперд, сколько вскрытий людей, погибших от ножевых ранений, вам уже доводилось проводить прежде в одиночку? Что?! Ни одного?»
Хотя я только начал свою карьеру, я уже прекрасно понимал, что выступление в суде может оказаться настоящим минным полем. Одно дело написать отчет о вскрытии, сидя у себя в кабинете, и совершенно другое – представлять его в качестве свидетеля-эксперта в суде, отбиваясь от нападок адвоката обвиняемого. Мне доводилось слышать много связанных с судом историй от старших коллег, и я одновременно и ждал, и боялся своего первого появления за свидетельской трибуной в Королевском суде.
Вскоре полиция уже допрашивала подозреваемого в убийстве – это был мужчина за 30, которого жертва, как оказалось, раньше не знала. Юноша договорился о встрече с ним у гаражей, чтобы купить по дешевке автомобильное радио – скорее всего, краденое.
Полиция попросила меня проверить версию событий подозреваемого, и мы сошлись на том, что лучше всего это сделать непосредственно на месте преступления. Итак, пару дней спустя в сопровождении все того же старшего детектива, а также инспектора и сержанта уголовной полиции я вернулся в Кройдон.
Мы стояли у облезлых гаражей. С их ворот осыпалась краска.
– Обвиняемый утверждает, что кто-то другой ударил парня ножом, когда тот вышел из его гаража. «Что, должно быть, на него напали рядом с тем местом, где мы его нашли», – сказал старший.
– В гараже не было следов крови, так что, возможно, он говорит правду, – ответил я.
Они выглядели разочарованными. Еще не раз в моей карьере мне предстояло разочаровывать детективов.
– Что ж, мы думаем, что обвиняемый ударил его ножом прямо здесь. Но с другой стороны… рядом с гаражом нет никаких следов крови. Да и на дороге. Да и вообще где бы то ни было, кроме как под трупом.
Я почувствовал себя важным. Я почувствовал себя Симпсоном. Вместе с идущими за мной по пятам старшими офицерами полиции я измерил расстояние в шагах (получилась сотня шагов), а также засек, за какое время его мог бы преодолеть умирающий человек с проткнутым легким (53 секунды), не забыв замедлить шаг ближе к концу пути, чтобы учесть усилившуюся одышку и головокружение.
Я повернулся к детективам.
– Возможно, вы правы: он мог добраться до дороги, где его обнаружили, после того как его ударили ножом в гараже.
Они улыбнулись.
Я записал:
«Я считаю, что человек, получивший травму, схожую с ранением 1, может преодолеть это расстояние пешком, прежде чем потеряет сознание.
Отсутствие пятен крови на его пути может быть объяснено двумя факторами. Во-первых, внешнее кровотечение у стоящего человека после получения ранения 1 было бы незначительным, пока уровень крови в грудной полости не достиг бы места раны на коже. Во-вторых, на убитом была одежда, в частности толстая куртка, которая впитала бы значительное количество крови».
Мне не пришлось переживать по поводу своего первого выступления в суде. Судебные разбирательства были приостановлены, так как присяжных из-за юридической формальности пришлось распустить. К тому времени как дело дошло до суда, у меня за плечами было уже столько убийств, что адвокату защиты и в голову бы не могло прийти, что это дело было моим самым первым.
Я дал свои показания, и перекрестный допрос прошел довольно спокойно.
Мне все казалось четче некуда. Я видел доказательства против обвиняемого, и они были более чем убедительными. А три ножевых ранения, включая одну глубокую рану легкого сзади, позволили таблоидам использовать одну из их излюбленных фраз: «жестокое нападение». И уж точно ее использовало и обвинение с целью вызвать презрение у присяжных к подсудимому.