Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 23



«Пять ран на левой стороне лица:

1) ушиб 3 мм в диаметре прямо под боковым краем левой брови;

2) кривая рваная рана 10 мм в диаметре с кровоподтеком на боковом краю левого верхнего века;

3) ссадина 20 × 22 мм сбоку над левой челюстной дугой».

Рваные раны отличаются от аккуратных разрезов, которые оставляет нож. Кожа при этом не режется, а рвется – как правило, их наносят тупым оружием. Мало кто рассматривает дорогу, бордюр или здание как оружие, однако если тело ударяется об это, то последствия такие же, как и после любого другого удара оружием. В данном случае я посчитал, что рваная рана стала следствием удара головы жертвы о бордюр при падении.

Ссадинами называют поцарапанную или ободранную кожу, и такие повреждения обычно затрагивают только эпидермис – верхний слой кожи. Кровотечения как такового не происходит, однако раны могут сочиться кровью, которая зачастую проступает точками. Такие повреждения могут быть вызваны дорожной аварией, когда какая-то часть тела с силой проезжает по неровной жесткой поверхности. Разумеется, царапины случаются в жизни постоянно, однако с точки зрения криминалистики они представляют особый интерес, так как могут появиться уже после смерти. Допустим, тело юноши тащили по дороге: это могло привести к образованию ссадин, по которым было бы сложно сказать, тащили ли его до или уже после смерти.

Ушибы – это кровоподтеки. Поврежденные крошечные вены и артерии рвутся, и из них вытекает кровь. У детей кожа эластичная, так что у них кровоподтеки образуются в меньшей степени, чем у пожилых людей, чья кожа теряет свою эластичность. Кровоподтеки могут запросто ввести в заблуждение, так как их основной составляющей является кровь – биологически разлагаемая жидкость. Результат: внешний вид кровоподтеков меняется со временем, а также под действием гравитации. Наиболее заметно изменение их цвета. Как только кровь покидает кровеносные сосуды, организм начинает ее расщеплять. Если говорить в общем, то цвет кровоподтеков меняется с фиолетового на желтый, потом они зеленеют и в итоге становятся коричневыми. Было проведено немало исследований с целью определить время, прошедшее с появления кровоподтека, по его цвету, и было бы невероятно полезно, будь хоть одна из разработанных систем надежной. К сожалению, проверку на практике не прошла ни одна.

МАЛО КТО РАССМАТРИВАЕТ ДОРОГУ, БОРДЮР ИЛИ ЗДАНИЕ КАК ОРУЖИЕ, ОДНАКО ЕСЛИ ТЕЛО УДАРЯЕТСЯ ОБ ЭТО, ТО ПОСЛЕДСТВИЯ ТАКИЕ ЖЕ, КАК И ПОСЛЕ ЛЮБОГО ДРУГОГО УДАРА ОРУЖИЕМ.

Можно оказаться сбитым с толку, когда кровоподтеки становятся более выраженными после смерти, либо через несколько дней, а то и недель появляются «новые» ушибы. Это не означает, что тело получило травму в морге – это лишь признак того, что красные клетки крови продолжили вытекать из поврежденных кровеносных сосудов, хотя теперь их уже выталкивало не артериальное давление – они делали это под действием силы притяжения.

У меня ушло немало времени, чтобы записать все внешние повреждения жертвы. Закончив, я поднял глаза, щурясь. Полицейские защурились мне в ответ. Нависла пауза, пока я вспоминал, что делать дальше.

НА ДАННЫЙ МОМЕНТ НЕ УТВЕРЖДЕНА НИ ОДНА СИСТЕМА, ЦЕЛЬЮ КОТОРОЙ БЫЛО БЫ ОПРЕДЕЛИТЬ ПО ЦВЕТУ КРОВОПОДТЕКА ВРЕМЯ, ПРОШЕДШЕЕ С МОМЕНТА ЕГО ОБРАЗОВАНИЯ.

Сейчас я не стал бы испытывать ни малейшего стыда, что на какое-то время задумался, однако тогда мне так хотелось создать впечатление полного контроля над ситуацией, что я стал делать вид, будто продолжаю что-то записывать, лишь бы выиграть немного времени. Хотелось бы мне, чтобы персонал выключил радио, однако я слишком стеснялся об этом попросить.

Крис де Бург распевал о женщине в красном.

Я попытался сосредоточиться. Ну конечно. Теперь мазки. С половых органов, ануса и полости рта, чтобы лаборанты могли поискать следы сексуального насилия.

«Не могли бы вы выключить это жужжание?» – сказал старший детектив.

Персонал был не особо доволен, однако, к моему облегчению, выполнил просьбу. Только теперь в помещении воцарилась жуткая тишина, а я тем временем брал у юноши образцы волос и состригал его ногти, чтобы на них потом можно было поискать следы кожи, волокон ткани либо любого другого застрявшего под ними материала, который мог бы связать жертву с убийцей или с каким-то местом. По завершении вскрытия я должен был взять образцы крови, мочи и различных тканей для гистологического анализа, а также все, что только могло пригодиться.



Все образцы были помечены моими инициалами с номером (РТШ/1). Я подписывал каждый образец, испытывая невероятную гордость. Вот уже 30 лет эти буквы обозначают мою причастность к расследуемому делу, однако в тот день, когда я впервые их написал, эти буквы казались мне совершенно незнакомыми, словно новая школьная форма в начале учебного года.

Все собравшиеся – следователи и полицейские – ожидали, когда я начну внутреннее исследование. Мало кто знает, что в обязанности полицейских входит наблюдение за проведением вскрытия: их присутствие является важной частью протокола. Старший детектив, конечно, уже их навидался, однако один из младших полицейских был на вскрытии впервые. Еще во время внешнего осмотра ему было явно не по себе, а когда я взял в руки скальпель, он и вовсе побледнел.

– Всё в порядке, парень? – спросил старший.

Полицейский сухо кивнул.

Я пытался придумать, чтобы такого сказать, чтобы его подбодрить, однако ничего в голову не шло. Я был слишком занят тем, чтобы выглядеть так, словно я уже не раз проводил вскрытия по делу об убийстве в одиночку.

– Ох, да ты скоро привыкнешь, – беззаботно сказал я, стараясь скрыть собственное волнение.

Полицейский сглотнул. Я попытался выдавить из себя подбадривающую улыбку, однако так сильно переживал, что мои мышцы казались крайне неподатливыми. Моя улыбка, возможно, больше напоминала гримасу, потому что полицейский не только не улыбнулся в ответ, но и приобрел еще более встревоженный вид. Вскрыв тело, я почувствовал, что младший офицер не сводит с меня глаз. То, как он таращился на мое лицо, сбивало меня с толку, и пару раз, делая разрез, моя рука слегка дрогнула. Бросив на него взгляд, я увидел, что на его лице застыл неприкрытый ужас. Судя по всему, он зафиксировал свой взгляд на моем лице, лишь бы не смотреть, что делают мои руки.

Хотелось бы мне придумать, как его поддержать, однако я сам был так напряжен, что у меня попросту не оставалось сил ему помогать. Даже опытный старший детектив и следователь, за плечами у которых, судя по всему, было уже немало совместных дел, прекратили свои разговоры и в полной тишине наблюдали за моими действиями. Обычно персонал морга неизменно разбавляет атмосферу своими прибаутками, однако сегодня они были необычайно молчаливы. Почему никто ничего не говорил? Ну хоть слово? Все молчали. Мне даже захотелось, чтобы радио снова включили. Хотя волну уж точно следовало поменять.

Они смотрели, как я отслеживаю внутреннюю структуру ранений. Когда я осмотрел изнутри лицевые раны жертвы, полицейского внезапно затрясло, и он выбежал за дверь, прикрывая рукой рот.

– Ой-ой, – сказал старший детектив.

Следователь засмеялся. Затем снова воцарилась тишина.

Я препарировал труп жертвы, как делал это уже не раз, проверяя на наличие переломов ребра и другие кости. Крайне важно убедиться в отсутствии сопутствующих естественных причин смерти. Юноша, однако, оказался идеально здоровым. Не считая, конечно, того факта, что он был мертв.

Я был рад, что вскрытие подошло к концу, и стал задаваться вопросом, почему атмосфера так сильно отличалась от всех остальных судебных вскрытий, на которых мне доводилось присутствовать. Не то чтобы на них обычно кипело веселье, однако всегда были дружелюбные разговоры, ну или вообще хоть какой-то шум, которые сегодня отсутствовали напрочь. В чем могло быть дело?

Я ПРЕПАРИРОВАЛ ТРУП ЖЕРТВЫ, КАК ДЕЛАЛ ЭТО УЖЕ НЕ РАЗ, ПРОВЕРЯЯ НА НАЛИЧИЕ ПЕРЕЛОМОВ РЕБРА И ДРУГИЕ КОСТИ. КРАЙНЕ ВАЖНО УБЕДИТЬСЯ В ОТСУТСТВИИ СОПУТСТВУЮЩИХ ЕСТЕСТВЕННЫХ ПРИЧИН СМЕРТИ.