Страница 23 из 28
В итоге Льюис произвел рукопись объемом около одиннадцати тысячи слов и горько жаловался отцу и на то, как дорого взяла машинистка, чтобы перепечатать этот текст, и сколько опечаток она при этом насажала. Объявление результата затягивалось, и нервы Льюиса были уже на пределе. Наконец 24 мая пришло известие о победе. Его пригласили прочесть выбранный профессорами поэзии и ораторского мастерства отрывок на ежегодной Encaenia – церемонии присвоения почетных степеней Оксфордского университета, которая проводилась в Шелдонском театре. Среди почетных гостей на церемонии присутствовал Жорж Клемансо, бывший с 1917 по 1920 год премьер-министром Франции. Льюис выступал целых две минуты и писал брату о том, в какой восторг он пришел, когда понял, что его голос разносится по всему огромному зданию[208].
Оксфордский издатель и книготорговец Бэзил Блэкуэлл немедленно связался с Льюисом, желая обсудить возможную публикацию эссе, однако это сочинение так и не было издано, а потом и рукопись пропала. По-видимому, Льюис не видел в этом произведении особых литературных достоинств. «Его скоро забудут», – писал он отцу. По-настоящему его интересовал не сам текст, а выигранный конкурс[209]. Будем надеяться, что Льюис прав. Ни одного экземпляра эссе не уцелело ни в семейных бумагах Льюисов, ни в архивах Оксфордского университета[210]. Мы так и не узнаем, что Льюис думал про «оптимизм» и в какие выражения облек свои мысли. Мы знаем одно: ему удалось произвести впечатление на жюри и упрочить свою репутацию восходящей звезды на университетском небосклоне.
Перспективы академической карьеры теперь несколько обнадеживали, но отношения с отцом оставались отчужденными и непростыми. Загнанная вглубь проблема связи Льюиса с миссис Мур вновь вышла на передний план и сделалась угрожающей в июле 1921 года, когда Альберт Льюис письменно известил сына о намерении приехать в Англию, наведаться в Оксфорд, повидать сына, а также осмотреть его комнаты в колледже. Встревоженный вероятными последствиями встречи отца с миссис Мур, Льюис поспешно изобрел «друга», из-за которого такой визит делался неудобным. Он утверждал, что «съехал из колледжа» и делит теперь комнаты с человеком, который «по горло занят», нельзя отрывать его от занятий сторонними визитами[211].
В искусстве обмана Льюис зашел так далеко, что создал нечто вроде театральных декораций, поспешно преобразив задние комнаты в доме миссис Мур в подобие «студенческой норы», и ухитрился уговорить другого студента, Ронди Пэсли, погостить у него во время докучливого родительского визита, изображая перетрудившегося и необщительного соседа. Но в итоге отец удовольствовался сытным обедом в отеле «Кларендон» на Корнмаркет и не проявил ни малейшего желания видеть жилье сына или его колледж[212].
Успехи и провалы: академические достижения и безработица
Последний академический год (1921/22) Льюис готовился в Университи-колледже к финальному экзамену, сосредоточившись на двух целях: отличиться на выпускном испытании в июне, а затем найти работу. Дневник этой поры отражает поразительное количество прочитанных книг, выполненных домашних обязанностей, вовлеченных в разговор друзей и родственников миссис Мур, испробованных вариантов устроиться на работу и безуспешных попыток справиться с нарастающей тревогой и мыслями о том, удастся ли найти место в университете.
Сомнения переросли в мрачную уверенность к маю 1922 года, когда до финального экзамена оставалось меньше месяца. Эдгар Кэррит, тьютор Льюиса по философии, ясно дал понять, что в ближайшее время вакансий в университете не предвидится. По его словам, у Льюиса имелся только один реальный шанс, если уж он твердо выбрал для себя академическую карьеру: провести в Оксфорде еще год и «пройти дополнительный курс»[213]. То есть Льюису следовало повысить свои шансы на трудоустройство, подготовившись к сдаче еще одного финального экзамена – расширить перечень своих компетенций, добавив к ним помимо Greats английскую литературу.
Реджинальд Макан, глава Университи-колледжа, на встрече со своим студентом чуть позже в том же месяце дал ему аналогичный совет. Американский коллега только что попросил Макана рекомендовать многообещающего молодого ученого на годичную стажировку в университете Корнелл (Нью-Йорк). Первым, кого назвал Макан, был Льюис. Однако невысокая стипендия не покрыла бы даже расходов на дорогу, к тому же переезд был бы губителен для личной жизни Льюиса. Разумеется, свой отказ Льюис предпочел обосновать первой из этих причин, а второй с деканом не поделился.
Макан спросил, что же в таком случае Льюис намерен делать. Услышав, что вершина его стремлений – членство в Оксфордском университете, старый профессор попытался объяснить молодому человеку, как переменились времена. Та славная довоенная пора, когда блестящий студент мог рассчитывать на место в колледже сразу после выпускного экзамена, давно миновала. Учрежденная в ноябре 1919 года Королевская комиссия по Оксфорду и Кембриджу, она же «комиссия Асквита», выдала Оксфордскому университету ряд рекомендаций, чтобы тот сумел перестроиться и адаптироваться к нуждам послевоенной эпохи. Университи-колледж вынужден был проводить эти реформы, в том числе сокращать часть ставок[214]. Льюису придется приспосабливаться к новой ситуации в жизни университета. Ему надо продемонстрировать свою уникальность, получив еще один диплом, а хорошо бы и победить еще в каком-нибудь конкурсе. Макан намекнул, что если Льюис решится пойти этим путем, колледж продлит ему стипендию и платить за обучение не придется.
Льюис написал отцу, изложил полученные советы и объяснил, что из них следует. В этом трезвом письме Льюис пытался обрисовать перемены в послевоенном мире, где может и не найтись места специалисту по таким становящимся «экзотическими» предметам, как классические языки и литература, тем более философия. Если он не сумеет зацепиться за Оксфорд, единственная возможная для него профессия – «учительство», отчаянный выход на крайний случай; ни малейшего призвания к школьной работе Льюис не чувствовал. Да и не слишком-то ценным приобретением он был с точки зрения элитных английских школ. «Неспособность играть в игры», отравившая Льюису пребывание в Малверне, стала бы очевидным минусом и тут. Итак, единственный разумный вариант – сделаться оксфордским доном. Вот от кого спортивных талантов не требуется. Но вместе с тем становилось все очевиднее, что ради этой цели придется добавить к фундаментальному образованию и блистательно сданным Greats специальные знания в конкретной области. Каков будет этот дополнительный предмет, Льюис тоже прекрасно понимал: в Оксфорде был только один новый и «перспективный» предмет – английская литература[215].
Дальнейшие размышления на этот счет пришлось отложить, поскольку все оставшееся время Льюис должен был потратить на подготовку к окончательным экзаменам, назначенным на 8–14 июня. Проверялись знания по римской истории, по логике, он должен был перевести незнакомый отрывок с греческого (из Филострата) и с латыни (из Цицерона). Льюис был не вполне уверен, хорошо ли он сдал, но, по крайней мере, знал, что не провалился.
Покончив с экзаменами, Льюис для успокоения написал в ожидании результатов несколько песен своей поэмы «Даймер». Поэма замышлялась как эпос в духе Гомера, Мильтона и Теннисона. Хотя набрасывать ее Льюис начал еще в Грейт Букхэме, созревание замысла относится к 1922 году. Дневник Льюиса с 1922 по 1924 год содержит многочисленные записи примерно такого содержания: «работал над Д сегодня днем». Мы еще вернемся к этому произведению, опубликованному в 1926 году.
208
Письмо Уоррену Льюису от 1 июля 1921 // Ibid. P. 556–557.
209
Письмо Альберту Льюису от 17 июня 1921 // Ibid. P. 551.
210
Благодарю коллег из архива Оксфордского университета и «особого собрания» Бодлианской библиотеки за усердные поиски этого документа.
211
Письмо Альберту Льюису от 9 июля 1921 // Ibid. P. 569.
212
Письмо Уоррену Льюису от 7 августа 1921 // Ibid. P. 570–573.
213
Письмо Альберту Льюису от 18 мая 1922 // Ibid. P. 591.
214
Darwall-Smith, R. History of University College Oxford. Р. 447. Эти изменения произошли в 1926 г.
215
Письмо Альберту Льюису от 18 мая 1922 // Letters. Vol. 1. P. 591–592.