Страница 26 из 30
Блум. Берегись карманников. Старая воровская уловка. На ходу столкнется с тобой и срежет бумажник.
Вокруг рыщет приблудный пес, носом к земле, принюхиваясь. Смутная фигура чихает. Появляется бородатый согбенный человек, на нем долгополый кафтан сионских старейшин и серая ермолка с вишневыми кисточками. Роговые очки низко сползли на нос. Желтые потеки яда на бескровном лице.
Рудольф. И таки снова растранжирил полкроны. Два раза за один день. Но я говорил тебе: никогда не води компанию с пьяными гоим. Э? Тебе не сколотить никакие деньги.
Блум (стоит понуро, спрятав за спину свертки, ощущая спиной свиное тепло и бараний холод). Ja, ich weiss, papachi[86].
Рудольф. Что же ты делаешь в таком месте? Или у тебя нет души? (Дрожащие когти ощупывают безмолвное лицо Блума.) Или ты не сын мой, не Леопольд, внук Леопольда? Или ты не милый мой сын Леопольд, что оставил дом отца своего и оставил бога своих праотцов Авраама и Иакова?
Блум (осторожно). Да, это так, папа. Мозенталь. Все, что осталось от него.
Рудольф (суров и мрачен). И таки однажды тебя привели домой пьяного как свинья и после траты все деньги. Хорошие деньги. Как ты зовешь их, эти юноши, что бегают?
Блум (узкоплечий юноша в голубом элегантном оксфордском костюме, жилете с белой отделкой, каштановой тирольской шляпе, при часах Уотербери чистопробного серебра на двойной цепочке «Принц Альберт» с печаткою и брелками. Одна сторона костюма покрыта засыхающей грязью). Кроссмены, папа. Это же единственный раз.
Рудольф. Единственный! По уши весь в грязи. Рука порезана. Столбняк. Они таки сделают тебе капут, Леопольдлебен. Ты должен быть осторожно с этими юноши.
Блум (неуверенно). Они меня подговорили пробежать спринт. А там было грязно, и я нечаянно поскользнулся.
Рудольф (с презрением). Goim nachez[87]. Прекрасная картина для твоей бедной матери!
Блум. Мама!
Элин Блум (в чепце с лентами, как у барыни из райка, в кринолине и с турнюром наподобие вдовы Твэнки; блуза с пуговками на спине и рукавами фонариком, серые перчатки, камея; волосы уложены в сетку. Она появляется над перилами лестничной площадки, держа криво в руке подсвечник, испуганно и пронзительно вскрикивает). О милостивый Боже, что они сделали с ним! Мои соли! (Подбирает подол и роется бурно в кармане своей полосатой нижней юбки. Оттуда летят флакон, медалька с Агнцем Божиим, сморщенная картофелина, кукла из целлулоида.) Святая Божия Матерь, но где же, где же ты был?
Блум, бормоча невнятно, потупив взгляд, пытается засунуть свои свертки в карманы, и без того набитые, терпит неудачу, стоит, продолжая что-то бубнить.
Голос (резко). Польди!
Блум. Кто это? (Пригнувшись, неловко закрывается от удара.) К вашим услугам.
Он поднимает глаза. Мираж финиковых пальм, и прямо перед ним – прекрасная женщина в костюме турчанки. Ее пышные округлости туго теснятся в алых шальварах и блузке, расшитой золотом. Широкий желтый кушак опоясывает ее стан. Белая чадра, лиловеющая в ночи, закрывает ее лицо, оставляя лишь черные большие глаза и волосы цвета воронова крыла.
Блум. Молли!
Мэрион. Ой ли? С этого дня, золотой мой, изволь говорить миссис Мэрион, когда ты ко мне обращаешься. (Насмешливо.) Наш бедненький муженек не застудил ли ножки, гуляя так долго?
Блум (переминаясь с ноги на ногу). Нет-нет. Совершенно ничуть.
Он дышит глубоко, возбужденно, глотая воздух, он спрашивает, надеется, вот тут для нее свиные ножки на ужин, ему надо столько ей высказать, извинения, желание, он словно весь в трансе. На лбу у нее блестящая монета, драгоценные кольца на пальцах ног. Лодыжки соединены тонкой цепочкой. Подле нее верблюд, на голове у которого красуется высокий тюрбан, на спине – седло с балдахином, откуда свисает шелковая лесенка с бесчисленным множеством ступенек. Он переступает на месте, беспокойно дергая крупом. Она сердито хлопает его по окорокам, и на ее запястьях звякают златозмейки звонкогневно.
Ругает его по-мавритански.
Мэрион. Nebrakada! Feminimum.
Верблюд, подняв переднюю ногу, срывает с дерева большой плод манго и протягивает госпоже, держа его своим раздвоенным копытом, моргая. Потом опускает голову и, посапывая, выгнув шею, неуклюже примеривается стать на колени. Блум сгибается и подставляет спину, как в чехарде.
Блум. Я бы мог вам… То есть как ваш меменеджер… Миссис Мэрион… если вы…
Мэрион. Так что уловил перемену? (Медленно ласкает пальцами свой стан, увешанный украшениями. В ее взгляде мягкая дружелюбная насмешка.) Эх, Польди-Мольди, чурка ты неотесанная! Тебе бы надо повидать жизнь. Повидать белый свет.
Блум. Я все время хотел вернуться за этим лосьоном, воск с померанцевым цветом. В четверг рано закрывается. Я завтра с утра, первым делом. (Хлопает себя по карманам.) Эта блуждающая почка. А!
Он показывает на юг, потом на восток. Восходит новенький, чистенький кусок лимонного мыла, источая свет и душистость.
Мыло.
В диске солнцемыла появляется веснушчатая физиономия аптекаря Свени.
Свени. Три и пенни, будьте любезны.
Блум. Да-да. Это для моей супруги, миссис Мэрион. По особому рецепту.
Молли (ласково). Польди!
Блум. Чего изволите, сударыня?
Молли. Ti trema un poco il cuore?[88]
Презрительно отворачивается и уходит, холеная и пухленькая, соблазнительно семеня, напевая дуэт из «Дон Жуана».
Блум. Но вы уверены с этим Voglio? Я в смысле произноше…
Бредет следом, за ним терьер, вынюхивая. Старая сводня берет его за рукав, поблескивают волоски на ее бородавке.
Сводня. Десять шиллингов, целка. Свежачок, не притрагивались. Пятнадцать. И никого там, один папаша ее, бухой в подкладку.
Показывает рукой. В приотворенных дверях своей темной каморки стоит Брайди Келли, робкая, забрызганная дождем.
Брайди. Хэтч-стрит. Может, у вас есть настроение?
Слабо ойкнув, взмахнув шалью, словно летучая мышь крыльями, она убегает. Дюжий детина гонится за ней большими сапошажищами. Спотыкается о ступеньки, встает и исчезает во мраке. Доносятся слабые смешки, потом затихают.
Сводня (ее волчьи глаза горят). Ишь как ему приспичило. Ты слушай, в шикарном заведении ты девушку не найдешь. А тут за десять. Да не телись час, гляди в штатском засекут. А эта, из шестьдесят седьмого, сучка.
Герти Макдауэлл хромает к нему, строя нежные глазки. С жеманными ужимками вынимает из-за спины и показывает ему, скромно потупясь, запятнанное кровью белье.
Герти. Все мое достояние земное тебе я вверяю дабы ты. (Понизив голос.) Вы это сделали. Ах, я ненавижу вас.
Блум. Я? Когда? Это вам приснилось. Я вас первый раз вижу.
Сводня. А ну, отойди от джентльмена, ты, аферистка. Пишет обманные письма джентльмену. Ходит на панель, пристает к мужчинам. Твоей матери давно пора выдрать тебя как следует, шлюха ты эдакая.
Герти (Блуму). Вы подглядели все секреты у меня в нижнем ящичке. (Гладит его рукав, хнычет.) Несчастный женатик! Я тебя люблю за то, что ты мне так сделал.
Она уходит, ступая боком, прихрамывая. Посреди мостовой стоит миссис Брин в мужском фризовом пальто с большими накладными карманами. Ее глаза широко раскрыты, во взгляде бездна лукавства, улыбка обнажает все ее травоядные козьи зубы.
Миссис Брин. Мистер…
Блум (солидно откашлявшись). Сударыня, мы имели удовольствие в нашей последней корреспонденции от шестнадцатого сего…
Миссис Брин. Мистер Блум! Здесь, в самом гнездилище порока! Ха-ха, вы славно попались! Нет, каков негодник!
86
Да, папа, я знаю (идиш).
87
Гойское счастье (идиш).
88
Дрожит ли у тебя слегка сердце? (ит. Вариация фразы из дуэта «Дай руку мне, красотка».)