Страница 13 из 14
Княжич прошёл к порогу и в два шага поднялся на крыльцо, нырнул в сени, да неудачно – ткнулось в него что-то мягкое, с темноты не понял толком ничего, но ладони нащупали девичьи плечи. Едва он разобрал, что к чему, как девка шарахнулась от него, словно от лешего. Дарко несколько мгновений смотрел в яркие глаза неотрывно и не верил.
– А ты откуда взялась? – только и обронил.
Несомненно, это была она – девчонка из леса, её черты он запомнил хорошо. Дарко скользнул взглядом по девичьему стану с ног до головы. Одета нарядно, в расшитое явно слишком просторное для неё платье, подвязанное нитяным поясом на узкой талии. Шея длинная белая, овальное лицо с хрупкими чертами. Губы карминные, едва не вишнёвые, немного пухлые, чуть раскрылись в немой растерянности. Тонкий и правильный, словно выточенный из кости, носик с узкими крыльями придавал юной девице немало твёрдости во всём её облике. А тёмные брови вразлёт подчёркивали большие зелёные глаза, которое в полумраке казались до холодной дрожи глубокими, что бездонные омуты, и смотрели с испугом да затаённостью. Дарко даже оцепенел на миг от их проницательности.
Девица, опомнившись, развернулась и шагнула было в сторону лестницы. В два шага Дарко оказался рядом с ней, преградил путь, нависая.
– Говори, как оказалась здесь? – потребовал он, сам не понимая, что на него нашло. Просто не увязывалось в голове, ведь вчера вечером не видел кроме круглолицей никакой более чернавки.
Она вздёрнула маленький подбородок и гордо, с какой-то ледяной твёрдостью глянула ему в глаза.
– Пусти, а то батюшку поз… – осеклась.
И тут-то всё встало на свои места.
Губы Дарко сами собой растянулись в ухмылке, он отступил, воздавая в очередной раз хвалу богам за чудный день. И только молча пронаблюдал, как девчонка, смутившись совсем, подобрала подол длинного в пол платья, пустилась вверх по лестнице, только и мелькнула в глубине терема длинная косища.
Однако радость была не долгой. Едва Дарко подумал о Волоте, лёд сковал душу. Постояв ещё мгновение, он услышал шаги на пороге – возвращалась чернавка. Княжич поспешил вернуться в клеть.
– Чего ты спозаранок блудишь? – буркнул Полад, сонно натягивая на себя исподнюю рубаху, едва Дарко появился на пороге.
Побратим встал, пройдя к бадье, зачерпнул чаркой воды, надолго присосался.
– Рассол у хозяина что надо, – прокряхтел он, – я себя засоленным окунем чувствую.
Он бросил ковш на место, обернулся:
– Чего молчишь? Хмурый такой. Неужели вернул зарок Доброга?
Дарко глянул на него исподлобья.
– Уж лучше бы вернул.
– Вот как? – хмыкнул волынянин, запуская пятерню длинных пальцев в светлые с золотым отливом, как у всего этого народа, волосы. – И скажи на милость, как тебя понимать?
Он провёл по лицу ладонью, смахивая остатки сна.
Княжич откинулся спиной к стенке, устремляя пустой взгляд в потолок. Думы о брате затягивали всё пуще, но больше всего его беспокоило, что он сам причастен к этому обману. Новая невеста слишком молода оказалась и, верно, слишком доверчива. Волот может поступать неосторожно. Да и вся эта тёмная история с Градой, первой женой Волота, до сих пор не давала покоя, терзала душу. И княжича ни на миг не покидало подозрение, что брат что-то скрыл от него. В который раз проклял себя, что помогает ему, вновь идёт у него на поводу. Мерзкое чувство ничтожности оглушило. Оставалось надеяться, что это в последний раз.
Время до обеда пронеслось быстро. Доброга вновь позвал за стол. Хозяева, как и вчера, были доброжелательны и радушны. Чернавка вынесла состряпанную ещё утром ячменную кашу, напечённых блинов с пахучим мёдом, нарезала ломти вяленого мяса, выставив и квашеную капусту в глиняных горшках, и мочёные огурцы. Староста всё выспрашивал о князе Мстиславе, о его старшем брате, волновало его отцовское сердце, как будет жить дочка. Получив скомканные ответы, Доброга больше не пытался донимать излишне. А Дарко лишь угрюмо поглядывал на хозяйку Вельмиру, отмечая, что дочка явно пошла в отца, да и с ним не была больно схожа, видно, больше бабкиных корней.
Невеста вышла с позволения Доброги только когда все поднялись из-за стола. Одета она была тепло, по-походному, голова платом покрыта, коса убрана – девица предстала перед ним такой, какой он увидел её в лесу. Девушка, отчаянно и упрямо избегала глядеть на чужаков, особенно на Дарко. Не показывала даже вида, что помнит о случайной их утренней встрече. Полад тоже узнал девку и как-то странно улыбался, пока не столкнулся с хмурым взглядом Дарко. Тогда улыбка его сползла. Ни о чём не подозревающие родители вышли проводить их за ворота. Остальные гридни, что всем скопом ночевали в другой клети, уже были в сборе и ждали распоряжений. Дарко поднялся в седло, оглядывая толпу людей, что вышли поглазеть на редкостных гостей. Перешептывались, кивали в сторону невесты и явно были чем-то озадачены, а некоторые и злы. Впрочем, у простого народа может вызвать зависть то, что не их дочка, а старосты отправляется ныне в белокаменный городище, как желанная и ценная гостья.
Дарко подал знак воинам выдвигаться, чтобы больше не привлекать всеобщего внимания, от которого дочка старосты вся сжалась и ёрзала в седле, не отрывая взгляда от земли – того и гляди, заплачет. Благо с ней увязалась чернавка, всё не так страшно одной. Девка-то не горевала, напротив, разрумянилась, глаза как две плошки, счастливые и сверкающие, очень уж напоминала ту рыжую кошку.
Отряд миновал многолюдную широкую улицу, по одной стороне которой воздымались в небо терма с массивными воротами. Выехав за околицу, Дарко всё не мог никак избавиться от чувства тревожности, до сих пор представлялось, что в его спину вонзаются, как гвозди, чужие взгляды. Видно недавно происходило в Елице что-то неладное, раз народ так возмущённо и пасмурно провожает дочку старосты, видно были раздоры да распри. Впрочем, это не его тяжба. Княжич, посматривая на ехавшую немного в сторонке закутанную в суконную накидку молодую девушку, пытался отогнать накатывающее тягостное смятение, которое и без того рвало душу на части. Она, будто почуяв чужой взор на себе, повернулась, полоснув опечаленным взглядом, и тут же отвернулась, робко опустив ресницы. Видно никак не оправиться от разлуки с родичами. Да и он хорош! Запугал изрядно её, преградив ей дорогу.
Терзаясь угрызением совести, Дарко сжал зубы, старался излишне не рассматривать девчонку, отрешаясь ото всего и сосредотачиваясь на дороге. Его думы и в самом деле в скором времени рассеялись, теряясь в окружающих просторах. В пролеске, через который они двигались, висела дремотно-сонная загустевшая тишина, только глухо переговаривались гридни, шуршала густая янтарного цвета листва под копытами лошадей, изредка доносился хруст в кущах. Пахло грибами и свежестью древесной коры. Под низким сизым небом лес пестрил буйно: то вспыхивал костром клён, то сияла белизной берёза с яркой, как яичный желток, кроной. Мать-земля заснула, и всё замерло в преддверии долгой холодной зимы. Хотелось тоже так, как эти самые дубы, пустить корни в недра земли, вытягивая живительные соки, и просто дышать глубже, видеть небо и птиц, слушать тишину. Размеренность пути и покачивание в седле быстро умиротворили путников.
Полад, следовавший смежно с княжичем приободрился и улыбался, как боровой кот, щуря глаза.
– А ведь успеваем к заморозкам, – нарушил он молчание. – Ты как? Готов к походу за Межну на Ставгонь? – припомнил тему, решив разговорить угрюмившегося приятеля.
Дарко ненароком обернулся, выхватывая из числа воинов девушку. От его внимания не ускользнуло, как она напряглась, плотно сдавив губы, и смотрела в загривок лошади, знать прислушивалась к беседе.
– Как вернёмся, оповещу об этом отца, – вернул взгляд на Полада Дарко.
Больше он ничего не сказал, предаваясь раздумьям о походе. После Навьей седмицы4 и отбудет. Помянет пращуров и в добрый путь. В случае, если оставит отца и покинет Дольну до заморозков, то вернётся к Громнице5. Дарко мучительно-тягостно вздохнул. Ему необходимо уехать, необходимо раздолье. Однако равно, как бы княжич себя не утешал, сейчас, когда невеста отыскалась и он свободен как шторм на море, покидать городище и бросать на волю судьбы девчонку представилось уж не так и лёгким решением. С чего бы?! Столько времени жил на привязи, как цепной пёс, что теперь и бежать только прочь, а страшно. С горечью осознал, как свыкся с такой жизнью. Теперь потребуется много времени, чтобы окрепнуть, встать на ноги. И этот поход – испытание, где он должен найти свой путь. Где не будет рядом ни отцовской поддержки, ни матушкиной заботы. Где он будет полагаться только на себя.
4
Навья седмица – неделя поминовенья предков.
5
Громница – славянский праздник, встреча зимы и лета, бывает на 2 февраля