Невеста проклятого

Руяна, что пристроилась рядышком, тоже прильнула ухом, расширив до невозможности глаза, и уж очень смешливой выглядела она.

– Может, не надо?  Грешно, – прошептала.

Росья шикнула, прижав палец к губам, и забылась, услышав другой голос – спокойный и глубокий. Голос Дарко.

– Бреслава – матушка жены моей, – голос отца был напряжённым. – У нас она жила, так почитай уже осьмую зиму в чужих землях скитается, если не померла ещё, – отозвался Доброга не лестно, видно, до сих пор обиду держал, что покинула Бреслава дом.

– Почему тебе, княжич, понадобились мои дочери? Разве в княжестве твоём красавиц мало?

Росья притаилась, замерло дыхание, и пальцы задеревенели.

– Девицы верно не просты по крови своей. Не стану скрывать, потому и дороги. Ныне невест ведающих мало, а нам с братом жёны нужны не ради богатства, но мудрости.

Отец к удивлению Росьи довольно кашлянул, понравился ему ответ Дарко.

– Опоздал ты, – вдруг промолвил Доброга. – Старшая… с мужем уже со своим в другую деревню ушла, только почитай как четвёртый день, а Росья… Росья младшая мала ещё на выданье.

Повисла тишина, и так давила она Росье на уши, что в глазах потемнело, и жарко вмиг сделалось, даже ладони закололо.

– Ну, так и нам некуда спешить, – подал голос Дарко. – Пусть зимует у нас в каменных теремах, а к осени и венчаться можно.

Отец ещё больше посуровел, верно, не доверился словам княжича.

– Вот приезжай вновь к осенним дедам, – не уступил отец и не иначе из своей на то выгоды.

– Не могу я, путь не близкий, в поход мы с братом сбираемся в волыньские земли, а дочка твоя пусть поживёт у нас, попривыкнет. Ей-то сподручнее так, нежели сразу, не зная ничего, в чужой дом да под венец. Выкуп за невесту сразу могу отдать.

Снова повисло тягостное и неумолимо долгое молчание. Росья заглянула в щель. Вдруг тот, что сидел спиной, отложил ложку, полез за кафтан, выуживая оттуда что-то, положил на стол, – оказался узел, брякнули в нём никак куны?

Отец, испытывающий молчанием гостей, не спешил с ответом. И Росья сама страшилась думать о том, чего хотела больше услышать – отказ или согласие.

– Обожди, не так сразу. Подумать мне нужно, – сказал, наконец, Доброга, но в голосе его веяло растерянностью.

Оно и понятно, на такой драгоценный выкуп он бы мог семью кормить до старости лет, что же будет ещё и после венчания? Такое богатство любому голову затуманит. Доброга ещё держался.

– Ты думай, – спокойно ответил Дарко. – Ждут меня заботы, посему надолго не могу задерживаться.

Росья увидела руку отца, она, будто чужая, не его, потянулась за платой, подобрав узелок, взвешивая.

– Вот что. Ты, княжич, сделай милость, погости ночку. А утром приду с ответом. Мне нужно с женой посоветоваться да с дочкой обмолвиться. Завтра… если не соглашусь, увидишь своё добро тут, на этом самом месте. Тогда и не серчай.

– За гостеприимство и великодушие хозяина, – ответил только Дарко, раздался многозвучный стук.

Упрямо и сердито сжала губы Росья, разозлилась. Коли так невест сговаривают, как товар какой-то, ей не по сердцу это, и верно лучше бы она не слышала речей таких. Она оторвала от двери приросшие похолодевшие руки, отпрянула.

– Ну чего там, Росья? Чего слышала?

Часто и глубоко дыша, Росья перевела затуманенный гневом взгляд на чернавку. Не знала, что и ответить, сердце галопом стучало внутри, будто табун лошадей.

«Вот и явился гость», – пронеслось, как раскат грома в голове.

Руяна хмурилась, смотря на помрачневшую Росью, и в чёрных глазах разгоралось далёкими звёздами беспокойство, стекленели, как бусины сделались, не малый страх в них застыл.

– Руяна, отнеси ягодного отвара наверх, – проронила Росья, возвращаясь в натопленные сенцы.

– Всё сделаю, – настиг уже на лестнице озадаченный ответ помощницы, но чернавка так и осталась простаивать в сенцах.

Оказавшись у дубовой двери, Росья, толкнув её, вошла в светлицу. Рыжая всё дремала на лавке, пряча нос – к холоду, знать. Тихо пройдя к сундуку, откинула крышку и вытянула сорочку – не даром она ей попалась сегодня. Скинув мокрую одежду и свернув, положила ее в плетёнку. Потом неспешно переоделась в чистое, расплела косу, встряхнув потяжелевшими влажными волосами, рассыпая их по спине.

Не припозднилась и Руяна, принеся отвар. Вкусный аромат ягод вмиг заполнил светлицу, Росья приняла питьё, поданное заботливо девкой, стараясь унять прошибившую дрожь. Лицо обволок пар. Прикрыв ресницы, сделала острожный глоток, и мгновенно получше стало. Вдыхая глубоко запах лесных плодов и грея руки о черепяную плошку, она подняла взор на замолкнувшую чернавку.

– Если отец позволит, поедешь со мной? – вопрос вырвался просто и как бы невзначай, но душа зашлась от одной мысли, что Доброга согласится отдать дочь, и волей-неволей, придётся покинуть Елицы. А Руяну здесь ничего не держало. Родственники немногие её живут далеко за рекой, и за пазухой у неё деток нет. А в огромных палатах будет где развернуться, хотя такая жизнь суетная, где народу больше, чем тли на дереве, что порой и на улице не разойтись, тяжела будет деревенской простушке. Однако чернавка вдруг просияла, и залегла во взоре искра любопытства.

– А что бы не поехать? – встрепенулась она, ожив. – Велишь коль, так вещи соберу, а как же.

«Вот кому радость…»

– Останься со мной, – попросила лишь Росья и, отставив плошку, устало откинулась на постель, смежив веки.

– Разберу пока вещи Станиславы, – только и услышала она.

Под покоившуюся ладонь подлезла кошка, приластилась. Росья погладила её по мягкой шёрстке. А тяжёлые думы уносили далеко. Чернавка всё же несколько раз выходила, благоразумно не стала лишний раз тревожить притихшую хозяйку болтовнёй, хотя Росья ощущала, что той так и не терпится рассказать новости о происходящем внизу. Потом Руяна вновь вышла, но на этот раз надолго, видно готовила к ночлегу места для гостей. И как бы ни пыталась Росья поверить, а всё не могла, что под одной кровлей будет с знатными гостями, да какими – с самим Дарко Мстиславовичем и его людьми. Выходит, тот, кого она видела в своём видении, был старший сын князя. Росья пыталась припомнить его черты, каким узрела его в видении, но не выходило, только остался в памяти пронзительный взгляд карих глаз, в глубине которых сверкал иней. А взгляд Дарко окутывал. В его глаза хотелось смотреть неотрывно. Росья смутилась от собственных дум, вспыхнуло лицо жаром. Она заворочалась, но княжич никак выходил из головы, и его грудной тягучий голос беспрерывно звучал далёкими отголосками где-то на краю дремлющего сознания.

Очнулась Росья тогда, когда ливень прекратил колотить по запертым ставням, и поняла, что день уж закончился – смеркалось быстро. Руяна запалила светцы, принесла ушат разбавленного в кипятке травяного настоя, заставив подняться хозяйку. Не умолкая, рассказывала о гостях да богатстве их и о том, как повезло Росье.

Росья же, чувствуя непомерную, сама не ведая от чего, тяжесть на плечах, опустила ступни в горячую водицу. Всё пыталась унять клокотавший страх внутри, трепетала, что осенний лист. Неведенье страшило. И уж скорей бы отец принёс утешение. Руяна, видя беспокойство хозяйки, взялась расчёсывать волосы, напевая тонким голосом заговор на крепкий сон.

Доброга возник на пороге, когда Росья уж укладывалась в постель. Отец был задумчивый и угрюмый. Чернавка, быстро управившись со своими обязанностями, торопливо поклонилась хозяину и выскользнула из светёлки.

Повисло тягостное безмолвие. Росье сделалось неловко от его внимания и от всего того, что обвалилось на неё так неожиданно и не ко времени. Он качнулся, как дуб от ветра, и пройдя к скамье, опустился, уперев один кулак в колено.

– Слышала, поди, всё? – задал отец вопрос густым басом, взглянув на неё из-под насупленных бровей.

Росья кивнула, виновато отведя глаза, но отец не был зол на неё, что ослушалась и не заперлась у себя сразу.

– И что помолвишь?