Страница 4 из 7
Встреча с дедом
– Стоять на месте! Руки на маковку прилепил! – громко скомандовал дед Тимофей, сотрясая воздух штыковой лопатой. Вдруг замолчал, вздохнул и вкрадчивым голосом произнёс, – Ты ничего не попутал, малец? У меня ведь красть-то нечего. Пенсию ещё не давали, а орденов с медалями, прости, не заслужил.
– Дед, ты чего? Это же я – внук твой, – сказал Димка, медленно поворачиваясь, но на всякий случай всё ещё держа руки на голове. – Не признал что ли?
Дед сощурился, опустил лопату, которую до сих пор держал на изготовке, словно это было ружьё. С минуту глядел на внука, потом лицо его расплылось в беззубой улыбке:
– Чего ж не признать-то? Признал! Весь в меня пошёл, и рожей в меня, и статью.
– Тогда зачем лопату схватил? – поинтересовался Димка.
– Лопату-то? Для порядку схватил, – дед хитро поглядел на внука. – Ты себя на моём месте представь. Заходишь ты в свой дом, а там гость, ростом на две головы выше и с косой саженью в плечах. Что делать будешь? Нет, ты-то, конечно, можешь и стрекача дать, а мне бегать-то уже вовсе невмочь. У меня от всех врагов и напастей вот она одна осталась – моя лопата.
Тимофей Петрович задумался, взор его затуманился. После недолгого молчания, он раскрыл руки для объятий и проговорил:
– Ну, здравствуй, Митька! Иди хоть обними деда, чучело косолапое!
Не успел Димка сделать и пару шагов навстречу Тимофею Петровичу, как тот уже висел на внуке и шмыгал носом:
– Ишь, какой вымахал-то. А я ведь помню тебя вот такусеньким, в шапочке-мухоморчике, да в стоптанных ботиночках. Я тогда тебя и прозвал чучелом косолапым, – на этих словах дед отстранил Димку от себя и снова начал командовать. – А ну-ка пройди чуток вперёд. Так, стой! Задом повернись. Вон она пятка-то правая так до сих пор и кланяется левой. Никуда видать чучело косолапое из тебя не ушло. Но ты, внучок, не расстраивайся шибко. Это же не беда вовсе. Медведи все косолапыми рождаются и живут так всю жизнь.
– Так, то медведи, – Димка решил подыграть деду, – я ведь не медведь. И совсем не хочу быть похожим на медведя.
– Ну-у-у, – Тимофей Петрович почесал затылок, – тут вопрос спорный. Это смотря с какой стороны к нему подойти. Медведь – тот ещё субъект. Его все побаиваются, даже человек. Его природа щедро одарила когтями да зубами. А вот мозгов у человека, конечно, больше. Хотя, тоже спорно. Медведя-то дураком не назовёшь, хитрости – вот чего ему не хватает. Прёт, иной раз, напролом, как танк, оттого и попадает на рогатину.
– Ладно, дед, давай ты мне про медведей потом расскажешь. Я же к вам не на один день приехал. Ты лучше скажи: бабушка где? В больнице? Что с ней?
При упоминании о бабушке, Тимофей Петрович сразу как-то затих, положил свои натруженные морщинистые руки на колени. Озорство, искрами летящее из его добрых глаз, вдруг бесследно исчезло, взгляд затуманился. Дед перекрестился, вздохнул:
– Прибрал Господь мою Валюшу. Почитай уж неделю как вдовствую.
– Дед, я…
– Не надо, Митька. Мы с тобой скоро на могилку к ней пойдём, вот ты сам ей все слова и скажешь, – дед опять тяжело вздохнул. – Ждала она вас, сердешная. Жалко, что ты чуток припоздал. А мать-то чего не приехала? Всё серчает?
Димка не знал, что ответить деду. Он представления не имел, за что мать могла сердиться на бабушку. Вероятнее всего, это были какие-то старые обиды, но в его присутствии дома, эти темы никогда не обсуждались. Со Светкой они тоже ни разу не затрагивали семейные отношения. Сам он в деревне бывал только однажды, в малолетстве. Был он тогда настолько мал, что и не вспомнить ему про ту поездку, про «чучело косолапое» в стоптанных ботиночках, каким он тогда и являлся. Да и бабу Валю он видел только на фотографии, а деда Тимофея узнал по голосу, благо, что неделю назад с ним по телефону разговаривал. Зато частым гостем у деда с бабкой была Светка. Она, каждый раз по окончании учебного года, собирала небольшой рюкзачок и уезжала в сторону гор.
– У нас со Светкой беда, дед. В больничке она.
– Что приключилось с моей Веточкой? – дед встрепенулся.
– Она… – Димка напряжённо думал, как бы помягче рассказать деду о случившемся. Не мог он взять и вывалить перед стариком весь ворох грязного семейного белья. Не хотел Димка, чтобы и без того уставший от неприятностей дед, вникал в их разборки и дрязги.
– Жива и, слава Богу. Поправится, приедет, вот сама всё и расскажет о том, как ей болелось. Вот только нехорошо, что бабушку в последний путь не проводила. Но Валюша её простит, Веточка, же не специально заболела, – Тимофей Петрович хлопнул по коленкам и оживился. – Хватит кукситься! Как там в сказке? Надо поначалу гостя спать уложить, потом обкормить, и только потом пытать. Так?
– То есть, ты мне предлагаешь спать лечь? – рассмеялся Димка, – Ну, ты дед даёшь!
– Ещё чего, спать! – Тимофей Петрович подбоченился. – Это так с гостями надо обходиться. А ты? Какой ты гость? Я тебя хозяином назначаю, первым после себя. Понял, чучело косолапое? Так что давай, одежду свою парадную скидавай, а то замажешь. Надевай чего-нибудь домашнее, и будем с тобой обед готовить. Картоху чистить могёшь?
Димка сначала пожал плечами, потом что-то промычал. Надевая на себя тренировочные штаны и футболку, он наконец-то промолвил:
– Ну, не так чтобы…
– Вот и ладненько. Знать с голоду не помрём. Ты только глазки получше выковыривай. Я, когда вижу варёную картоху с глазками, то мне такое чудится! Представляю, будто бы изнутри у неё клопы повылезали и за мной подглядывают.
– Фу, дед, – скукожился Димка.
– Не фукай, профукаешь. Ишь ты, чучело косолапое, не нравится ему, когда дед душу перед ним изливает. Фукает он, понимаешь ли, – Тимофей Петрович достал из старинного буфета два ножа. Тот, что был поменьше, протянул внуку, большой оставил для себя. – Ну что, наперегонки махнём?
– Нет, так не честно будет, – сразу же запротестовал Димка. – У тебя нож вон какой здоровенный. Прямо не нож, а сабля! Таким пару раз рубанёшь и картошка голенькая. А мы её что, мыть не будем?
– А зачем её мыть? – удивился дед. – Потом, когда будет голенькая, тогда и помоем. Ты-то, поди, моешься нагишом, или в одежде?
Димка не стал спорить с дедом. Зажал в кулаке нож, в другую руку взял самую большую картошку, и начал строгать в направлении «от себя». Довольно крупные куски кожуры полетели в разные стороны. Тимофей Петрович сначала хмыкнул, потом тоненько захихикал, после сумел-таки взять себя в руки и командным голосом протрубил:
– Отставить, чучело косолапое! Ты так всю картоху на куски перерубишь, нам с тобой есть нечего будет. Гляди сюды: ножичек заводим под самую её шкурочку, на чуток, на полкончика, и тянем его к себе. Ага?
– Ага, – кивнул Димка и поднял глаза на деда. – Ноу проблем, дед!
Он снова взял картошку и нож. С видом знатока аккуратно врезался в картофелину и дёрнул «на себя». Ойкнул, из порезанного пальца показалась кровь.
– Тьфу ты, ну ты, – сплюнул Тимофей Петрович, – хреновый из тебя, Митька повар получается. С этого моменту назначаю тебя раненым бойцом. Так, сейчас я тебе перевязку делать буду.
Дед вытер руки о полотенце, висевшее на крючке рядом со столом, и принялся копаться в ящике буфета. Вытаскивая одну за другой разные баночки и пузырёчки, он время от времени чертыхался, повторял «тьфу ты» и бурчал что-то себе под нос. Наконец, он таки обнаружил маленькую коричневую ёмкость с нужным снадобьем, выпрямился в рост, с грохотом задвинул ящик на место и лицо его просияло:
– Сейчас замажем твою дырку вот этой мазью, завтра утром поглядишь и удивишься.
– Чему удивлюсь? – осторожно поинтересовался Димка. – Что так быстро зарастёт?
– Куда там, зарастёт… – дед хитро прищурился. – Рука отвалится. Я ведь точно не знаю та ли это мазь, которой твоя бабушка всех лечила.
– Дед, а может не надо экспериментов? Или хотя бы йод поищи, а? Ну ведь йод-то должен быть?
– Палец подставляй, чучело косолапое! – командовал Тимофей Петрович. – Валюша моя никакой химии не доверяла, лечила всех исключительно своими спецсредствами.