Тайна

Медленно опадали языки пламени, забравшего у него уже второго любимого человека. Невольно Джон сравнивал этот костёр с тем, в котором сгорела Игритт. Оба эти костра зажёг он сам, вот только Игритт была уже мертва, тот костёр был знаком уважения к ней, вечной памятью, которую не должно было омрачить ничто. Диана была жива. Она должна была жить. Умная, красивая, весёлая, добрая, справедливая она могла сделать столько прекрасного, великого. На память об Игритт у Джона остался проведённый вместе месяц, на память о Диане лишь поцелуй в заснеженном лесу, её истории о далёких городах и сегодняшний урок стрельбы из лука. Джон обещал ей, что научит её правильной стойке, когда она вернётся из Цитадели, она хотела рассказать свою тайну. Теперь этого не будет, он никогда не научит её стрелять из лука, она не раскроет ему тайну. История девушки из Цитадели и лорда-командующего Ночного Дозора закончилась, не успев начаться.

Он не знал, сколько времени прошло до того как костёр затух. Наверное, много. Даже прижавшаяся к нему Санса перестала всхлипывать и бормотать тихие, ничего не значащие слова. Люди все куда-то разошлись, и только жрица по-прежнему стояла на коленях у пепелища и, кажется, вовсе не собиралась уходить.

— Санса, пусти. — Джон постарался как можно мягче отстранить сестру и пошёл в сторону бывшего костра, с твёрдым желанием выполнить задуманное. Чёрный пепел, покрывший землю, казался отвратительной раной на белоснежном снегу. Но долго этой ране существовать было не суждено, в некоторых местах снег уже лёг на пепел. Джон сделал ещё шаг и замер. Не могло на кострище быть никакого снега, жар, не успевшего остыть пепла, чувствовался даже через подошвы сапог, снег растаял бы, не долетев до земли. Джон резко развернулся туда, где, как ему показалось, он увидел снег. В картину, открывшуюся его глазам в следующий момент, поверить было невозможно. Пепел, укрывший всё плотным покровом, шевельнулся и посреди кострища села девушка. Девушка с серебряными волосами, ниспадающими по обе стороны от знакомого лица, и с удивительными фиолетовыми глазами Дианы. Ещё не веря в то, что он видел, Джон шагнул вперёд, желая дотронуться, почувствовать, что она не мираж, не порождение охваченного безумием сознания. Но тут за спиной раздался крик, и ему пришлось поспешно обернуться, только для того, чтобы оказаться перед оскаленными клыками дракона.

— Дрогон, нет. — Тихий голос за спиной заставил дракона замереть, а заодно развеял последние сомнения в её реальности. — Не трожь. Не бойся его, Джон. Он прилетел сюда потому, что почувствовал мой страх. — Она подошла, и только сейчас Джон заметил, что на ней совсем нет одежды и, поспешно сняв плащ, накинул его на тонкие плечи девушки. — Спасибо. — Слабая улыбка, не понятно ему адресованная или дракону. — Лети, Дрогон. Мне здесь не угрожает опасность.

Медленно, будто сомневаясь в её словах, дракон взмахнул крыльями, подняв настоящий вихрь из пепла и снега, и поднялся в воздух. Джон проследил за ним и, лишь когда удивительный зверь исчез в ночном небе, посмотрел на стоявшую рядом девушку. — Вы назвались Дианой Сенд, миледи. Каково ваше настоящее имя? — Спрашивая это, он уже знал ответ. В мире была лишь одна девушка с драконами.

— Я Дейенерис Таргариен. — Она ответила твёрдо, в глазах не было больше ни следа колебаний. — Я приехала сюда, чтобы увидеть мейстера Эймона, который приходился братом моему деду. Маскарад нужен был для того, чтобы не позволить Ланнистерам дотянуться до меня. — Теперь её слова звучали правильно. Сразу стали понятны и её фиолетовые глаза, и знания о городах и традициях Эссоса, и нежелание говорить о драконах или самой себе — Дейенерис Тагариен. Стало понятно, что увидела в ней Мелиссандра, и какую тайну она хотела раскрыть.

— Как скажете, ваша милость. — Ответил он, хотя сказать хотелось совсем другое, хотя хотелось обнять, зарыться лицом в волосы, пусть не чёрные, а серебряные, сказать, как любит и как боялся, что потерял навсегда. Но она была королевой, а значит, все его чувства не имели смысла. — Вы босая. Позволите мне отнести вас в замок? — Она кивнула, и он подхватил её на руки, запрещая себе думать, что её движение было знакомым и близким и вовсе не напоминало о горделивой королеве, и понёс Дейенерис Таргариен в покои лорда-командующего, единственные, что подходили королеве по статусу.

========== Ты только дождись ==========

Эта ночь обещала быть долгой. Достаточно было уже того, что в её начале Дени вынуждена была убедиться в существовании живых мертвецов и даже почувствовать насколько смертоносными были эти твари. Когда то, что ещё мгновение назад было телом мальчика, схватило её, Дени показалось, что её шея переломится, настолько сильна была хватка мёртвой твари. Чудо, что Дени вспомнила слова Джона о том, что огонь способен уничтожать этих существ. Наверное, бросаться в костёр было жестоким по отношению к Джону, он ведь не знал, что пламя ей не страшно, но в тот момент Дени не могла даже вдохнуть, не говоря уж о том, чтобы предупредить о собственной неопалимости.

Когда костёр догорел, она поняла, что в этом пламени сгорела и её тайна. Черная краска исчезла с её волос, оставив лишь природное серебро. А появление Дрогона, должно быть почувствовавшего её страх в момент нападения мертвеца, лишь послужило подтверждением очевидного. Но вместе с тайной, кажется, сгорели и их с Джоном отношения. А ведь на секунду ей показалось, что всё будет хорошо. Он так смотрел на неё, когда она села посреди прогоревшего костра, так смотрят на драгоценность, на что-то, что боятся потерять. Но после того, как она отослала Дрогона, этого выражения в глазах Джона уже не было, его сменили вежливость и учтивость, которые причиняли Дени почти физическую боль. Джон принёс её в свои покои, сказал что-то про единственную комнату подходящую королеве, будто и забыл, что две недели она прожила в крохотном домике крестьянина, и ушёл, пообещав найти ей одежду, оставив Дени кутаться в плащ и кусать губы в тщетных попытках сдержать слёзы.

Потом пришла леди Санса с несколькими девушками из вольного народа, они помогли ей принять ванну и смыть с себя пепел костра, при этом леди Санса то говорила как она рада, что Дени жива, то сбивалась на путаные извинения за то, что относилась к королеве как к бастардке. К тому моменту как сестра Джона ушла, Дени уже успела несколько раз вслух её простить и мысленно взмолиться Семерым, чтобы они убрали леди подальше, её извинения были последним в чём Дени нуждалась.

Дверь тихо скрипнула, и Дени, сидевшая на кровати, закутавшись в плащ Джона, повернулась. — Я попытался подобрать вам одежду, ваша милость. Здесь самые маленькие вещи, что удалось найти. — Джон всё с той же безупречной вежливостью опустил рядом с ней стопку чёрных вещей и отвернулся.

— Спасибо. — Она развернула вещи, стараясь не плакать, и принялась одеваться.

— Вам нужно ещё что-нибудь? — Он спросил, не поворачиваясь, когда Дени уже застёгивала рубашку.

— Нет, если только поговорить. — Она одолела последнюю застёжку и, шагнув к Джону, положила ладонь ему на плечо. — Ты можешь повернуться. Я оделась, и я хочу поговорить с тобой.

— О чём, ваша милость? — Он повернулся, и на секунду Дени показалось, что она увидела в его глазах отражение своей собственной боли.

— Для начала перестань называть меня — ваша милость. У меня есть имя, и я давно дала тебе разрешение использовать его.

— Как скажете, Дейенерис. — Он послушно склонил голову, а Дени так и не поняла, стало ли ей хоть немного лучше от того, что он назвал её по имени.

— Джон, скажи, что-то не так? Я обидела тебя? Прости, я вовсе не хотела оскорблять тебя, тайна нужна была для того, чтобы уберечь меня. Я хотела рассказать тебе правду, но меня прервали, дважды.

— Я понимаю, Дейенерис. И я вовсе не обижен на вас. И прошу вас простить меня.

— За что? — Дени ухватилась за эту фразу, почувствовав, что возможно его отношение к ней имеет причины более глубокие, чем обида.