Страница 13 из 20
Директор качнул головой, приглашая следовать за ним.
Его временный кабинет совсем рядом, через две двери. Огромный дубовый стол, ворсистый ковер и красивые кожаные кресла — вот и все, что я заметила. Меня интересует только Александр и его отстраненное спокойствие.
Он закрыл дверь и показал на кресло. Я села на самый краешек. Самый-самый, так, что чуть не съехала задом на ковер, потому что сидение оказалось слишком мягким. Рядом обнаружилась дверь в личный туалет с душевой, приоткрытая. Пахнет одеколоном Александра и мылом.
Гранд пододвинул второе кресло и сел передо мной, лицом к лицу. Так близко, что его ноги почти касаются моих. Я подобралась, стараясь уменьшиться до крохотного клубочка на сидении, а он, наоборот, вытянул ноги и скрестил их.
— Давайте! — сказал. Спокойно, без раздражения и без особого интереса.
— Что, простите? — не сразу поняла, чего он ждет.
— Извиняйтесь! — пожал плечами.
Вообще-то, когда говорят: «Я пришла, чтобы извиниться», это и есть извинение. Но… ладно…
— Прошу прощения за то, что случайно, без злого умысла причинила вам неприятности…
— Какие? — спросил, изогнув бровь. Вроде невозмутимый, но в глазах пронеслось такое… могу ли я представить последствия преступления в полной мере?
— Я не знаю, какие… никто не сказал мне, что именно у вас украли.
— Что именно у меня украли, — повторил Гранд, не поясняя, и меня как ударило. Это — подтверждение, что мое будущее зависит от последствий скандала. Если украденное можно вернуть или запретить его использование, это одно дело, а если нет… и смотря что украли…
— Я не знала, что в кофе добавлено снотворное. Мне дурно при мысли, что из-за моей наивности вам причинили вред, что вам было плохо. Меня использовали, потому что я осталась позже других стажерок. Джейк догадался, что вы возьмете кофе без вопросов, потому что знаете меня… Я пришла извиниться перед вами! Я не знаю фотографа, и я не способна на предательство… вы такой… вы…
Фуф… к счастью, в легких не осталось воздуха, и мне удалось замолчать. Бессонные ночи, страх, чувство вины и влюбленность — это взрывной коктейль для мозга. Я пришла не для того, чтобы оправдываться, я просто хочу извиниться, но взгляд Александра режет меня насквозь.
— Какой я? — спросил Александр серьезно. Ни на секунду не верю, что директора интересует мое мнение, но ответить придется.
— Вы умный, чуткий, интересный, щедрый…
Это совсем не те слова, которые говорит мое сердце, но другие, сокровенные, должны остаться только в моих мыслях.
— Вы замечательный директор и очень приятный человек. Я бы никогда не пошла на предательство.
— Почему ты считаешь меня щедрым? — Александр наклонился вперед, опираясь локтями о колени. В его тоне появилась некая фамильярность.
Делаю прерывистый вдох. Я под гипнозом его взгляда, но старательно удерживаю контроль, иначе наболтаю лишнего.
— На собраниях вы щедры на заслуженную похвалу, и вас за это любят. Вы внимательны к окружающим…
Александр наклонился ближе.
— А почему ты назвала меня чутким?
— Вы знаете, что сказать, чтобы людям было приятно и интересно. Чтобы они вам поверили.
— И ты мне веришь?
— Да, конечно, — отвечаю без заминки, потому что это правда. Александр задает мне вопросы, и это хорошо. Значит, мой приговор не подписан, и директор сомневается в моей причастности к преступлению. Иначе бы сразу позвал охрану.
— Во что именно ты веришь? — интересуется, сдвинувшись на край кресла.
Этот вопрос застает меня врасплох. Когда говорят: «Я тебе верю», подчас не имеют в виду ничего конкретного.
— В вас… в то, что вы такой, каким кажетесь. В то, что вы хороший человек. Что вы выслушаете меня без предубеждений.
Александр протягивает руку, и я послушно даю ему свою. Он не пожимает ее, просто держит и смотрит на мое запястье.
Чуть склоняет голову.
— Ты хочешь, чтобы я тебе поверил, — констатирует.
— Да.
Проводит большим пальцем по запястью, и горячая волна бежит по моему телу, замирая внизу позвоночника.
Это интимный жест. Смутно помню корпоративные правила, в них целая глава про домогательства… неужели Александр потребует от меня… не может быть, не верю. Что за глупые мысли!
Я безмолвно слежу, как его большой палец двигается вдоль моего запястья. Ноготь большой и чистый, с белым полукругом, кожа грубоватая, но без заусениц.
Александр Великий не кусает ногти.
— Тебе страшно? — спрашивает.
Я поднимаю взгляд. Александр улыбается, мягко, сочувственно. В сочетании с его бледностью и синяками под глазами это выглядит трогательно. Мне стыдно за мысли о домогательстве, да и кто кого, как говорится. За последние четыре недели я такого нафантазировала! До чего дошла, спутала сочувствие с флиртом!
Александр отпускает мои пальцы, но я двигаюсь вперед и ловлю его руку своими. С силой сжимаю в знак благодарности.
— Очень, — говорю со слезами в голосе. — Мне очень страшно. Я не знаю, как доказать, что я не заодно с фотографом.
Александр кладет вторую руку поверх моих, и мы смотрим друг на друга, соединенные двойным замком пальцев и моей надеждой.
Он понимающе кивает и спрашивает:
— Чего ты боишься?
Бессознательно тяну наши руки ближе к груди.
— Меня держат в неведении. Боюсь, что мне так никто и не поверит. — Александр снова улыбается, подбадривая меня. — Я предложила пройти тест на детекторе лжи, но Лоренс посмеялся надо мной.
— Лоренс посмеялся? — Александр хмуро повел бровями.
— Да. Сказал, что не носит детектор с собой. Я бы никогда не предала вас… в смысле, как начальника. Я обожаю эту стажировку, узнала столько интересного. Очень жду перевода в лабораторию, и ваши собрания посещаю с большим удовольствием. Я не способна на предательство…
— Ты спала прошлой ночью?
— Нет.
— Совсем?
— Пару часов урывками.
— Что ты делала в остальное время?
Снова горячая волна по спине, хотя в вопросе Александра нет ничего, кроме участия. Сдвигаю колени, сжимаю изо всех сил. Гранд привлекателен до чертиков, и каждое его слово звучит, как приглашение к греху. Но дело даже не в этом. Нет ничего соблазнительнее мужской силы. Я, слабая и потерянная, пришла к нему, а он взял мои руки в свои и дарит мне силу. Свою силу. Верит мне. Задает вопросы, волнуется, заботится.
Это настолько сексуально, что я хочу запрыгнуть к нему на колени, прижаться к груди под белой футболкой и сидеть, не двигаясь, пока кошмар не закончится. Пусть Александр обнимет меня, защитит от стервятников, кружащих над моей репутацией.
Я хочу, чтобы его сила помогла мне пережить момент слабости.
— Прошлой ночью я лежала в постели и старалась не думать.
Краснею, хотя в моих словах нет ничего предосудительного.
Мы все еще держимся за руки и сидим слишком близко.
Александр хмурится и качает головой.
— Но как ни старалась, ты продолжала думать о случившемся.
— Да.
— Переигрывала ситуацию снова и снова, мучая себя.
— Да.
От слов, от понимания Александра становится легче дышать, будто с груди сдвигают надгробную плиту. Он меня понимает. Неужели он сам пережил подобное? Невысказанные обвинения, от которых не отмыться.
Какой же он… невероятный… щедрый. Он помогает женщине, причинившей ему зло.
Под веками собираются слезы, и я запрокидываю голову, глядя на потолок, чтобы не заплакать. Когда я снова смотрю на Александра, он опускается передо мной на одно колено.
Проносится шальная и совершенно неуместная мысль: так бывает, когда мужчина собирается сделать предложение.
— Тебе страшно, — повторяет он.
— Мистер Гранд… Александр… — говорю с чувством. Хочу о чем-то его спросить, но толком не знаю, о чем. Его коленопреклоненная поза смущает и путает мысли. Верит ли он мне? Если нет, то остальные последуют его примеру.