Страница 4 из 5
В сознании ли она? Она знает, где она? Я мягко спрашиваю: — Вы узнаете меня?
— О, Роберт, я люблю вас, я люблю вас. Она целует меня, и говорит: — Я должна сказать вам кое-что.
— Да?
— Наши жизни принадлежат Богу, — шепчет она. Она с радостью обнимает меня и говорит: — Да благословит вас Господь. Это невероятно.
— Удобно ли вам, — спрашиваю я.
— Всё прекрасно.
Она улыбается. Ее голова падает вперед. Сначала я думаю, что она могла уснуть. В худшем - потеряла сознание. Все остальное - неприемлемо. Но я знаю. Она мертва. Сейчас четыре утра, 29 июня 1861 года. Слезы ничего не определяют. Время для гаданий и комет.
Туман медленно рассеялся.
Мэй больше не было в моих руках. (Была ли она?) Она была в своем инвалидном кресле, и мы вернулись в мою лабораторию, и уставились друг на друга.
Она заговорила первой. — Я думала, что я была..., что вы были...
— Иллюзии, — сказал я. — Я упомянул такую возможность.
— Иллюзии... Боже! В конце, там, я думала, что умерла. Её голос увял, и она протянула полупрозрачные пальцы ко лбу. Ее лицо было влажным, и ее длинные локоны прилипли к щекам. Я передал ей рулон бумажных полотенец, и она вытерла лицо и волосы.
— И что теперь, — спросила она. — Помимо того, что вы испортили мою прическу и напугали меня до безумия, чего вы добились? Все здесь кажется тем же самым.
Сначала – самое главное. — Как вы себя чувствуете?
— Хорошо. Просто немного шатает. Я должна подумать.
Я мог оценить это. И я это сделал.
За ее мыслями было не трудно следовать. У меня много раз были те же мысли. Рассмотрим различные возможности. Первая - проект не сработал. Поскольку, если бы было так, то Роберт Браунинг сегодня был бы известным поэтом, и мы бы знали это. Но мы не знаем, таким образом, получается, что проект не сработал. Вторая - если каким-то образом мой проект сработал, то теперь должно быть два параллельных мира, один с и один без большой подделки; один мир, в котором Браунинг является великим поэтом и один мир, в котором он - виртуальное ничтожество, известное только как муж Элизабет. Два таких мира примирят все факты. Но если существует два, то может ли быть три... или четыре... или миллион? Где предел?
Слишком многое из этого могло свести ее с ума. И меня также. Я должен был преодолеть это. — Вы достаточно пришли в себя для работы с терминалом? — спросил я.
Она мигнула. — О... терминал. Я думаю, да. Она потерла пальцы рук и затем подкатилась назад к пульту. — Для строгого сравнения еще раз проверим Энциклопедию английских поэтов.
—Хорошая идея.
Она постучала по клавишам и экран компьютера ожил. — О, Боже! — пробормотала она. — Посмотрите на это! Экран был заполнен. Теперь, строка за строкой переполняли экран. Это продолжалось в течение нескольких минут. «Все о Роберте Браунинге».
— Получите распечатку, — сказал я.
Лазерный принтер начал движение. Я подошел к лотку, в который падали отпечатанные листы и вытащил из-под накопившейся груды самый нижний, первоначальный отчет энциклопедии. Было ли это все еще там? Было ли какое-либо место в этом новом параллельном мире для справки, идентифицирующей Роберта как просто мужа Элизабет Барретт? Ага! Вот оно! «Браунинг, Роберт. Смотрите Барретт, Элизабет. Я отложил его с глаз долой и повернулся к ней. — Как он это называл?
— Назвал что? О, новое выдающееся произведение. Её глаза внезапно стали хитрыми. Она прониклась духом. — Не так быстро. Что ваш компьютер предсказал, как он назовет его?
— Кольцо и книга.
— Вполне правдоподобно. Кольцо было бы из надписи флорентинцев, сделанной для Элизабет на стене Каса Гуиди: «...она сделала из своих стихов золотое кольцо между Италией и Англией». Эта книга была бы вашей знаменитой подделкой. И, конечно, инициалы названия, вероятно, были бы: «Р» для Роберта и «Б» для Браунинга. Ну, давайте проверим. Как он это назвал? И вот оно: Кольцо и книга. Попадание в яблочко! Двадцать одна тысяча строк. Впервые опубликовано Смитом и Элдером в четырех томах, с ежемесячным интервалом, начиная с 21 ноября 1868 года.
— Поищите какие-нибудь современные обзоры, — попросил я.
— Сейчас-сейчас. Теперь она была сторонником. Как она могла когда-нибудь сомневаться?
— Двухнедельный обзор, Лондонский ежеквартальный, Ревю Де Мондес - везде безграничные похвалы. Ах, послушайте, что в Эдинбургском обозрении говорится о Помпилии, Капонсакки и Папе: «В английской литературе творческая способность поэта не представила трех персонажей более красивыми или лучшими для созерцания, чем эти трое». И Атеней, барственный арбитр английской критики, заявляет, «…Кольцо и Книга являются, вне всякого сравнения, самым высшим поэтическим достижением нашего времени..., это - самое драгоценное и глубокое духовное сокровище, которое Англия произвела со времен Шекспира». Она посмотрела на меня в изумлении и молчании. Наконец, она возвратилась к компьютеру. — И как мы теперь будем относиться к Элизабет Барретт?
— Не надо, Мэй.
— Я должна знать. Она кратко набрала на клавиатуре. — Посмотрите на это. Здесь говорится - смотрите Элизабет Барретт Браунинг.
Я не знал, что сказать. Сохранение спокойствия сейчас было одной из нескольких умных вещей, которые я сделал в своей жизни.
— Это был риск, которому мы подверглись, — сказала она глубокомысленно. — По существу они были одной сущностью. Чем больше от нее, тем меньше от него. И наоборот. Каждый хотел, чтобы другой ценился и понимался, и был известным поэтом. Это было ее желанием для него и его для нее. Она хотела бы этого. Хмм. Кольцо и Книга. Я хочу прочитать эту выдающуюся вещь.
Я сказал: — Компьютер предсказал, что он посвятит поэму ей. А сейчас, почему бы нам просто не найти посвящение? Включите поэму. Посвящение должно быть где-нибудь около начала.
— Хорошо. Вот мы идем туда.
* **
ЧАСТЬ 1
***
Вы видите это кольцо?
[— Я листаю, — сказала Мэй.]
***
Вы видите эту квадратную старую желтую книгу?
[И дальше, и дальше. Роберт не торопится. Все проясняется. Ах, вот мы здесь, эти строки к Элизабет, завершающие часть 1:]
О, лирическая любовь, наполовину ангел и наполовину птица,
И все это изумление и дикая страсть --
***
Ее голос сломался. — Я не могу. Это является слишком личным. Она была мертва уже несколько лет, когда он написал это. Все для нее. Он помнил... все. Он открыл сердце. О, Бернард, что мы сделали?
Ну, Роберт, я подумал, вы получили мое сообщение, громкое и ясное. И вы волшебно преобразовали его. Но это было моим посланием к Мэй, и теперь настало время, чтобы сказать это ей. Я хотел сказать любимой Мэй, что посвящение было моим признанием любви. Но я не мог говорить. Мэй понимала его как любовное письмо к Элизабет. И конечно, эти строки больше не были только для Элизабет: они теперь стали общественным достоянием и были священной собственностью каждой женщины, которая была когда-либо любима, или когда-либо будет. Пусть будет так.
Я пытался успокоить ее. — Мы сделали точно так, как они оба хотели. И мир стал только лучше для этого.
— Вы так думаете? Хорошо... Она пожала плечами. (Она все еще беспокоилась об Элизабет, исчезающей на заднем плане?) Она продолжала изучать экран. — Он не остановился на Кольце. Много более поздних вещей. Сейчас все работает, все продается. Браунинг - клубы в Оксфорде и Кембридже. Они объясняют Сорделло мистифицированным. Свинбурн в восторге от «Фифина на ярмарке: ... это самое лучше, из того, что Браунинг еще написал». Лондонское Общество Браунинга зарегистрировано в 1881 году. Оксфорд и Кембридж присуждают ему почетные ученые степени.
Я прервал ее. — Есть что-нибудь о том, что, наконец, произошло со старой желтой книгой?
— Подождите. Ага, вот. После его смерти его сын пожертвовал ее библиотеке Баллиол - колледжа в Оксфорде.