Страница 15 из 68
- А почему не к нам, мы ближе...
- Боялся здесь появляться, чтобы его никто не узнал. Он же не знал, что Франек не скажет про него милиции. Хотел быть подальше от преступления.
- Он мог прийти раньше.
- Не мог. Он поехал в Канаду.
- Какое тебе дело до визита какого-то бандюги?!..
- Подождите, тут еще прабабка впуталась, - остановила я их, кое-что пришло мне в голову. - Что-то мне подсказывает, что в это дело замешана исключительно женская часть семьи, я даже удивляюсь, почему убили мужика, а не бабу...
- Вот именно! - живо подтвердила Люцина. - Вы заметили какие у него адреса? Наши и Лильки с Хенеком. Заметили?
- Заметили, - неприязненно ответила Тереза. - И что с того?
- А то, что все вы дочери бабушки, - зловеще подхватила я. - А Лилька и Хенек - дети тетки Хелены. А тетка Хелена была бабушкиной сестрой, и обе они, насколько я знаю, были единственными дочерями прабабушки, у которой, кроме них, были одни сыновья. Но адресами этих сыновей никто не интересовался. Ну? Что скажете?
Родственники долго и молча меня рассматривали.
- Я же спросила! Что скажете?
- Ничего, - неуверенно сказала моя мамуся. - Что говорить?
- Тут что-то есть, - оживилась Люцина. - И это поручение дяди Антона... Бабушка давно умерла, ты говорил, что дядя говорил, что надо отдать что-то важное. Интересно, кому? Может, облизанному? Облизанный пришел напомнить...
- У меня ничего нет, - грустно повторил Франек.
- Может, не ты. Если сначала должна была умереть бабушка... Может, это было у нашей мамочки?
Моя мамуся немедленно оживилась:
- На этот счет можете быть спокойны, - сказала она беззаботно. - Все, что было у нашей мамочки, из-за войны пошло ко всем чертям. Наверняка все пропало, и пускай этот облизанный успокоится. Пойдем, посмотрим колодец.
- Куда тебя несет? - пробурчала внезапно посерьезневшая Тереза. - Не знаю... По-моему, у нас было что-то чужое... Я думаю, это надо отдать...
- Да что ты? Как ты отдашь, даже не зная что?
- Но оставить это нельзя! Придется подумать...
- Сказал бы мне кто-нибудь, кто такой этот Менюшко! - вздохнула я с сожалением. - Во всяком случае, было бы известно, с какой стороны начинать! Люцина, ну пробейся же сквозь свой склероз!
Люцина глянула на меня и уставилась в окно.
- Менюшко, Менюшко... - бормотала она под нос. - Это связано с каким-то полем... В темноте. Кто-то мчался по полю со стороны дворца... Этих графов... как их звали... как-то на "с"... Мне тогда было шестнадцать лет, я возвращалась со свидания...
- Исключено, в этом возрасте ты ни на какие свидания не ходила! категорически возразила моя мамуся.
- Дурочка! Ходила, только никто не знал... Я спряталась. Кто-то мчался, было темно, светил месяц...
- Туда, где крестовые войны кипят, он мчался при месяца свете... ехидно продекламировала Тереза.
Люцина, не отрываясь от окна постучала пальцем по лбу и нетерпеливо махнула рукой.
- Мчался. Его было видно... Кажется, кто-то гнался...
- Менюшко мчался? - с подозрением спросила моя мамуся.
- Не знаю, кто мчался. Не помню. Зато помню, где это было. Вот здесь, на этом поле, за сеновалом...
Все, как по команде, повернулись к окну. Люцина показывала пальцем в проход между углом сеновала и сараем, стоящим с другой стороны двора.
- Там была тропинка между домом и развалинами, он оттуда выскочил и помчался через поле...
- Через картошку или по ржи? - обстоятельно поинтересовался Франек.
- Кажется, по ржи... Да, по ржи, это был уже август.
- Ну и что? - спросила я после долгой минуты общего молчания. - И где здесь Менюшко?
Люцина наконец оторвала взгляд от окна.
- Откуда я знаю? Я только рассказываю, с чем этот Менюшко связан. Я подумаю и вспомню, в чем было дело.
- Не вспомнишь, а придумаешь, - рассердилась Тереза. - Тогда все запутается окончательно. Почему, когда приезжаешь отдыхать в эту Польшу, всегда приходится нервничать?
- Как это? - добродушно удивилась тетя Ядя. - Ты же приезжаешь к родственникам...
- Ох, мчится этот Менюшко по полю или не мчится, пойдем, наконец, посмотрим на колодец, - не выдержала моя мамуся. - Подумать можно и потом, в Варшаве...
Остатки от двух колодцев нашлись сразу. Один, новый, с кругами, находился во дворе, второй - за сеновалом, возле развалин. Между сеновалом и развалинами был проход. Тропинка вела через небольшой пригорок утоптанную часть обломков. Из развалин кое-где торчали куски кирпичной стены, все густо поросло крапивой, лопухами и молодыми березками. Франек слегка разгреб землю и предъявил нам остатки каменной кладки.
- Это тот, что новее, - сообщил он, - засыпанный отцом. Старый был немного дальше.
Он махнул рукой, показывая куда-то на заднюю часть развалин. Там находилась свалка самого разного мусора, в нескольких метрах за ней протянулся забор соседнего хозяйства, полностью заросшего акацией. От места, где когда-то существовал колодец, не осталось никаких следов.
У Франека было такое выражение лица, что посвятить его в вопрос колодцев было просто необходимо.
- Не смотри на нас так, мы еще не свихнулись, - с горечью сказала Тереза. - Это просто пунктик моей старшей сестры. С того времени, как выяснилось, что в Тоньче, в бабкином колодце, с войны лежало барахло...
- Не столько барахло, сколько так называемый клад, - поправила Люцина. - Еврейское добро, награбленное немцами. Мы его нашли, и теперь она все время надеется, что в другом колодце найдется клад поблагороднее.
- А с тем что стало? - поинтересовался Франек.
- Сдали государству. Никто его и в руки бы не взял. Хотя там были хорошие вещи - жемчуг, бриллианты... Очень красивая бижутерия.
Франек тяжело вздохнул.
- У нас вы этого не найдете, - сказал он с сожалением. - Здесь бриллианты в колодец не бросают.
- Возможно, но моей сестре этого не объяснишь...
- Очень живописные развалины - похвалила тетя Ядя, пройдясь с фотоаппаратом за коровником. - А что это такое? С войны осталось?
Общими силами мы объяснили ей, что если и с войны, то никто не помнит, с какой. Может, с одной из шведских. Руины когда-то были жилым домом - скорее, усадьбой, чем замком, а населяли его предки Франека и наши. Когда-то они были очень богаты, но это очень давно прошло. По неизвестной причине они разорились, а вместе с ними разорился и дом. Он постепенно нищал и начал разваливаться. Средств на ремонт не было. В конце концов, какой-то из предков рядом с развалившимся домом поставил времянку, использовав для этого подручные стройматериалы, но не все - часть стен осталась и разваливалась дальше. Как и любая времянка, дом простоял не меньше 150 лет и только в послевоенное время его переделали в коровник, а развалины, продолжающие зарастать травой, остались как память о былом величии.