Бостонский синдром

Этот рассказ доказывал, что Джек согласился «жить» со мной в 1938 году, и даже нашел изысканное объяснение тому, что, будучи в Америке, мы упорно говорим по-русски. Складывалась какая-то идиллическая картина. Он преподает в Гарварде, наверное, неплохо зарабатывает, занимается любимым делом, а дома его ждет хоть и больная на голову, но желанная супруга, которая боится ему слово поперек сказать. Это же не жизнь, а мечта. Только как быть мне? Как выбраться из этой мечты? Он бдителен настолько, что до сих пор не совершил ни одного промаха, не дал мне возможность, ни сбежать, ни чем-либо его исподтишка ударить. А в прямую борьбу вступать с ним бесполезно – он во много раз меня сильнее. Что делать? Я могу ждать, что придет полиция и найдет меня. Но если это случится, он наверняка будет прятать меня в подвале или еще в каком-то укромном месте. Ведь как-то ему удавалось водить за нос стражей закона до сих пор. Еще я могу ждать, что он потеряет бдительность. Забудет закрыть дверь, оставит на столе нож. Или расслабится, начнет поворачиваться ко мне спиной и в конце концов даст мне возможность огреть его каким-нибудь тяжелым предметом по голове. Придется ждать. Ничего не поделаешь…

– О чем ты задумалась? – Джек провел рукой по моей спине. – Хоть что-то вспомнила из того, что я рассказывал?

Я отрицательно помотала головой:

– Нет. Но многое прояснилось. Правда не поняла, я-то кем работала до болезни. Тоже что-то преподавала?

Он улыбнулся:

– Странный вопрос для 1938 года. С чего бы тебе работать? Ты всегда была моей любимой женой. Наслаждалась жизнью. Готовилась стать матерью. Создавала уют. Ждала меня с работы. Читала книги, журналы. Мы много говорили с тобой о литературе, искусстве. Твое мнение было ценно для меня. Бывало мы целые вечера проводили за дискуссиями о каком-нибудь произведении Достоевского или Чехова. Прекрасное было время. Но я надеюсь, все еще можно вернуть.

Я провела рукой по его волосам:

– Уверена, что мы прекрасно заживем в этом странном доме. Ведь мы так любим друг друга. А чувствую себя все лучше и лучше.

– Это великолепно, милая Бэт. И я бы мог лежать в твоих объятиях весь день, но у меня очень много дел. Я должен уехать. Вернусь к вечеру. Надеюсь, привезу тебе нормальную одежду, чтобы ты не ходила в моей пижаме. Да и вообще, надо обживаться. А то это же не дом, а какое-то жалкое подобие жилища.

– А где я буду сидеть, пока тебя не будет? Ты посадишь меня в подвал?

Этот, казалось бы, безобидный вопрос вызвал у Джека неожиданную реакцию. Если у меня и были сомнения на счет того, кто этот человек на самом деле, то теперь их не осталось

– Я запрещаю тебе говорить и даже думать об этом подвале, – Он схватил меня рукой за горло и довольно сильно придушил. В его глазах полыхали огни какой-то нечеловеческой жестокости, а обычно приятный чуть хрипловатый голос изменился на свистящий шепот. – Ты меня поняла? Одно неверное слово, и ты никогда не выйдешь из этого подвала. Никогда. Поняла меня?

Оставлять диалог на такой ноте было равносильно самоубийству. Но что я могла сказать в ответ? Когда я увидела его истинное лицо, то осознала, что ждать от него потери бдительности бесполезно. Он не был обычным человеком. Поэтому обычные слабости были ему несвойственны. Но по какой-то причине ему нравилась выдуманная семейная жизнь и овечья влюбленность его жены. Это было мое единственное оружие. Поэтому я излила на него поток нежных слов и поцелуев, гладила его по волосам, по лицу, шептала, что конечно, все будет так как он скажет. Наконец, я увидела, что его глаза потеплели и он улыбнулся. Сделал вид, что разговора о подвале не было.

– Бэтси, тебе придется почти весь день сидеть в одиночестве. Книги я пока не привез, журналов нет. Да что говорить, вообще ничего нет. Так что не знаю… Можешь спать, мечтать… Есть и пить. Я оставил еду на столе. Кухню я запер. Тебе доступны ванная, туалет, гостиная и спальня. Думаю, этого достаточно, чтобы не сойти с ума от скуки. Я вернусь к ночи. Так что можешь ложиться без меня. Ужинать я не буду.

***

Глава 8

***

Когда Джек ушел, я первым делом решила изучить все возможные пути побега. Но уже спустя полчаса поняла, что выйти из этого дома было невозможно. Внутренние ставни на окнах закрывались на увесистые замки, в рамы были вставлены толстые решетки. Стекла Джек или прежний владелец покрасил белой краской, чтобы ни снаружи, ни изнутри ничего нельзя было рассмотреть.

В этом доме оказалось больше помещений, чем я думала сначала. Но Джек был крайне предусмотрителен. Все двери, которые закрывали мне путь к свободе, были заперты на несколько замков и щеколды. Кстати вход в подвал, который находился в коротком коридоре между кухней и туалетом, Джек замаскировал. Поскольку вся эта стена была обшита линкрустом, то ему ничего не стоило продлить эти декорации с помощью запасных панелей и спрятать низкую дверь. Понятно, что при желании, он все мог вернуть в прежнее состояние минут за десять. Так что опасность оказаться жительницей трупного подвала оставалась для меня вполне актуальна.

Устав от бесполезных поисков выхода, я вернулась в спальню и легла. Сколько времени я отсутствую в 2017 году? Наверное, родственники, мой муж, да и друзья обратились в полицию. О чем они думают? Что я в беде? Или что сбежала с любовником? Хорошо, что у меня уже нет родителей. Вернее, отец есть, но мы не общаемся. И детей тоже нет. Представляю, как бы я истерила, если бы мне надо было сообщить маме и детям, что я жива и здорова. Но именно в этом случае меня бы, скорее всего, уже и не было в живых. Такой вот парадокс.

Я продолжала думать о странной истории, в которой оказалась. Кое-что в моем поведении меня удивило. Например, я поняла, что совсем не скучаю по мужу. Нет, я хорошо к нему относилась, мы понимали друг друга, но внутри меня жила какая-то неудовлетворенность нашей жизнью. Все это было не тем, о чем я мечтала в юности. И сейчас… Сейчас я отдыхала от наших отношений, которые вдруг показались мне какими-то бездарными.

Что касается работы, то в моей голове она была синонимом ада. Нет, конечно, подвал с крюком был намного страшнее, но эта работа, как, впрочем, и любая другая символизировала для меня узаконенное рабство. Все мне было отвратительно. Я смертельно устала от идеалов общества потребления, глобализации, высоких технологий, постоянного ускорения всех процессов. Я не успевала за жизнью, не хотела бежать за ней, сломя голову, и как в старинном бродвейском мюзикле, мне хотелось сказать, «остановите землю, я сойду». Я рассмеялась своим мыслям. Мюзикл. Нет он не был 1938 года, его придумали гораздо позже, но то, что я о нем вспомнила, только доказывало, что я перестроила мозг на жизнь в Соединенных Штатах.

Как странно. Я всегда ненавидела эмигрантов. Нет, не тех, которым пришлось бежать от революции, а более поздних, что жили в мое время. Но и Джек, судя по всему, соорудил странную историю, в которой он вынуждено жил в стране, которая ему не очень-то и нравилась. Надо узнать у него поподробнее, что он думает о нашей американской судьбе. А я буду думать о том, как мне побыстрее сбежать из этого дома.

Но хотела ли я бежать отсюда? Не знаю… Если бы я не побывала в этом подвале… Думаю, я бы с радостью провела с Джеком отпуск. Даже изображала бы для него любящую жену из 1938 года, только чтобы не слышать постоянного пиликанья айфонов, смартфонов, чтобы не видеть лайки френдов в соцсетях, чтобы муж не щелкал каналами телевизора, чтобы весь мир как-то угомонился и стал вертеться хоть немного медленней. Ну а собственно… У меня разве есть выход? Я могу встать, выйти за дверь и переместиться из 1938 года в 2017-й? Нет, пока Джек не наиграется со мной в прошлое, он никуда меня не отпустит. Но все равно, при первом удобном случае, я должна его обезвредить и сбежать. Потому что сколь волка не корми, он все в лес смотрит. И однажды этот дикий дверь забудет свою фантазию об идеальных отношениях Джека и Бэт, и насадит свою супругу ребрами на подвальный крюк.