Страница 13 из 19
– Нет, никто не предлагал. Но вы же женщина, верно? Все женщины умеют петь. Не позволяйте страху стоять у вас на пути, – отмахнулась она.
Я силилась подобрать челюсть с пола и никак не могла поверить, что полковник говорит это совершенно серьезно! Я застыла на месте, слишком оглушенная, чтобы шевельнуться.
Когда я ставила свою подпись под военным контрактом, я была готова к борьбе и инсинуациям, без которых никогда не обходится. В какой-то момент моей военной карьеры кто-то непременно заклеймил бы меня словом «недостаточно» – сочтя в недостаточной степени бойцом, в недостаточной степени лидером, – просто потому что я женщина.
Но как бы я ни была готова столкнуться с сексизмом в войсках, то, что источником этого сексизма окажется женщина, вышибло у меня почву из-под ног.
Полковник одарила меня хитрой улыбкой, как бы намекая, что разговор закончен, потом повернулась к компьютеру и продолжила печатать текст.
Я знала, что должна делать – точнее, что мне «положено» делать. Протокол требовал, чтобы я лихо отдала честь, развернулась кругом, вышла из кабинета и подготовилась к выступлению за два коротких дня.
Стоя в кабинете, я мысленно представила, как будет разворачиваться церемония. Войдут официальные лица. Громкая барабанная дробь заставит всех умолкнуть. И где-то за микрофонной стойкой будет лежать мое кататоническое тельце, свалившееся в обморок от страха и шока.
В этот момент я сделала единственное, что пришло мне в голову: вдохнула поглубже, уперлась взглядом в пол и начала петь – прямо в кабинете полковника.
Я успела спеть до слов «эти широкие полосы и яркие звезды», прежде чем она меня остановила. На ее лице появилось выражение чистого ужаса, когда до нее дошло, что я не притворяюсь. Если бы я попыталась добраться до вокальных высот, необходимых для строки «красные отсветы ракет», пожалуй, взорвалось бы все – и авиабомбы, и стекла во всем здании.
Ошеломленная, она пробормотала, что найдет кого-нибудь другого, и отпустила меня. Я постаралась убраться из ее кабинета как можно скорее.
В тот день я усвоила два серьезных урока.
Да, признаю, это звучит банально, но совет «доверяй своей интуиции» – самый что ни на есть разумный. Наши тела способны прочувствовать и уловить то, что еще не зарегистрировано сознанием, и даже то, что еще не произошло. Еще до того, как я увидела свое имя в программке, я уже каким-то образом предчувствовала, что от меня утаивают часть истории.
Кроме того, я осознала, что делать что-то просто потому, что кто-то решил, что мне следует это делать, несправедливо по отношению к моей собственной душе и духу.
На ее лице появилось выражение чистого ужаса, когда до нее дошло, что я не притворяюсь.
Теперь, когда у меня появляются сомнения или выдается трудный день, я мысленно возвращаюсь к тому моменту, когда я проглотила свою гордость и решила постоять за себя – причем таким способом, который вполне мог оказаться самым что ни на есть унизительным. Я постепенно училась ценить свои таланты и навыки и точно знала, что пение в их число не входит.
Церемония награждения прошла без сучка без задоринки, хотя программки пришлось срочно перепечатывать, чтобы убрать из них мое имя.
С тех пор я много раз слышала национальный гимн. И каждый раз в таких случая немного собой горжусь, вспоминая тот день, когда мне хватило духу постоять за себя и спеть его… не самым лучшим образом.
Золушка
У каждого из нас своя история. Вот что важно: используете ли вы ее в качестве топлива, чтобы двигаться вперед? Или вы используете ее, чтобы оправдать свое положение жертвы? Уже сами эти вопросы придают вам сил, чтобы изменить вашу жизнь.
Если бы кто-то решил переписать сказку «Золушка» на современный лад, я бы предложила им использовать для вдохновения мою историю.
Мама умерла, когда мне было восемь, и отец женился второй раз. Мы жили в курортном городе, и отцу принадлежал достаточно популярный среди туристов ресторан. Чтобы сэкономить на наемных рабочих, мачеха посоветовала отцу всячески привлекать к работе меня.
Сразу после школы я приходила в ресторан и убирала подальше рюкзак с учебниками. В раковинах высокими стопками меня дожидалась грязная посуда, которая копилась с самого утра.
После пяти вечера ресторан наполнялся посетителями под завязку, и в этот час пик я работала либо в баре, либо официанткой – смотря где была нужнее. В час или два ночи ресторан закрывался, и я снова шла мыть посуду и убирать зал, пока шеф-повар делал заготовки на завтра.
После работы в ресторане я садилась за уроки. Я знала, что если буду учиться плохо, то вероятнее всего так и останусь в этом месте мыть посуду и наливать алкоголь шумным посетителям. Пятерки давали мне надежду вырваться отсюда.
Утром я шла в школу, проспав перед этим всего пару часов, а иногда и вообще без сна. Глядя на расписание, я решала, на каких уроках можно будет прикорнуть. Некоторые учителя делали вид, что не замечали, поскольку знали о моей работе после школы.
В выходные я, естественно, работала с утра до ночи.
Однажды в ресторане было так много посетителей, что повар попросил меня сходить домой и попросить мачеху помочь нам. Обычно она была в ресторане только утром, когда я училась в школе, а посетителей почти не было. Она готовила себе алкогольные коктейли и, дождавшись меня из школы, шла домой спать.
Когда по просьбе повара я пошла домой звать мачеху, то с порога поняла, что что-то не так: весь свет в доме был выключен и единственный звук, который был слышен, – это шум воды в ванной комнате, которая уже просачивалась в коридор. Я вбежала туда и увидела свою маленькую сводную сестру, которая лежала в ванне лицом вниз в переливающейся через край воде!
Раньше я была герлскаутом и знала правила оказания первой помощи. Я вытащила сестру из ванны и принялась откачивать ее. Вскоре она, с шумом откашливая воду, открыла свои большие голубые глаза и со страхом огляделась. Я перекрыла воду и завернула ребенка в большое полотенце.
Потом вышла вместе с сестрой в гостиную, где пьяная мачеха, отключившись, спала на диване. Ее дочь уже была бы мертва, если бы я не пришла просить ее о помощи. Она медленно, как пришибленная, подняла голову и посмотрела на меня с дурацкой пьяной ухмылкой.
– Эй, че случилось-то?
Я сунула ей в руки дочку.
– Ты едва не угробила свою дочь. Вот «че случилось».
Малышка осторожно вывернулась из рук пьяной матери и поползла по дивану к мятому кому из одеял. Мачеха потрясла головой. Попыталась разобрать пальцами волосы, но они застряли в том вороньем гнезде, что было у нее на голове.
– Не-не, – открестилась она. В ее глазах мелькнул злобный блеск. – Ты. Это была ты. Ты ее едва не угробила!
Она ударила меня только один раз, но этого хватило, чтобы я оторвала ее пальцы от своей шеи и выскочила за дверь. Задержалась я только для того, чтобы забрать учебники, которые никогда не забывала. Они оставались в цокольном этаже ресторана, где я жила вместе с мышами и другими вредителями, обитавшими в подвале. В этот момент пришел отец – слишком поздно, чтобы заступиться за меня, как было всегда с тех пор, как я стала подростком.
Моя сводная сестра лежала в переполненной ванне лицом вниз!
– Что происходит? – спросил он. Я злилась на него так же, как на мачеху. Он не только позволил всему этому случиться, но и своим бездействием поощрял мачеху.
– Я ухожу, – сказала я, – а тебе следует лучше заботиться о младшей дочери, если не хочешь потерять и ее.
– Это что за выходки! – крикнул он и схватил меня за рукав куртки. Я увидела, что на нас смотрит повар, он всегда хорошо ко мне относился, и крикнула ему: