Страница 8 из 9
Как видим, Эсхил, как и Платон, утверждает: никаких способностей кроме искусственных у человека нет. До того как Прометей наделил человеческое существо техническими средствами, оно пребывало в «маяте», влачило «недосуществование», и только в момент, когда возникает технэ, когда появляется искусство, является на свет человек. То есть рождение человека – всегда уже рождение техносущества, как бы мы его ни называли – parlêtre или technêtre. К слову, техника происходит от τέχνη – «искусство, ремесло», то есть «мы знаем, как делать».
Эсхил совершенно четко описывает человека, наделенного техносредствами, в частности языком. Язык – тоже техническое средство. Когда человек является на свет, он уже оказывается не в состоянии увидеть свое прошлое. Абсолютное прошлое – еще не прошлое, не то, что можно вспомнить. Вместе с техникой появляется и время: прошлое, настоящее, будущее. Вместе с техникой возникает возможность истории. Вместе с техникой появляется время, со временем – история, с историей – человеческий субъект.
Эпиметей забывает о роде человеческом, забывает наделить его хоть какими-нибудь способностями, и на свет является органически беспомощное существо. Прометей исправляет ошибку брата, похищает для людей божественную технику, которая не может устранить дефект, но лишь восполнить его с помощью протезов. Вначале не было «ничего, кроме ошибки, которая есть ошибка начала»[55]. Совершенствующаяся техника становится протезом для несовершенного, органически беспомощного человека, лишенного, как говорят Платон со Стиглером, из-за ошибки Эпиметея всяких способностей.
И дело здесь не только в восполнении, но еще и в его выносящем говорящее существо вовне характере. Протез, точнее про-тез, – это то, что идет впереди человека, то, что находится вне его, ведь πρόσθεσις по-гречески – «приставление, присоединение, прибавление». Иначе говоря, речь не только о восполнении, но и приставлении, вынесении вовне. Вынесенное вовне конституирует бытие. Мысль психоаналитически не удивительная, конечно. Стоит вспомнить размышления Лакана о различных формах отчуждения, воображаемом и символическом, которые можно рассматривать и как различные формы экстериоризации, а также его понятие экстимности, указывающее на вынесенность вовне самого что ни на есть внутреннего, интимного. Бытие субъекта – вне его, в Другом, или, словами Стиглера: «Чтобы исправить ошибку Эпиметея, Прометей помещает смертных за их собственные пределы»[56]. Субъект всегда уже вне себя. И в то же время он открыт Другому. Дар Прометея – огонь желания, того, что раскрывается в отношениях с Другим и раскрывает эти отношения. В то же время субъект открывается миру в предчувствии будущего, в страхе и надежде.
Было бы несправедливо, хоть и вкратце, рассказать о теориях Фрейда, Каппа, Стиглера и не упомянуть о той теории, которая наиболее хорошо известна и даже популярна, – о технике как продолжении, расширении органов.
9. Продолжения Маршалла Маклюэна и Виктора Шкловского
В 1964 году выходит в свет книга Маршалла Маклюэна «Понимание Медиа: внешние расширения человека», в которой он рассматривает человеческую технологию как продолжение его органов и систем, нацеленное на увеличение мощи и скорости. Тенденцию к расширению, разумеется, имеют центральная нервная система и сознание.
Если Капп говорит о проекциях органов, Фрейд – о протезах, то Маклюэн – об extensions: продолжениях, расширениях, распространениях. В очередной раз приходится говорить, что мы далеки от мысли о том, что проекции, протезы и продолжения – «одно и то же», но всё же отметим объединяющую их черту: все они предполагают экстериоризацию, вынесение частей тела, органов, систем вовне.
Греческая приставка про- в «проекциях», «протезах», «продолжениях» не только указывает на экстериоризацию, но сочетает в себе как временное, так и пространственное измерение. Она указывает на нахождение впереди и на действие, предшествующее во времени. Близка по своему значению и созвучная греческой латинская приставка pro-. Два примера, которые, пожалуй, важны в нашем контексте: прогноз указывает на пред-сказание, предзнание, а программа – на пред-писание.
После этимологического экскурса в «проекции», «протезы» и «продолжения» совершим очередной обходной маневр, чтобы рассказать о человеке, который пользуется как понятием расширение, так и понятием протез, причем до Фрейда и Маклюэна. Зовут его Виктор Борисович Шкловский. В 1922 году он написал книгу «Zoo, или Письма не о любви, или Третья Элоиза», которая вышла в свет в берлинском издательстве «Геликон» в 1923 году. Интересно, что именно в этой книге о любви (к Эльзе Триоле) он не просто немало размышляет о технологии, но буквально говорит об орудиях, продолжениях органов и протезах, то есть, можно сказать, предписывает теории Фрейда и Маклюэна. Причем теория его, конечно, отнюдь не выглядит таковой, ведь речь идет о литературе, если не сказать о любовных письмах. В отличие от гипотетического ученого, Шкловский говорит о себе, своих переживаниях, своем опыте и о том, как его меняет преобразующаяся технологическая среда: «Я сейчас растерян, потому что этот асфальт, натертый шинами автомобилей, эти световые рекламы и женщины, хорошо одетые, – все это изменяет меня»[57]. Нет никакого неизменного я. Вот, пожалуй, один из принципиальных для нас пассажей этой книги, начинающийся со слов об орудиях, руках и ногах:
Орудие не только продолжает руку человека, но и само продолжается в нем.
Говорят, что слепой локализует чувство осязания на конце своей палки.
К своей обуви я не испытываю особенной привязанности, но все же она продолжение меня, это часть меня[58].
Неважно, есть привязанность к своему продолжению или нет, – от этого оно не перестает быть таковым, не перестает быть частью человека. Здесь возникает искушение еще раз напомнить о том, что книга «Zoo» о любви, и повторить последние слова теперь уже не применительно к обуви, а – к любимой: «она продолжение меня, это часть меня». Находит свои примеры Шкловский, разумеется, и в литературе. Он пишет, насколько человеческая среда меняется машинами. Так, например, в романе «Война и мир» ничем не приметный артиллерист Тушин «во время боя оказывается в новом мире, созданном его артиллерией»[59]. И дальше пассаж, можно сказать, вполне в духе Фрейда:
Вернемся к Маршаллу Маклюэну. Любое новое расширение вовне изменяет пространственновременные рамки, влияет на масштаб. Именно в этой связи прозвучала знаменитая мысль Маклюэна о глобальной деревне:
55
Стиглер Б. Оружие (мертвого) Отца или наследие и наследование у Фрейда. C. 27.
56
Стиглер Б. Оружие (мертвого) Отца или наследие и наследование у Фрейда. C. 27.
57
Шкловский В. Zoo, или Письма не о любви. М.: Азбука-классика, 2009. С. 17.
58
Там же. С. 14.
59
Шкловский В. Zoo, или Письма не о любви. С. 15.
60
Там же. С. 15–16.