Оберон - 24. Трилогия

На площадке нас увидели не только наши ребята, но и Славка. Посмотрел издали, но ничего не сказал. Мы стали играть в футбол, потому что большие пацаны куда-то пошли.

Я заигрался, и не заметил, что, Маша исчезла.

— А где Маша? — удивился я, покрутив головой.

— Наверно, домой пошла, — сказала Алиса. Сегодня она была в маечке и шортиках, и играла с нами в футбол.

Тут подбежал запыхавшийся мальчишка лет восьми:

— Ты Антон? — спросил он меня, — Тебя Маша зовёт, она у тех гаражей, — показал он пальцем, и я побежал к гаражам, на ходу натягивая майку.

Маши там не оказалось. Были там Славка с друзьями. Я оглянулся. Бежать было некуда.

— Ну что, Тошка-картошка, я тебя предупреждал? Предупреждал. Ну и не обижайся! — Славка врезал мне между глаз, я отлетел на метр, больно ударившись о землю, ободрал руки и ноги.

Славка, словно нехотя, подошёл ко мне и несколько раз пнул по бокам.

— Ещё раз подойдёшь к Машке, не так получишь, — Славка постоял, подумал, и стал расстёгивать ширинку: — Продезинфицирую твои ссадины… — приготовился помочиться на меня.

Я извернулся и ударил ему между ног. Наступил второй раз на те же грабли! Славка недолго корчился от боли, я не успел встать, как он начал меня яростно пинать по рёбрам, по голове, куда попало. Боль яркими вспышками отдавалась в голове, дыхание сбилось.

— Кончай, Славка, убьёшь ещё! — услышал я, и погрузился во тьму.

Очнулся я от того, что кто-то рядом со мной горько плакал. Приоткрыв глаз, увидел сидящую возле меня Алису.

— Ты чего? — прохрипел я.

— Тоша, очнулся! — всхлипнула Алиса, — Я позвонила в «скорую помощь», а они мне: «девочка, не балуйся»!

— Не надо «скорую», — прошептал я, — позови кого-нибудь, отведите домой.

— Сейчас! — воскликнула Алиса, и умчалась. Скоро подошли ребята, испуганно смотрели на меня, не решаясь подойти.

— Может, у него кости переломаны или позвоночник перебит? — засомневался Мишка, — нельзя трогать, пока «скорая» не приедет.

— Не надо «скорую»! — не выдержал я, — Помогите до дома дойти. Позвоночник цел, а рёбра срастутся. Дима, что стоишь? Помоги.

Ребята решились, подняли меня на ноги, и повели домой. Я смог передвигать ногами.

Когда подходили к моему подъезду, нас увидела Маша. Подбежав, жутко вскрикнула.

— Что с ним? — спросила она ребят.

— Славка твой побил, — Маша замолчала, помогая ребятам. Открыли входную дверь моим ключом, вызвали лифт, довезли наверх.

Открыв дверь нашей квартиры, занесли моё побитое тельце внутрь. Маша сразу стала кричать:

— Тётя Катя! Тётя Катя!

— Ну что у вас? — вышла заспанная Катя, кутаясь в халат, — Что это вы сюда принесли? — удивилась она.

— Это Тошка! — Маша заплакала.

— Не плачь, Маша, несите его в ванну, отмоем сначала. Поспать не дадут! — потянулась Катя.

— Ребята, несите Тошку в ванну, и уходите, останутся только Маша и ты, девочка.

— Алиса, — пискнула Алиса.

— Вот и хорошо, Алиса, раздевайте его, только осторожно. Всего, конечно, что вы, ангела ни разу не видели? Ну, так смотрите. Ангел с перебитыми крыльями! — усмехнулась Катя, включив воду.

Приоткрыв глаз, я увидел, что девочки с любопытством разглядывают меня.

— Весь в синяках! — жалостливо сказала Алиса. Маша закусила губу.

Помыв, девочки аккуратно перенесли меня на диван, где мы вчера вечером целовались с Машей, положили на простыню, и Катя, достав мазь, начала мазать меня ею с ног до головы.

Подождав, когда мазь впитается, перевернули на живот, намазали спину и ноги. Завернув в простыню, оставили выздоравливать.

— Видели? — спросила Катя девчат. Ответа я не услышал, — не советую влюбляться в него, погубите свою жизнь. Нет, он хороший. Может быть, самый лучший мальчик в мире, но не для вас. Я не скажу вам всего, а то Тошка рассердится на меня. Дружить дружите, но не влюбляйтесь.

— В него невозможно не влюбиться, — прошептала Алиса.

— Знаю, — вздохнула Катя, — подождите, укол ему поставлю, пусть спит.

Катя пришла ко мне, открыла филейную часть, если её можно так назвать, и сделала мне пару уколов. Я послушно лежал, как положили. После уколов мысли стали путаться, и я уснул.

Утром меня никто не будил, проснулся сам. Потянувшись, по привычке, ойкнул от боли.

Откинув простыню, увидел, что не одет. Сначала удивился, что сплю не в своей постели, потом всё вспомнил, осмотрел своё худое тельце, которое уже почти зажило, встал на ноги, подвигался. Рёбра, вроде, срослись, почти не болят. Обернувшись по пояс простынёй, пошёл в ванную, отмываться.

Посмотрел в зеркало. Тени с глаз уже сходили, к обеду лицо приобретёт нормальный вид.

Заглянул в стиральную машинку, увидел свою одежду. Однако! Мишка на Станции бил аккуратнее, да и ровесник мне был. А тут всё в крови, даже майка порвана, и шорты, тоже…

— Что, Тошка, проснулся? — спросила Катя, выглядывая из спальни, — Что завернулся? Кого стесняешься? Вчера девочек не стеснялся, сегодня перед женой тебе неловко.

— Вчера мне было не до стеснения, — тихо ответил я, не глядя на Катю, — зачем ты им меня показывала в таком виде?

— Когда ты одет, не видно твоей нечеловеческой сущности.

— Всё у меня человеческое! — обиделся я.

— По отдельности, да, но, когда смотришь на тебя целиком, проступает твоя ангельская сущность.

— Аура, что ли? — буркнул я.

— Сам знаешь, ты же с Маем возился. Видел, как он выглядит?

— Видел, но Май природный, а я искусственный.

— Уже не имеет значения, ты с каждым днём всё больше отдаляешься от нас.

— Спасибо, — буркнул я, — ещё спасибо за лекарство. Ты пронесла аптечку?

— Только мазь и инъекции. Немного помогло?

— Катя, после обеда можно погулять?

— Дай, осмотрю, бросай простынь в стирку. Тебя помыть?

— Помой… — покраснел я.

— Ещё краснеет, к тому же. Залезай в ванну. Да, регенерация у тебя нечеловеческая.

— Кать, это же мазь и уколы. Помнишь, тебя избили, я тоже тебя лечил этой мазью?

— Помню, Тоша, помню, ещё я помню, как мы любили друг друга…

— Кать, не начинай, а? Я и сейчас люблю тебя, сильно скучаю, когда тебя нет.

— Да, как брат, или сын

— Ты всегда меня представляла братом. Чем ты теперь недовольна?

— Собой, Тошечка, собой. А регенерация у тебя своя. У тебя внутренние органы были повреждены, рёбра сломаны. Теперь почти всё в порядке.

— Откуда знаешь? — удивился я.

— Тошка, работа у меня такая, должна я знать, здоров человек или болен? Хозяева вживили в меня диагноста.

— Здорово! Кать, хватит уже меня тереть, до дыр протрёшь.

— Тошка! — Катя взяла мою голову в руки, посмотрела в лицо, — Как же я тебя люблю!

Я удивлённо смотрел на Катю, не понимая, о чём она говорит. Катя вздохнула, вытерла меня полотенцем, и взяла на руки.

— Катя, надорвёшься! — смеялся я. Катя тоже смеялась, унося меня в мою комнату.

— Ещё полежишь, или будешь одеваться?

— Одеваться, кушать хочу.

— Ещё бы! — засмеялась Катя, — Столько восстановить!

— Отпусти меня.

— Не отпущу, пока не поцелуешь!

— Мне нельзя целоваться со смертными…

— Ах ты! Разбойник маленький! Целуй, я всё равно уже давно тобой околдована.

Я обнял Катю за шею и целовался с ней, как с сестрой, или мамой. По-моему, Катя обиделась, потому что больше не шутила, увидев, что я нисколько не возбудился от её жарких поцелуев.

— Одевайся, пойду, разогрею остатки курицы, картошка ещё осталась.

— Катя, я покушаю, потом схожу в магазин, куплю ещё чего-нибудь.

— Не в магазин ты пойдёшь, к Маше, — недовольно сказала Катя, — я всё бросила, сказала, что у меня сынок при смерти, а он, вместо того, чтобы провести день с родным человеком, спешит удрать из дома. Ну и беги, я тоже сейчас позвоню, скажу, что ты выздоровел.

— Катя, не надо! — испуганно сказал я, — Я боюсь один!

— Ничего, пригласишь своего Димку, или Машу. Думаешь, я не догадалась, что она у нас ночевала? Наверно, из-за этого получил?