Страница 23 из 110
Я встретился с ней глазами, она вскинула подбородок, и гордо прошла мимо, улёгшись на покрывале, рядом со Стасом. Стас чмокнул её в щёчку! Я оцепенел. Катя улыбнулась!
С хохотом подбежали девочки, начали меня тормошить.
— Что, засмотрелся на сестру? Завидно стало? Давай мы тоже будем целоваться! Пока я стоял столбом, меня покрыли поцелуями, а Света повалила на покрывало, и впилась мне в губы. Я не сопротивлялся.
Дальнейшее купание прошло для меня, как в тумане. Купались, целовались. На Катю я больше не смотрел.
Потом пошли на ужин. Я не поднимал глаз от своей тарелки с гречневой кашей и котлетой.
После ужина устроили дискотеку. Со мной перетанцевали все девочки, кроме Кати. Катя танцевала со Стасом, изредка с его друзьями. Потом они исчезли во тьме. Моё сердце упало.
Танцы закончились в десять вечера. Мы пришли в свой корпус и легли спать. Стаса не было.
Я почти плакал, представляя себе невероятные вещи.
Наконец пришёл Стас. Включил свет.
— Так. У нас-новенький, — сказал он, — новенького полагается прописывать!
— Не надо! Стас! — подскочил Вася.
— Вставай, Тоня! — с издевкой сказал Стас, сдёргивая с меня одеяло. Я встал. Стоял посреди спальни, голый, в одних плавочках, дрожал.
— Виктор Николаевич не разрешает купаться вечером, — сказал Стас, — разденьте его!
— Стас! Ты не понимаешь!.. — закричал Вася.
— Заткнись! — воскликнул Стас, — Забыл, как сам проходил прописку? Раздевайте.
С меня стащили плавки. Взяли за руки.
— Я видел, ты хорошо плаваешь. Искупаешься, и всё, считай, прописан.
— Стас, они же не наши! Их завтра заберут!
— Не твоё дело. Так его сестра сказала.
Катя? Я поднял глаза на Стаса.
— Что смотришь? — криво улыбнулся Стас, — Катя сказала, что тебя надо как-нибудь проучить, чтобы не целовался с чужими девочками. Пошли купаться.
Меня вывели из корпуса. Было темно, только фонари у административного корпуса и на берегу озера горели. Меня повели к озеру.
Я думал, заставят проплыть метров двести, но мы подошли к ограждению десятиметровой вышки, что была на пирсе, перелезли через него, и стали подниматься по лестнице.
Поднялись на самый верх. Меня поставили на край.
— Ребята, я боюсь… — сказал я, глядя в небо. Чёрное небо, без Луны, полное звёзд. Интересно, где тут Большая Медведица? Найти не успел. Чувствительный пинок послал меня в полёт, в чёрную бездну.
Мне показалось, в небо, полное звёзд. Я потерял ориентировку.
— А-а-а-а! — закричал я против своей воли, от ужаса. Конечно, я упал плашмя. Удар выбил из меня дыхание и сознание. Вокруг меня что-то забулькало и стихло.
…- Тоник! Милый, ну очнись! — услышал я, потом кто-то прижался к моим губам, вдохнул в меня воздух, нажал несколько раз на грудь. Я вдохнул, закашлялся, изо рта побежала вода.
Тоник! — радостно вскрикнула Катя, — Ты живой?
Катя взяла меня, положила животом на колено, стала выдавливать из меня воду. Вода полилась.
— Катя, дай, я помогу.
— Иди вон, не подходи!
— Кать, ты же сама…
— Что сама? Что сама?! Я сказала проучить, а не убивать! Скотина! Тоник! Отзовись!
— Никто его не убивал…
— А что я вытащила из воды? Не труп?
— Мы бы его спасли.
— Я вижу, как ты его спасал! Что же ты одет в сухие джинсы? Какой же ты мерзавец! Тоник, как ты? Можешь идти? — я кивнул. Катя помогла мне подняться.
— Почему ты голый? Плавки потерял? — я отрицательно мотнул головой.
— Его одежда в бараке, — сказал Вася.
— И ты здесь? — прошипела Катя, — Какие вы все… мерзавцы и предатели! Тоник такие сказки про вас рассказывал, а вы… хуже наших! — Катя повела меня в наш корпус.
Возле кровати, при свете электрических лампочек, я увидел, что с Кати вода льёт ручьём.
— Кать, надевай моё бельё. А это повесим, пусть сохнет.
— А ты? Голый будешь ходить?
— Почему ходить? Спать лягу.
— Я тебя здесь, среди убийц, оставлять не собираюсь. Со мной спать будешь!
— Катя! — снова подал голос Стас, — Никто его не собирается убивать, и не собирался!
— Но убили же!
— Мы нечаянно. Да и спасли бы. Ты же видела, ребята прыгнули за ним.
— Кать, возьми мои трусы, пусть наденет, а ты его одежду, а то правда, в чём спать будешь? — протянул Кате чёрные трусы, Вася.
— Что встали? Пялиться на меня собрались? Идите отсюда! Какая я дура! Тоник, ты сильно на меня обиделся? Я же не со зла, мы хотели пошутить, со Светой решили тебя разыграть! Ты тоже с ней целовался! Я видела!
«Пошутить?! Голыми сиськами перед Стасом трясти — пошутить?!» — но вслух ничего не сказал, подставляя ногу под трусы, которые надевала на меня Катя. Катя тоже быстро переоделась в моё, потом мы собрали вещи Зины и пошли в корпус девочек.
По пути выжали и развесили мокрое Катино бельё.
— Пошутите над моим бельём, горько пожалеете! — сказала она молчаливым мальчишкам.
Мы вошли в спальню, Катя за руку провела меня между койками, показала, где её кровать, уложила меня, легла сама, обняв и крепко прижавшись.
— Слышь, Кать, зачем он тебе, ты же ему сестра. Отдай его мне, на одну ночь? — попросила Света.
— А завтра мне!
— И мне!
— И мне! Мы не мальчишки, не обидим!
— Успокойся, Тоник! Я тебя никому не отдам! — громко шептала Катя мне в ухо, целуя при этом.
У меня, против моей воли, капали слёзы.
Утром, когда мы с Катей вышли из девчоночьего корпуса, нас уже ждал Виктор Николаевич.
— Кто вам разрешил с мальчиком у девочек ночевать? — напустился он на нас, — Я укажу в своём рапорте! Вас выгонят из пионеров!
— Пишите, Виктор Николаевич. Всё равно мы здесь больше не останемся.
— Понятно, что не останетесь, за вами уже выслали машину! Но мой рапорт ждите!
Мы с Катей переглянулись: как это? За нами выехали?
— Тоник, пошли, — Катя взяла меня за руку и повела в сторону мальчишеского корпуса. Виктор Николаевич шёл за нами и отчитывал нас:
— Я вас не отпускал! Куда направились?
— Нам надо Тоника переодеть, видите, он в чужом.
— А где его одежда? — удивился начальник лагеря.
— Да вот она, сушится, — Катя потрогала своё бельё, сняла.
— То есть, как, сушится? Вы что, ночью купались? — рассердился Виктор Николаевич, — Станислав, ты не объяснил новенькому правила поведения?
— Объяснял я, Виктор Николаевич, он не послушался…
— Не послушался? — мило улыбнулась Катя, — Однако, я ошиблась, назвав тебя мерзавцем, ты гораздо хуже… — Катя не смогла подобрать выражение, только отвернулась.
— Кать, давай, я твоё надену, всё равно мы сейчас будем переодеваться, — я понял, что мы сейчас уйдём.
— Да, конечно, Тоник, — я взял высохшее бельё, сбегал в спальню, переоделся, и выбежал обратно.
— Пошли? — Катя кивнула, и мы, не спеша, взявшись за руки, пошли к сараю.
Честно говоря, уходить мне совсем не хотелось. Куда? Снова на Станцию? Хорошо, если там никого нет, а если за нами прибыли?
— Вы куда? — опомнился Виктор Николаевич.
— Мы уходим, — ответила Катя.
— Куда уходите? Сейчас за вами придёт машина?
— У нас своя машина, — сказала Катя. Я молчал, чувствуя, что краснею. Уши, по крайней мере, горели.
Мне было ужасно стыдно за себя и за ребят.
Когда уже подходили к сараю, Вася не выдержал:
— Виктор Николаевич! Ребята! Что, мы так и отпустим их?
— Кого «их»? — удивились ребята.
— Это же пришельцы! С другой планеты! Они прибыли к нам погостить, а вы?
— Что ты мелешь, придурок? — презрительно спросил Стас, скривив губы. Все так и шли за нами.
— Тоник, Катя, ну скажите им! — взмолился Вася.
— Теперь можно и сказать, — пожала плечами Катя, — да, мы не отсюда. Сейчас мы занимаемся раскопками на Обероне-24. Ищем следы вымершей, или погибшей, цивилизации. Нашли способ зайти к вам в гости, Тоник вот, рассказывал, что лучше вас нет на свете друзей, а его сегодня ночью чуть не убили, еле спасла. И вообще, Виктор Николаевич, скажите своему Стасу, чтобы он больше не сбрасывал новичков с десятиметровой вышки. Ребёнок может убиться насмерть! — тут я прямо-таки вспыхнул, и опустил голову.