28 июля

– Мне очень интересно, мисс Фёрт, каких именно магазинов хозяин Ваш отец? – спросила мисс Стрикленд.

– Я точно не знаю, – Роуз пожала плечами, – насколько мне известно, один магазин торгует мясом, яйцами и молоком, а другой – тканями и лентами.

– Потрясающе, – проговорила мисс Стрикленд, – мой отец лишь держит центральный Лондонский банк, и ему этого хватает.

На какое-то время снова повисла тишина. Роузмари с головой ушла в вышивание, но её отвлек Эдвард.

– Вы замечательно вышиваете, мисс Фёрт.

– Спасибо, мистер Фергюсон.

– Это пейзаж? Мне что-то аж самой захотелось что-нибудь да вышить. Я помню, однажды вышивала пейзаж, да такой большой, что получилась целая картина.

Вайолет не могла остановиться, нахваливая свою вышивку, на которой вышила все до мелочей. Там был хвойный лес, шишки, и Вайолет так старалась, что в шишках даже видно семечки.

В этот момент Роузмари поняла, что Вайолет освоилась, привыкла к их компании и могла начать себя нахваливать. А чуть позже выяснилось, что ей девятнадцать.

От вечера у Роузмари остались смешанные чувства. Вайолет оказалась болтливой, чрезмерно любезной и не смотря на всю свою внешнюю привлекательность, крайне неприятным человеком. Эдварда теперь она понимала, потому что на его месте ни за что не согласилась бы на подобный брак. Для неё казалось ночным страшным сном родство с этими людьми.

Родители Вайолет были ещё хуже. Они всем своим видом давали понять своё истинное отношение к семьям Фёрт и Фергюсон. Миссис Стрикленд бросала недовольный холодный взгляд то на Роуз, то на её мать. А мистер Стрикленд отказался от общения с мистером Фёрт.

– Поистине неприятные люди!

– Эбенейзер, умоляю, – выдохнула миссис Фёрт, – я очень устала и хотела бы отдохнуть.

Они уже были в спальне, что им выделила миссис Фергюсон. Женщина уже осталась в ночном халате, расстилая постель. Ее муж в полном негодовании ходил по комнате туда и обратно.

– Ты видела, как эта дамочка смотрела на нашу дочь? – спросил он у жены.

– Милый, – женщина была готова вспылить, – ложись отдыхать.

– Она смотрела на неё как…

– Эбенейзер! – почти крикнула мисс Фёрт. – В постель. Бегом. Сейчас же. Если ты не замолчишь и не ляжешь спать, то я за себя не ручаюсь.

Мистер Фёрт тяжело вздохнул и начал раздеваться.

Прошли четыре дня в Лондоне, и не один из них не принёс Роузмари удовольствия.

Пришло воскресенье, и открытием для Роузмари стало то, что семья Фергюсон до безобразия набожная. Они с таким усердием собирались в церковь на службу, что казалось, словно они собрались в ресторан. По Эдварду было видно, что идти он не хочет, но под командованием своей матери все же посетил службу.

– Кетрин, а Вы что, в церковь не собираетесь? – словно случайно обронила миссис Фергюсон.

Теперь в церковь собирались все вместе, и Роузмари попросили надеть одно из лучших платьев.

Оно оказалось с жестким корсетом, который ее камеристка словно специально стянула с такой силой, что даже маленький глоток воздуха стал для Роузмари практически невозможен.

– Мисс Хенсли так стянула мне корсет, – жаловалась Роуз матери.

– Я так велела, чтоб все видели какая ты стройная.

Ответ миссис Фёрт поразил Роуз, но та не стала ей ничего отвечать. Ее беспокоило только одно – явный недостаток воздуха.

Как Роуз и предполагала, самыми первыми, кого они увидели, подходя к церкви, были мистер и миссис Стрикленд со своей дочерью.

Миссис Фергюсон, увидев их, моментально рассыпалась в любезностях. Ее муж очень долго кланялся, а Эдварду даже не хотелось здороваться с ними, но все же он сделал это, но очень холодно и отстранённо, словно здоровался со стеной.

– Ваши милые родственники с Вами, – заметила миссис Стрикленд.

Голос ее был очень неприятен.

– Доброе утро, миссис Стрикленд, удивлены видеть Вас в церкви, – говорила миссис Фёрт.

– Мы относимся к тем, кто Бога не забыл, не смотря на технологический прогресс и праздность жизни, – проговорил мистер Стрикленд.

В ответ миссис Фёрт лишь согласно кивнула.

Весь этот поход в церковь был не более, чем попыткой снова свести в разговоре Эдварда и Вайолет, но они были холодны друг к другу. Эдвард усердно делал вид, словно ему интересна проповедь, а Вайолет пыталась не уснуть, все время поправляя свои перчатки и шляпку. Роузмари слушала священника, который читал проповедь удивительно нудно и монотонно. Она уже хотела скорее покинуть церковь, здесь она чувствовала себя ужасно неуютно. Во-первых, она не привыкла к походам на воскресную службу, она не привыкла к церкви в целом, так как в Лутоне, не смотря на количество церквей, без её желания, в церковь её не вели. Во-вторых, воздуха совсем не хватало. Людей было много, и они все прибывали и прибывали. В конце концов в церкви стало людно и жарко, стояла смесь запахов ладана, духов или потных тел рабочих, что пришли на службу.

Понимая, что задыхается, Роуз пыталась не поднимать паники. Она все ждала, когда все поднимутся со своих мест и покинут церковь. Ей был нужен свежий воздух. Но служба все не кончалась и не кончалась. Роузмари разглядывала витражные окна и трепещущие огоньки зажженных свечей, надеясь, как можно скорее оказаться за стенами божьего храма.

– Матушка, – было единственным, что успела сказать Роуз перед тем как потерять сознание.

Тьма перед глазами, удар головой о спинку скамьи перед ней, чьи-то возгласы и резкий солнечный свет в глаза. Первое, что услышала Роуз был низкий и неприятный голос миссис Стрикленд:

– Кто же стянул бедной девушке так корсет? Вам стояло бы поговорить с её камеристкой. Она, не дай Боже, однажды так и убьёт Вашу дочь. Ей же было просто нечем дышать!

Открыв глаза, Роуз обнаружила, что сидит на скамье у церкви, окружённая взволнованными близкими и толпой зевак.

Корсет был все так же крепко завязан.

– Простите меня, пожалуйста! Я вероятно доставила столько хлопот! – заговорила Роуз. – Я не хотела заставлять вас беспокоиться.

Миссис Стрикленд снова заговорила:

– На Вашем месте, миссис Фёрт, я бы отвезла дочь обратно в дом и переодела бы её. Что за мода? Ведь давно уже доказано, что корсет вредит здоровью.

Миссис Фёрт прислушалась к совету, и уже через полчаса Роузмари была в своей спальне в легком платье без корсета, наслаждаясь глубокими глотками воздуха.

Она спустилась вниз, довольная тем, что теперь ничто не мешало ей дышать. Внизу было тихо, на часах было всего два часа дня. В гостиной на первом этаже у окна сидел Эдвард, голоса миссис Фёрт и Фергюсон доносился откуда-то из коридора.

– Как Вы себя чувствуете, мисс Фёрт? – вдруг спросил мистер Фергюсон.

Роузмари прошла в комнату к Эдварду.

– Мне значительно лучше! Спасибо. Рада наконец дышать полной грудью.

– Вы всех испугали там, в церкви. Все кинулись Вам помочь, вынести на улицу. Даже священник поучаствовал, принёс воды и был одним из тех, кто посадил Вас на скамью.

– Зачем же Вы рассказываете мне это, мистер Фергюсон? – спросила Роузмари, испытывая смущение. – Мне так стыдно, что я сорвала службу.

– Вы её не срывали, Вы потеряли сознание уже в самом конце, – ответил юноша.

– Мне очень жаль, что я заставила всех беспокоиться.

– Вашей вины нет в произошедшем, не Вы же создавали женскую моду и прописывали стандарты красоты. Виноват тот, кто решил, что женщина может спокойно жить не дыша.

Роузмари почувствовала облегчение, и позволила себе тихо засмеяться в ответ.

– Спасибо, мистер Фергюсон. Вы успокоили мои переживания.

– Называйте меня Эдвардом, я ненамного старше, да и мы вроде как родственники.

– Хорошо, Эдвард, тогда называйте меня Роузмари.

Он слабо улыбнулся и слабо кивнул ей в знак более близкого знакомства.

– Вы сидите здесь совсем один, – заметила Роуз, – Вам не одиноко?

– Бывает иногда, но сейчас мне во спасение со мной в одном доме живет прекрасная леди, благодаря разговорам с которой я не чувствую себя одиноким.