Ситтин

— Химера с возу — кобыле легче, — сказала Туу-Тикки.

— Химера подарил мне велосипед и снарягу, — сообщил Ники и принялся снимать шлем и защиту.

Он успел переодеться и теперь был в футболке, велосипедках и спортивных носках, а в стойке Туу-Тикки разглядела велосипедные кроссовки.

— Не тяжело было взбираться на холм? — спросила она.

— Нормально. Весь город на холмах. Деньги я потратил, кстати.

Ни Грен, ни Туу-Тикки не стали спрашивать, на что. В конце концов, они представляли, сколько стоит хороший городской велосипед и защита к нему.

— Не, не на велик, — помотал головой Ники. — Студия сценической пластики. Шесть сотен в неделю. Завтра еду туда с утра. Будильник есть?

— В мобильнике, — ответила Туу-Тикки. — Ок, сколько тебе еще нужно?

— Столько же, — нагло заявил Ники и спокойно улыбнулся.

— Без проблем, — ответил Грен. — Но до завтрака, думаю, терпит. Кстати, ты голодный?

— Я ужинал. Да, я видел, в бухте виндсерфингисты есть.

— Есть, но мы не в теме, — покачал головой Грен. — Вот если бы тебе были нужны местные ролевики…

— Ролевиков мне дома хватило. Ладно, разберусь. Ночи!

Ники собрал свои вещи и ушел наверх.

Все следующие дни Ники уходил утром, сразу после завтрака, и возвращался поздно вечером, иногда — заполночь. И ему было хорошо. Так хорошо, что волны его эмоций расходились по всему дому. Он соблюдал правила и не тащил в дом новых приятелей, но они явно были — уже на следующий день после отбытия Кейджиро Ники принес такую телесную удовлетворенность, что его дневные — или вечерние? — занятия стали очевидны. Кажется, Сан-Франциско выдал Ники все, что Ники только мог у него взять.

Впрочем, в воскресенье всю первую половину дня Ники провел дома. Он освоил новый ноут, Туу-Тикки залила ему на читалку всю свою цифровую библиотеку, так что Ники не скучал. Однако перед обедом ему позвонили, Ники на скудном, но достаточно правильном английском договорился о встрече, вызывал такси и уехал, чтобы вернуться только в два часа ночи. С кем он успел скорешиться, где и каких развлечений искал, Туу-Тикки и Грен не интересовались: у Грена вовсю шла подготовка к очередной игре, а Туу-Тикки часами осваивала гитару, делая перерывы только для того, чтобы поплавать в бассейне и побродить по саду.

В середине следующей недели Ники начал уходить рано утром. Завтрак себе он готовил сам, сам мыл посуду, брал велосипед и куда-то уезжал. Как-то вечером, не слишком поздно, он вернулся довольный, с сияющими глазами, пропахший морем, с шевелюрой, похожей на всклокоченную веревочную швабру.

— Виндсерфинг, — объявил он, падая в кресло. — Весь день в бухте. Ну и холоднющая же у вас вода! Тикки, дай мне телефончик того салона. И денег на него, ага?

Туу-Тикки дала ему визитку салона и пятнадцать полусотенных купюр. Денег на развлечения Ники ей было не жалко. Да и потом, он же гость. Ему полагается. После тех сумм, в которые обошлось лечение Гинко, развлечения Ники были очень и очень дешевы. Правда, ей было интересно, где он взял — или с кого снял — костюм для виндсерфинга. Но спрашивать Ники об этом она не стала.

Она вообще не спрашивала, где он был и что делал, хотя духи исправно, без запроса, докладывали ей, что появляется в комнате Ники — одежда, обувь, косметика уходовая и интимная, какие-то мелочи вроде продвинутых расчесок для волос. Туу-Тикки и рада была бы этого не знать, но у духов было свое мнение о ведении дома. Правда, только мнение. Приказы они выполняли исправно.

Ники отдыхал в Сан-Франциско уже две недели, когда Грен как-то вечером сказал Туу-Тикки, прервав ее чтение «Эогана О’Салливана»:

— Наш гость с каждым днем становится все более и более живым, ты заметила?

— Думаю, его занятия тому способствуют.

— Ты о ежедневном сексе?

— И о нем тоже. Все это дела очень простые и плотские. Из тех, что привязывают к тварному миру.

— Я не совсем это имел в виду, но ты права. Жаль только, что он не слишком рвется с нами общаться.

— Он человек, а мы сидхе. О чем бы мы говорили?

— О том, что я каждую ночь играю ему возвращение в мир живых?

Туу-Тикки покачала головой:

— Не думаю, что ему стоит об этом знать. Ники правильно выбрал себе занятия и круг общения. Мы слишком не от мира сего, Грен.

За Ники прибыли в первый вечер новолуния. Он только вернулся из салона, где обновил прическу и маникюр, когда во дворе низко заурчал тяжелый байк. Туу-Тикки выглянула посмотреть, кто приехал, и встретилась взглядом с невероятной красоты женщиной, слезавшей с трайка. Женщина была высокая, сильная и стройная, с длиннющей каштановой косой и яркими зелеными глазами. Что-то в ее лице указывало на Россию, и Туу-Тикки, спросив:

— За Ники? — не удивилась кивку.

Зато явно и открыто удивился Ники.

— Юла! — сказал он. — Ты по мою душу?

Юла достала из кармана губную гармошку и быстро проиграла несколько тактов согласия.

— А как ты узнала?

Юла сыграла что-то смутно знакомое.

— Ну… — начал Грен. — Я рассказывал о тебе своему среднему брату и его супругу, Дэну. Дэн — навигатор со Звездочки. Через Звездочку много кто проходит. Наверное, кто-то рассказал.

Юла кивнула и сыграла согласие.

— Ну вот, — улыбнулся Грен. — Все просто. И решает проблему возвращения, потому что Кей так и не обсказал мне маршрут.

— Ага, — Ники задумался. — Значит, мне паковаться.

Губная гармошка прогудела припев из «Пути домой», но Юла махнула рукой — мол, завтра. Она была пропылена после долгой дороги и явно устала.

— Наверху есть спальни и ванные комнаты, — сказала ей Туу-Тикки, — а через час будет ужин. Хватит времени упаковаться и попрощаться. Ники, оставь только телефон и зарядник, тебе они дома не пригодятся, а нам еще понадобятся, я думаю.

— Бумажник? — спросил Ники.

— Оставь себе вместе с содержимым.

Ники хмыкнул — похоже, содержимого в бумажнике было больше, чем просто пара десяток. Да и сам бумажник из буйволовой кожи ему нравился.

— Ноут, читалка?

— Забирай с собой. И велосипедную снарягу тоже. Я бы тебе и велик предложила забрать, да только как его к трайку приделать?

— Велик у меня дома есть. За снарягу — спасибо.

И Ники бегом поднялся в свою комнату. Юла, величаво кивнув, ушла за ним.

Уехали они утром — солнце только-только выползло из-за гор. На трайке нашлось место прикрепить плотно набитый рюкзак Ники. Туу-Тикки выдала им с собой еды, воды и холодного чаю и постояла на крыльце, глядя, как трайк выкатывается за ворота, поворачивает направо и почти сразу тает в утренних лучах

Грен вышел на крыльцо, обнял Туу-Тикки.

— Мне будет его не хватать, — сказала она. — Странно, но правда. И как раз-таки Ники вряд ли придет к нам снова.

— Ощущение, что ты сделала что-то значимое для него? — спросил Грен.

— Мы сделали, Грен. Мы. И немного ностальгии по России. Но это как раз пройдет.

— А я иногда скучаю по Альба-сити, — признался Грен, увлекая Туу-Тикки в сад. — Посидим под деревьями?

— Давай.

Они устроились под начавшими наливаться мандаринами. Духи принесли Туу-Тикки табак и трубку, и она закурила.

— Ты не думал наведаться туда? — спросила она. — Навестить родных?

— Я думаю об этом, — кивнул он, — но очень не спеша. То, что я им не нужен, полбеды. Я это давно знаю и уже свыкся. Не болит. Но ведь и они мне больше не нужны. Я скучаю по городу. Даже не так — по своей юности. Я не чувствую себя старым, даже зрелым не чувствую, но…

— Я понимаю, — она погладила его по руке. — Надо отпустить того мальчика, который родился и жил на Марсе?

— Пожалуй, — согласился Грен. — Попрощаться с ним.

========== 19 ==========

В ночном воздухе разливался аромат роз, нотой выше, дразнящим шлейфом, стлался какой-то другой запах, Меркуцио не мог его опознать. И воняло порохом и кровью. А в следующий миг боль вцепилась в тело стаей голодных крыс. Меркуцио захрипел, закашлялся, он захлёбывался чем-то, и только выхаркнув чёрный сгусток на цветные гладкие камушки понял, что это — его кровь. Краем глаза Меркуцио заметил что-то большое и тёмное и откатился подальше. Он уже мог дышать, боль слабела, оставляя тянущее ощущение в груди над сердцем и в правом боку.