Подарок к Рождеству

Зимний Солдат помнил рыжую. Лицо и волосы. Вздернутый нос и веснушки. Они сталкивались еще несколько раз. Он стрелял в нее, но никогда — на поражение. Раны заживут — те, что на теле.

Алька был похож на нее — рыжий мальчик-танцор, живой огонек. Прекрасен настолько, настолько живой, что Зимнему Солдату было больно на него смотреть.

Баки его понимал. Рыжая. Наталья Романова. Имя, возраст — все ложь. Этих девочек обрабатывали какой-то особой версией сыворотки. Романовой было лет на двадцать больше, чем значилось в ее документах. Зимний Солдат работал в Красной Комнате в семидесятых, и Романова уже была там.

Баки все-таки прочел все присланные Эшу файлы. Некоторые факты собственной биографии стали понятнее, но в основном там была только боль.

Захотелось снова пойти в подвал и позвать змей, но не было уверенности, что они придут. А с ними Баки было хорошо. И Зимнему с ними было хорошо.

Алька дотанцевал, поклонился Баки и выключил музыку. Натянул футболку — танцевал он в одних коротких легинсах, подошел и сел на ступеньку рядом. Прижался к Баки. Тот обнял его. Сидеть вот так, рядом, оказалось потрясающе хорошо.

— Ты невероятно красиво танцуешь, — сказал Баки.

— Спасибо, — Алька потерся щекой о его плечо. — Я только боюсь, что, когда начнется пубертат — ну, проблемы роста, — я буду танцевать намного хуже. Изменение пропорций тела и все такое.

— Если продолжишь тренироваться в это время, к окончанию пубертата будет намного проще, чем если прекратить.

— Я знаю, — кивнул Алька. — Мне и руководитель студии так говорит. У нас на пасхальных каникулах будет большое выступление. Ты придешь?

— Приду, — пообещал Баки. — А что вы будете танцевать?

— Джиги. У нас упор на кельтику. У меня сольная партия. Ты умеешь танцевать?

— Умел когда-то. Теперь эти танцы уже не танцуют. Больше ста лет прошло.

— Ты такой старый, — хихикнул Алька. — С виду и не скажешь.

Юми подошла к ним и забралась к Альке на колени. Тот погладил кошку.

— Смешная косая кошка, — сказал он. — Мама говорила, что никогда не возьмет чистокровную сиамку, потому что они орут. А ты раз — и принес.

— Юми не сиамка, — объяснил Баки. — Полукровка. Помесь сиамской и тайской кошек. Ее брали как породистую, но хозяев обманули, и они сдали кошку в приют.

— Почему? — огорчился Алька. — Юми же такая хорошая!

— Думаю, — предположил Баки, — чтобы она не ходила по дому живым напоминанием об их глупости и доверчивости.

— Но она же не виновата! Это они дураки!

— Дураки. Дважды. Но люди так устроены. Не любят признавать свои ошибки и обвиняют других.

— Дураки! — надулся Алька и принялся гладить Юми.

Как только на улице потеплело, Стив стал проводить довольно много времени в саду. Брал с собой что-нибудь в термокружке и рисовал, сидя на крыльце или качелях. Иногда уходил вглубь сада, как сегодня, под раскидистую сливу.

Стив рисовал и стирал проклюнувшиеся цветы, старые листья, оставшиеся на ветках плоды. Потом рисовал их снова. У него получилось зарисовать трещину в коре мандаринового дерева. Откуда она там взялась, Стив не знал, он мало что понимал в том, как устроен и живет сад, но получилось от этого не хуже.

Сегодня Стив рисовал не один. Как и планировал после разговора с Греном, он сходил к себе в комнату, забрал большой альбом. Проснувшегося Баки предупредил, что Туу-Тикки и Грен будут заняты весь день, а его при необходимости можно найти в саду. На улице к нему присоединилась Юми, бодро бежавшая впереди него по тропинке. Она иногда останавливалась и смотрела на Стива, проверяя, следует ли он за ней.

Когда Стив устроился в садовом кресле, Юми забралась на стол, потрогала лапой карандаши, а потом улеглась в солнечном пятне и принялась вылизываться. У нее был розовый язык с полупрозрачными шипами, а отчаянно косящие к носу глаза придавали ей вид смешной и глупый одновременно. Цвет у них был невероятно синий, сапфировый, и в солнечном луче становился еще ярче.

Стив выбрал несколько карандашей коричневых и серых оттенков, набросал столешницу, мелкие веточки, упавшие с дерева, листок, прилипший к стволу. Нарисовал кошку, уже спокойно жмурящуюся на солнце. Она подвернула под себя лапы и хвост, приняв самую компактную кошачью позу. Стив рисовал разорванное ухо Юми. У него ускорялось сердце.

Стив хотел попробовать исправить кошке хотя бы это.

Это был даже не разрыв, а разрез с ровными и гладкими краями, не больше дюйма в длину. В приюте Юми оказалась уже с ним. Стив зарисовал кошку, как она была, быстрыми штрихами, с разорванным ухом. Потом стер ушко и начал быстро, с колотящимся сердцем рисовать заново — целое. Смотреть на Юми в этот момент он боялся. Краем глаза Стив видел, что кошка лежит спокойно, и ее ничто не беспокоит.

Он нарисовал контур уха, сразу, целым. Потом ушную раковину и шерсть в ухе. Прокрасил коричневым, в масть. Перевел дыхание, положил карандаш и посмотрел на кошку. Юми все так же царственно жмурилась, только вот ухо у нее было целым.

Стив улыбнулся, потянулся и погладил кошку, тут же боднувшую его дрожащую руку головой.

— Мрррр! — громко возвестила Юми и перевернулась на спину, подставив живот. — Мрррр!

Стив ерошил шерсть на ее животе подрагивавшими от внезапного изнеможения пальцами. Он не чувствовал ни возбуждения, ни триумфа, только огромную, больше его самого, усталость. Надо было бы встать и пойти в дом, но сил встать Стив в себе не находил. Ничего, решил он, посижу тут еще немного…

Проснулся Стив оттого, что озяб. Юми сидела у него на коленях, прижавшись к нему и мурчала.

— Ох-х, ну и засиделись мы с тобой, — Стив оценил, что солнце уже здорово перевалило за зенит. — Давай вставать, мне холодно.

Говоря с кошкой, Стив ссадил ее на стол, встал, прислонился к нему, собрал карандаши и альбом.

— Идем, кис, — позвал Стив.

Юми потянулась сначала передними лапами, потом задними, задрала подрагивающий хвост, спрыгнула со стола и пошла за ним.

— Стив, ты где был? — Баки встретил его в кухне. — Ты почти пропустил обед. Садись есть, выглядишь голодным.

Стив взял квадратную тарелку побольше, положил себе овощного рагу в один угол, мяса в другой, пару крупных картофелин, тщательно выскреб остатки мясного соуса.

— Я рисовал, — сказал Стив, съев несколько ложек. — В саду. Посмотри на рисунок, там, в скетчбуке. И на Юми тоже.

Баки отставил чашку с кофе и подхватил Юми. Покрутил ее перед собой и аккуратно опустил на стул.

— Стиви! — восхищенно выдохнул он. — Стив, это невероятно!

Стив улыбнулся, а потом посерьезнел.

— Я не мог не попробовать, понимаешь? Я б не рискнул рисовать ее глаза, я ухо-то рисовал и боялся, что испорчу. Но как начал, не мог остановиться, пока не доделал.

— Как ты сам? — встревоженно спросил Баки. — Выглядишь вымотанным.

— Руки дрожали. Я уснул прямо там, встать не смог. Проспал часов с десяти, наверное. У нас еще что-нибудь? — Стив подтащил к себе орехи, которые теперь были в вазочке на столе всегда.

— Могу быстро пожарить тебе яичницу с окороком, — предложил Баки и тут же встал к плите. — Куриные яйца или индюшачьи?

— Давай индюшачьи, я их не пробовал еще. Кстати, Грен предлагает съездить с нами по магазинам. У нас заканчивается кошачий корм, а ты хотел купить игрушек котам. Мне краски нужны, и кое-что из продуктов, хочу освоить один рецептик… А еще наших котов обработали от клещей, пока мы линяли.

«А еще, — подумал Баки, — Туу-Тикки дала мне книгу про художника-мага. Только ты ее не увидишь, потому что это ужастик, а ты опять накрутишь себя без повода».

Баки принялся жарить яичницу, отметив мимоходом, что ножи опять пора точить.

— Значит, смотаемся завтра, — согласился он. — Я хочу им такие удочки с перьями купить и мячик с меховым хвостом. У Басты был такой, но она ему хвост оторвала и съела.

— Можно и завтра, только спросим у Грена, не занят ли он. Они с Туу-Тикки куда-то на весь день собирались сегодня, — вспомнил снова Стив. — Бак, я посмотрел список автошкол, тут есть недалеко от нас несколько. Я дам тебе, тоже глянь, думаю, пора получать права, чтоб можно было не дергать никого, а брать Денисову машину, пока свою не купили.