Подарок к Рождеству

— С кантонского переведу хоть сейчас, а мандаринский — уволь, — покачал головой Баки. — Русский, немецкий, японский, испанский, румынский, хинди, французский, португальский, фарси, зачатки греческого, какие-то ошметки финского — у меня в голове куча языков, но я не помню, как учил хотя бы один из них. Я знаю, как устроены самые используемые модели огнестрельного оружия. Могу обращаться с компьютером и смартфоном, отключу любую сигнализацию, вскрою какой угодно замок, собью со следа натасканную собаку. Я снайпер. Вожу все, что движется, включая вертолет и одноместную подводную лодку. Умею определить на вкус и по запаху кучу ядов и самые распространенные наркотики. Могу с одним брикетом C-4 взорвать плотину Гувера. Но откуда я это все знаю? Как меня натаскивали? Стив, я почти не помню. Все, что я знаю из школьного курса — «пифагоровы штаны на все стороны равны», названия столиц Штатов, в каком году приняли Декларацию Независимости и как пишется слово «макинтош». Ты же вечно делал за меня домашние задания.

— Прости, Бак, с языками плохой пример, — Стив помолчал. — Я мало что помню со школы, да и не поможет особо наша школа, полтора века прошло. В любом случае, от нее нам не отвертеться, иначе нормальной работы не видать. У нас есть время, чтобы определиться, нас никто не торопит и не заставляет выбирать из единственного варианта.

— Значит, снова азбука и сидеть за одной партой с шестилетками? — улыбнулся Баки. — Нас будут бояться все школьные хулиганы.

— Вообще-то экстернат. Денис прошел школьный курс за два года. Думаю, за три мы справимся.

Баки засмеялся, хрипло и тихо.

— Стиви, ты не представляешь… Три года! Три гребаных года! В последний раз я планировал что-то на три года, когда мне было пятнадцать.

Стиву не спалось. И дело было не в Луне, как раз выходящей к ночи в их окна. Ее все равно скрывали облака. Этой ночью Стив снова спал один. Баки даже не пришел, вечером сказал, что ляжет позже — они с Денисом обсуждали какой-то фильм — и все. Часы показывали почти три утра, а кровать со стороны Баки была пуста и холодна. «Я всего лишь сделаю вид, что хочу воды», — решил Стив, вставая с кровати и влезая в джинсы. Ходить по дому в спортивных штанах он считал неприличным.

— Не спится, Стиви? — Баки сидел в гостиной с книгой в руках. Читалку он пока не трогал — у Туу-Тикки была очень большая библиотека.

— Что читаешь, Бак? — Стив подошел поближе.

Баки выглядел плохо: тени у висков и под глазами, щетина на лице, которое Роджерс уже привык видеть чисто выбритым, волосы спутались и повисли сосульками.

— «Ким». Киплинг. Интересно, но с таких вот идей и начался фашизм. Бремя белого человека и все такое. Хотя книга хорошая. Иди спать, Стив. Я дочитаю и приду. Видишь, немного осталось, — Баки показал оставшиеся страницы. Их действительно было меньше, чем прочитанных.

Стив вслушивался в голос Баки. Лжет. Лжет, и ни за что не скажет, что произошло. Стив потер лицо руками и зевнул. Сам он в этом доме засыпал легко, а спал крепко.

— Чтоб через час был в постели, — буркнул Стив и пошел на кухню за водой, не увидев, что Барнс за его спиной показал средний палец.

Баки демонстративно уткнулся в книгу, когда Стив, едва не шаркая, пересек гостиную в обратном направлении. Наверху тихо хлопнула дверь, и Барнс отложил «Кима». Книга и правда была хороша, но Баки читал ее еще в школе и сейчас больше рассматривал современные иллюстрации.

Правда была в том, что Баки боялся уснуть. Позавчера он встал в шесть утра. День был насыщенным — разминка, тренировка со Стивом, потом этот безумный разговор. Они добежали до берега и пробежались на юг, а потом обратно, пока не было дождя. После ужина ушли в комнату Стива и читали «Ученика смерти», пока не начали зевать наперебой. Рядом со Стивом Баки спокойно уснул, как привык засыпать, но проснулся в начале ночи, как от толчка. Ему приснилось, что он работал в доках, и его выгнали, а Стив без работы, и Сара Роджерс только что умерла, и у Стива могли обнаружить туберкулез, а сейчас зима, и нет денег на уголь, и отца уволили, а мама опять болеет, и у Хлои нет целых ботинок, а Ребекка хотела поменять продравшуюся подкладку на ветхом зимнем пальто… Сон захлестывал отчаянием, ощущением, что Баки не справился и всех подвел, и он долго лежал, пялясь в темноту, а рядом спокойно дышал Стив. Баки зацепился за звук этого дыхания и снова уснул. Ему приснилось, как он ныряет в Потомак за Стивом, даже не помня, что это Стив, тащит из воды тяжелое тело — а Стив не дышит, и не начинает дышать даже на берегу…

От этого сна Баки проснулся с задушенным воплем. Сел на кровати, обнял себя за плечи. Потом дотянулся до мобильника. Два шестнадцать.

Засыпать снова Баки побоялся. В темноте оделся, бесшумно вышел из комнаты, спустился вниз и долго сидел у камина, глядя в огонь. В ушах шумело, и послевкусие сна никак не хотело отпускать. По крыше лупил дождь.

Баки скурил полпачки сигарет, пока в гостиную не спустился Денис. Дождь утих, и они вместе пошли выгулять Тимура. Начался новый день, а новый день просто обязан быть лучше ушедшей ночи.

Так и вышло: завтрак готовили не духи, а Грен. Потом Баки и Стив поехали в город вместе с Туу-Тикки и почти весь день провели в Океанариуме. Бесшумное скольжение рыб над головой успокаивало. У мурены в норе была хитрая тупая морда. Моллюски-гребешки смешно прыгали по дну.

Вечером Алька зазвал Баки на чердак, где была устроена игровая комната, и пока Баки запускал поезда на огромном столе, рассказывал ему про традиционную японскую архитектуру и свой школьный проект. Алька хотел построить модель Золотого храма и горел энтузиазмом. Они обсудили современную школу — Алька учился в ней с первого класса. Баки показалось, что не все так сложно, но тут выяснилось, что Алька учится не в муниципальной школе, а в частной, для детей с проявленными творческими способностями.

Все было хорошо, и они со Стивом посмотрели фильм про мальчика и дракона. Мальчишка был один в один Роджерс. Такой же характер. Стиву фильм понравился, и он принялся выспрашивать у Грена, как он сделан, а Баки наблюдал за Браном — тот смотрел вместе с ними, за два часа не сказав ни слова. Бран вообще был очень скуп на слова.

Но вечером, когда все разошлись, Баки понял, что не может лечь. Просто не в состоянии себя заставить. Даже подняться в свою комнату или комнату Стива. Боится уснуть. Боится снов. Кошмары, которым не было места, пока Баки лежал в криокамере Т’Чаллы, которых не было в этом доме, подступили и грозились затопить. Очнувшись в ситтине, Баки до поры не видел снов. Просто просыпался с ощущением чего-то хорошего, в отличном настроении. Но он помнил, как боялся засыпать в Бухаресте, как брал ночные смены, а днем тупо сидел в своей квартирке, глядя в стену, на змеящиеся полосы на выцветших обоях. Как вырубался, только когда становилось совсем невмочь, и приходили кошмары.

Они добрались и сюда, и Баки просто не знал, что с ними делать. Никакое снотворное от кошмаров не спасало, оно только не давало проснуться, утягивая еще глубже в сон.

Он так и сидел в оцепенении, сжимая в руках книгу, не замечая хода времени и пришедшей на колени Басты, когда кто-то начал ласково перебирать его волосы.

Баки повернулся. За плечом стояла Туу-Тикки. Она погладила его по затылку и сказала:

— Пойдем. Сделаю тебе чаю.

— Я предпочитаю кофе, — сказал Баки, но послушно пошел на кухню

Сел за стол и стал смотреть на Туу-Тикки.

— Тебе плохо, — сообщила она, выставляя на стол ряд баночек с чем-то сухим и зеленым внутри. — Фон на весь дом.

— Прости.

— Ничего.

Щелкнула кнопка чайника. Туу-Тикки начала словно бы наугад бросать в большую черную кружку с золотым драконом травки — щепотку того, листик этого. Налила кипятку.

— Сейчас настоится и добавим меда, — пообещала она. Села рядом с Баки, взяла его ладонь в свои, узкие и маленькие. Баки посмотрел на ногти с матовым синим лаком. В его времена девушки красили ногти в красный. — Все уляжется, Джеймс.