Страница 71 из 73
— Можешь не сомневаться, — уверенно и авторитетно заявляет Росс.
Я непродолжительно киваю, собираюсь нажать на газ, чтобы прощание не переросло в драму. Не хочу, чтобы наше «пока» было наполнено банальностью. Лучше уехать сейчас. Оставив все на полуслове.
Разогнав сомнения, подобно тому, как расплываются тучи на небе, я устремляю взгляд строго вперед и срываюсь с места. Так и должно быть. Никто ни на кого не в обиде. Росс держался молодцом. Но в боковом зеркале, прежде чем умотать, я мог видеть, как его губы дрожали.
Я не сказал ему этого, но мне будет не хватать старшего брата.
МИДНАЙТ
— ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ —
— Почему я постоянно думаю о тебе?
Она наклоняет голову вбок и ласково улыбается. Ее изящные плечи приподнимаются, и губы продолжают оставаться безмолвными.
Мой вопрос вновь останется без ответа?
Конечно.
Она не заговорит со мной, как бы сильно я ни желал этого, как бы ни пытался заставить ее произнести хоть слово.
Я поднимаю руку и тянусь к ее красивому лицу с утонченными, мягкими чертами. Кончиками пальцев касаюсь ровной, алебастровой кожи. На ее щеках лежит фарфоровый румянец, и это самое милое, что я когда-либо видел в своей долгой жизни. Пухлые, алые губы приподняты в улыбке, сверкающие, бледно-зеленые глаза, обрамленные смолистыми ресницами, робко смотрят на меня.
Сквозь мое тело проходит волна мурашек, когда я накрываю ладонью ее скулу, большим пальцем касаясь нижней губы. Светловолосый ангел, снизошедший с небес в мои проклятые объятия, нежно трется о мою ладонь и просит о ласке.
— Я скучаю, Анна, — произношу сдавленным голосом.
Девушка замирает, опустив ресницы.
Я осторожно приближаюсь к ней и, прикрыв глаза, невесомо целую в губы. Они бархатистые и горячие, оттого невыносимее становится боль в груди. Я ощущаю прерывистое дыхание Анны и отстраняюсь, чтобы вновь взглянуть на нее. Она прекрасна. Так красива, что это сводит с ума.
— Ты неожиданно вспыхнула ярчайшей звездой в моей жизни, а затем бесследно и тихо исчезла, погрузив все во тьму.
Только здесь я могу быть честен с собой. Лишь здесь я способен донести то, о чем не сказал, когда была возможность. Мы не ценим настоящее, думая, что времени навалом, и лучшее ожидает нас впереди. Но время не ждет, стремительно сочится сквозь пальцы, оставляя нас наедине с сожалениями о том, что не сумели воплотить в реальность.
Это мрачное место, наполнившееся ослепительным, нежно-серебристым сиянием, находится в моем сознании.
— Однажды мы встретимся, Анна, и я услышу твой голос.
Я бы хотел оставаться рядом с ней как можно дольше.
— Я буду ждать этого.
Я вернусь сюда вновь, чтобы увидеться с ней. Тогда, когда тоска по девушке, ворвавшейся в мою жизнь неудержимым вихрем, обернется адской болью в сердце.
Моя проблема в том, что я не умею отпускать людей, когда это необходимо сделать. И какой бы жестокой ни была реальность, какие бы муки ни терзали разум и тело, ничто не сломит мою веру.
Так произошло с моей семьей. Я бы искал их целую вечность, потому что надежда на встречу с ними дарила теплоту и не давала мне чувствовать себя одиноким.
Так случилось с Анной Гарнер, совершившей самый глупый, бессмысленный, дурацкий поступок за всю историю человечества.
Я потерял и ее.
Этот огромный мир вдруг стал несоизмеримым, пустым и холодным.
***
Прошло шесть месяцев с тех пор, как Анна впустила в себя Тьму, пыталась убить меня и пожертвовала собой, чтобы навсегда захлопнуть ящик пандоры.
Сто восемьдесят шесть безумно долгих дней, которые я провел в попытках смириться с тем, что необходимо обрести новую цель для дальнейшего существования. Но невероятно сложно найти что-то, ради чего захочется вставать по утрам.
Сегодня сто восемьдесят седьмой день.
Спустя полгода я возвращаюсь в Дайморт-Бич, который избегал с момента смерти Анны.
Я до сих пор отчетливо помню, как очнулся на холодном полу в гостиной ее дома, в луже собственной крови и с чувством, что из меня вырезали все внутренности. Конечно же, меня бы не убили обычные ножевые ранения, но вряд ли Анна знала об этом.
Злюсь ли я на то, что она пыталась прикончить меня?
Я знаю, что Анна не сделала бы ничего подобного по собственной воле. Безусловно, она мечтала побить меня, а я испытывал истинное наслаждение, дразня девушку.
Я злюсь, потому что эта глупышка ни о чем не рассказала мне. Я злюсь, потому что начал испытывать к ней трепетные чувства, и я хотел спасти ее. Для себя. Для нее. Для нас.
Я злюсь, потому что она лишила меня этой возможности — сделать ее еще одним смыслом моей жизни.
Я потерял все за одну ночь.
Анна Гарнер, с тебя полагается.
Она похоронена рядом со своей матерью, и я впервые навещаю ее.
— Какое отвратительное кладбище, — остановившись у надгробия с именем, отзывающимся во мне щемящей болью, говорю я. — Как ты посмела умереть и оказаться здесь?
В горле застревает огромный ком, когда мои глаза бегут по буквам, выгравированным на куске мрамора. Я присаживаюсь на корточки, безмолвно приветствуя Анну.
— Да будет тебе известно, я собирался приобрести небольшой островок в Карибском бассейне и провести на нем остаток своей вечности, нежась на ослепительно-желтом солнце и занимаясь дайвингом трижды в неделю... — я опускаю глаза. — Но совершенно случайно вспомнил о существовании этого мрачного городка, и о тебе. Не успел опомниться, как оказался здесь... О тебе я подумал в самую последнюю очередь, клянусь! И я совершенно, абсолютно, совсем не скучаю по тебе, ведьмочка. Я...
Сжав пальцами переносицу, пытаюсь перевести дух, не позволить себе превратиться в размазню и лить слезы на могиле девушки, в которую стремительно влюблялся.
— Это, правда, не ночной кошмар? — тихо спрашиваю я.
Веки обрушиваются на глаза, и все меркнет. Ясное, голубое, необъятное небо, полуденное солнце, греющее своими лучами мертвецов, зелень и надгробия. Но в темноте появляется до боли знакомый силуэт, и я сожалею, что не могу вырвать сердце из своей груди.
— Ты довольна тем, что видишь, Анна? Я сокрушен.
С моих губ слетает горькая усмешка.
— Ты победила. Слышишь? — распахиваю глаза, вонзаясь гневным взглядом в ее имя. — Твоя взяла, Анна! Ты разбила мне сердце. Я умолял тебя не делать этого, но ты разбила. Мое. Сердце.
Мне необходимо остановиться. Прямо сейчас.
— И я всегда буду ненавидеть тебя за то, что ты ушла.
Даже не замечаю того, как глаза застилает пелена, и я провожу по ним кулаком, размазывая влагу.
— Наконец-то, я сказал то, что хотел, и ты ни разу не перебила меня, — сообщаю с фальшивой бесстрастностью и отворачиваюсь от надгробия, чтобы скрыть слезу, которую не успел предотвратить.
Я чувствую стыд и смятение, как будто она здесь, наблюдает за мной, и вот-вот прозвучит ее ироничный комментарий в сопровождении громкого смеха.
Прежде, чем развернуться и уйти, я бросаю в сторону могилы последний, печальный взгляд.
— Прощай, ведьмочка.
Больше не оглядываясь, спешу покинуть кладбище и Дайморт-Бич. Хотелось бы оставить здесь всю ту горькую тоску, что лишает спокойного сна, но знаю, что это выше моих сил.
Пока что я не готов отпустить ее.
Не сейчас.
ДЖЕЙН
Я просыпаюсь от жуткой головной боли и адской сухости во рту. После пробуждения моими первыми мыслями являются: «Как же хреново» и «Хочу пить. Где вода?». Похмелье — страшная вещь, и им определенно не стоит злоупотреблять. Конечно, алкоголь расслабляет, он даже полезен... иногда. Необходимо выбираться куда-нибудь в компании лучшей подруги, тем более, когда вы не виделись несколько месяцев.
Синтия согласилась выкроить в своем супер-забитом графике занятости пару недель на поездку в Чикаго, чтобы повидаться со мной. Недавно она начала встречаться кое с кем, и вот то, что мне о нем известно: его зовут Джастин, двадцать четыре года, блондин с серыми глазами, работает барменом в пабе, у него есть татуировка в виде головы тигра на левой лопатке, пирсинг брови. И, само собой разумеется, он: «Самый сексуальный, горячий, милый и добрый парень, которого я когда-либо видела, Джейн!» — говорила Синтия в перевозбужденном состоянии, но заглядывалась на каждого второго парня во время нашей первой и ознакомительной прогулки по Лейквью.