Страница 64 из 73
Но все веселье улетучивается сразу же, как только я соприкасаюсь с рукой Джейн и заглядываю ей в глаза. Меня прошибает мощный импульс неизвестной силы, которая связывает нас, сливая воедино наши мысли, чувства и сознание. Ее воспоминания становятся моими. Я словно проникаю в самую глубь сущности Джейн, пронизывая ведьминским взором ее разум. И это чертовски странно, потому что действие сыворотки прекратится только к завтрашнему вечеру.
Боже...
Внутри девушки сплошная чернота. У меня возникает желание незамедлительно разжать ладонь Джейн и убраться как можно дальше, потому что от нее веет зверским, пробирающим до самых костей холодом. Почему у обычного человека такая мрачная аура? Вокруг нее витает мрак в самом буквальном смысле. Он густой и зловещий.
Но затем я вижу нечто, что ужасает меня больше, чем сияние мглы, ореолом окутывающей Джейн.
В центре грудной клетки — чуть выше солнечного сплетения — зияет небольшая сфера глубинной тьмы. У души нет цвета, но она мерцает. В зависимости того, сколько ужасных поступков совершает человек за свою жизнь, мерцание блекнет и бесследно исчезает после смерти. Но никогда прежде я не видела такой темной души.
Я не хочу касаться этой тьмы, но что-то насильно толкает меня в черноту. Я исчезаю в ней, распадаюсь на атомы и растворяюсь в плотном, вязком тумане. Он целиком засасывает меня, отрезая все пути к теплоте и свету.
А затем я начинаю очень отдаленно слышать голоса: мужские и женские, низкие и высокие, громкие и приглушенные. Вслед за ними появляются расплывчатые картинки, которые со временем приобретают ясность, и вот я могу четко видеть то, что мне показывает чернота в душе Джейн.
Я словно сижу в первом ряду кинотеатра перед огромным экраном и наблюдаю мелькающие со скоростью света отрывки прошлого и настоящего девушки. Не в состоянии пошевелиться, я прикована к месту зрителя и вынуждена смотреть документальный фильм о бывшей девушке Эйдена.
Я вижу и чувствую каждой клеточкой своего тела мучения, нескончаемые терзания и невероятное одиночество. Я соприкасаюсь с беспощадной болью и безумным кошмаром, в котором побывала душа Джейн прежде, чем выбраться в мир живых.
Запретная дверь приоткрывается, и через чужие воспоминания я заглядываю в Тардес. Зрею то, что не должна, что может с легкостью свести с ума и пропустить через мясорубку рассудок. После экскурсионного тура в пристанище Исрафила я могу отправиться в лечебницу для душевнобольных в качестве беспомощного овоща, которым стану.
Но бесконечная жалость к хрупкой Джейн Мортис резко сменяется недоумением, страхом и злостью. Израненная душа девушки была на грани отчаяния, и в один момент она действительно сдалась, заключив договор с монстром, чтобы вернуться к людям, которых любит, которым дорога.
Могу ли я осуждать ее поступок?
Нет. Я бы не продержалась и дня в том гиблом месте. То, что пережила Джейн, не поддается моему пониманию.
Но я в ужасе, потому что Тардес отрыт. Потому что Исрафил выбрался и теперь разгуливает по миру, строя планы по его скорейшему уничтожению.
Будет ли уместной моя ничтожная радость за свою жалкую душу, которую не коснется участие в освобождении семьи Миднайта? Ведь все уже случилось.
Мне кажется, что видения вот-вот оборвутся, и я вернусь в реальность, но это глубокое заблуждение, потому что все самое жуткое только начинается. Прошлое стремительно переплетается с будущим, и мне открываются картины грядущего.
Величайшие бедствия обрушатся на мир людей, все погрязнет в войнах и смертях, которым не будет конца. Человечество захлестнет невиданное, яростное безумие, оно и положит конец. Этим гневом будет Исрафил. Он внесет раздор, и: "Брат убьет брата, и будет конец всему роду людскому*"... (цитата из фильма "Омен" 2006 года). В конце не остается ничего и никого. Там, где была жизнь, будет цвести пустота. Смерть воздвигнет себе трон на костях, обращенных в прах ненависти, сметающей всех и вся.
Я вижу свою гибель, смерть Миднайта и тех, кого когда-либо знала. Их предсмертные вопли уничтожающей агонией вливаются в мое сознание, сжигая дотла.
Вдруг я выныриваю из беспроглядной темноты на поверхность, делаю такой глубокий, разбивающий вдребезги окружающий мир вдох, что воздух едва не разрывает мои легкие. Я разжимаю ладонь Джейн и пячусь назад в неописуемом ужасе. Я слышу звук собственных рыданий и ощущаю горячую влагу на лице. Меня пробивает лихорадочная дрожь, которую я не могу контролировать.
— Ты в порядке? — в испуге спрашивает Джейн, делая шаг в мою сторону.
— Не подходи! — вскрикиваю я, вскидывая руку. — Не подходи... не подходи ко мне...
— Я же говорила тебе, что она странная, — шепчет Синтия Джейн, когда я разворачиваюсь на ходу, чтобы уйти.
Я оставляю за своей спиной двух недоумевающих девушек, которые наверняка потратят ближайший час на сплетни о том, что только что произошло. Я бегу к дому, понимая, что уже ничего не будет как прежде. Несколько минут назад все изменилось. Я невольно наткнулась на лазейку и заглянула в ближайшее будущее. Перед тем, как разнести к чертям собачьим мир живых, Исрафил начнет с Ада. Но демонов и ангелов смерти ждет не такая страшная участь, как людей. С ними будет покончено буквально одним щелчком пальцами. Вот демоны были — и вот их не стало. Безболезненная, мгновенная смерть. Заслуживают ли создания Ада такого без преувеличения божественного милосердия?
Несправедливо.
Так не должно быть, черт возьми!
Неужели нас всех ждет неминуемый конец?
Мне остается сделать несколько шагов, и я окажусь на пороге своего дома. Легкий голод сменяется тошнотворной, головной болью. Неожиданно возникшее ощущение, что в спину упирается чей-то ледяной взгляд, заставляет меня остановиться. Я врастаю в землю и замираю, будто угодив в невидимый капкан.
— Анна.
В меня одновременно ударяет сотней молний... по крайней мере, я так себя чувствую, когда слышу позади голос мамы. В какой-то неуловимый момент на меня накатывает облегчение, и я хочу поскорее обернуться, чтобы подойти к самому близкому мне человеку и обнять так крепко, насколько хватит сил; напомнить себе, что нужно больше разговаривать друг с другом, потому что у судьбы чудовищные превратности.
А затем приходит разрушительное осознание безжалостной истины, заключающейся в том, что моя мама мертва, но голос за моей спиной принадлежит ей.
Мама. Мама. Мама.
Пусть даже это иллюзия, я все равно хочу увидеть ее. Хотя бы на секунду зацепиться взглядом за родные черты лица и набраться сил, чтобы двигаться дальше. Невзирая ни на что — даже на конец света, поджидающий мир за углом.
— Взгляни на меня, — раздается шепот, и я вздрагиваю.
Оцепенение исчезает так же внезапно, как и заключает в кандалы. Я быстро оборачиваюсь, но не улавливаю присутствия человека, по которому скучаю больше всего на свете.
— Я рядом, Анна.
Голос слышится повсюду, со всех сторон света одновременно.
— Мам, — зову я, чувствуя себя глупо.
Моя реакция несуразна. Я полностью отдаю себе отчет в том, что обращаюсь к воздуху, моей скрежещущей боли. Я жду, что пустота ответит мне и избавит от всех оттенков скорби и печали. Но такие чудеса не случаются с человеком, вроде меня. Неприятности — мой лучший друг, а удача всегда будет нестись впереди, не оставляя другого варианта, кроме как завистливо смотреть ей в спину.
— Я — твоя мать, Анна, — вновь звучит шелестящий шепот. — Твоя кровь, плоть и кости... Я рядом. Всегда была. Впусти меня, и я покажу тебе, на что мы будем способны вместе. Я и ты. Навсегда. Нас ничто не остановит.
Я кручусь на одном месте, пытаясь обнаружить источник звука.
— Ничто, ничто, ничто...— разносится эхом.
Дурманящая дымка рассеивается, и я понимаю, что выдаю желаемое за действительное. Этот голос — не моей мамы. Кто-то пытается ввести меня в заблуждение и окончательно выбить из колеи.