Восходоземье. Великий турнир

-- Вот и мне интересно.

– Кстати, где остальные? Их что-то не видать.

Брондаз не стал ничего говорить, сделав вид, что не расслышал.

– Реказ, Фрохт. Где все наши? – настойчиво повторил Дармир, но вместо ответа получил многозначительный жест рукой в исполнении брата, показывавшего на остатки уцелевшей экспедиции из 8 отрядов. Весьма не радужную картину.

Дармир осматривался по сторонам, но не находил никого из своих. Лишь располагавшиеся неподалеку члены остальных отрядов, которые с полной растерянностью на лицах блуждали в поисках товарищей. Эльфийки стояли возле леса и звали своих соратников, тщетно стараясь получить ответ. А вот остатки отряда франов, осознавшие бесперспективность таких действий, предпочли помолиться в память о потерявшихся друзьях. Примерно, такие же ритуалы проделывали скорбевшие анды и пустынники. В прошедшую ночь Закатные земли принесли в жертву 34 участника турнира, оставив в живых всего лишь 26. За сутки с небольшим негостеприимные края ликвидировали около 2/3 странников.

Рассеянные по поляне путники, наконец, осознали, в какую опасную игру они ввязались и что еще им предстоит пережить. Это без труда читалось на их лицах. Печаль все больше одолевала их, затмив некогда воодушевленный романтический настрой. Всего несколько смертельных опасностей, роковым образом попавшихся одна за другой, – и от былого задора не осталось следа. Даже у самых безнадежных оптимистов возникло стойкое ощущение какой-то необъяснимой тревоги, которая теперь будет их преследовать всю оставшуюся дорогу.

– Здравый рассудок подсказывает мне, что мы единственные из отряда, кто остался, – предположил Брондаз, – но я, все же, поищу остальных в надежде развеять свои опасения.

– Я с тобой, – поднялся с земли Дармир, опираясь на посох.

Брондаз хотел отклонить помощь ослабленного брата, дав ему возможность отдохнуть и набраться сил. Однако, быстро сообразив, что они одни среди незнакомцев и в настроенных враждебно краях, затея потеряла актуальность. Вместо нее Брондазу на ум пришла другая идея. Чародей вспомнил, что его положение не настолько безнадежное, поскольку кое с кем судьба уже свела его. Оставалось только найти своего «знакомого». И он, взяв сумки и посох, придерживая брата, направился к тому, кто их спас ночью.

Проходя мимо гномов, Брондаз бросил в их сторону любопытный взгляд. Один из них нервно прохаживал взад-вперед и, надрывая глотку, звал кого-то.

– Хем! Хем! – периодически раздавался рычащий грубый голос чернобородого жителя подземелья. – Да где этот чертов гном?

– Свэн, прошу тебя! Закрой рот, ибо голова и так болит, – сквозь зубы просил его другой гном, державшийся обеими руками за голову и все еще отходивший от последствий недавних приключений.

– А ты вообще сиди тихо, мой тупой родственник, – остро отреагировал на просьбу Свэн, не сдерживая себя рамками приличия, – просрать табак и часть наших запасов выпивки – это надо было постараться. Удружил, так удружил! Вот как нам теперь быть, а?

– Если ты забыл, то нас в поле преследовала какая-то гадость, которой даже на карте не оказалось.

– Я забыл только одно. То, что мой брат Стэн – идиот, которому нельзя ничего доверить.

– Послушай, ты!

– С чего вдруг я должен тебя слушать, тупица?

Рыжебородый гном, не сдержавшись, быстро возразил брату. Он смело ударил его своим маленьким, но крепким кулаком по лицу. Свэн, недолго думая, зарядил в ответ Стэну по ребрам. На глазах у всех завязалась драка, пока подбежавший старый гном Вард не разнял импульсивных братьев, попутно отчитывая их за легкомысленное поведение. Гномы считались не злопамятным народом. Собираясь в шумные компании, они частенько затевали хаотичный мордобой, а как только им он надоедал, они возвращались к пированью, как ни в чем не бывало. Поэтому Свэн со Стэном, угомонившись, тут же помирились. Их пыл сошел на нет так же стремительно, как возник.

– Что за народ? – с недоумевающим видом ухмыльнулся Брум, наблюдая за перепалкой гномов. – У них больше половины отряда пропало, а они только о выпивке и думают. А еще нас называют дикарями.

– Все мы дикари, – заключил находившейся рядом Викхель, – рыцари, добрые великаны, лесные охотники, даже воспитанные эльфы. Когда возникает опасная для жизни ситуация, о манерах приличия принято забывать. Еще неизвестно, как долго мы будем друг с другом играть в цивилизованных существ. И, вообще, как долго будем жить.

– Ну, по крайней мере, здесь и сейчас с нами все в порядке, – оптимистично подметил Брум, хлопая по плечу задумчивого Аспура, – благодаря моему напарнику.

– Да уж, парень и впрямь молодец, – не преминул похвалить Викхель подчиненного за ночной подвиг. – Отсрочил наш конец.

– Да ладно тебе унывать. Ты ж Викхель непобедимый. Ты штабелями укладывал врагов на арене.

– Растерянные рабы с арены, Брум, не отрывают тебе руки с ногами в густой, двухметровой траве. А еще они не разрывают твою психику на части галлюцинациями.

– И на такое найдем управу. Полно тебе!

Викхель с подозрением глянул на Вога, намереваясь отыскать разгадку его несокрушимого оптимизма. Был ли он глупцом? Навряд ли, поскольку сумел отвоевать свободу в бою. Возможно, он так подшучивал, демонстрируя своеобразное чувство юмора? Вероятно, но в его карих глазах проступала искренность, а не лукавство. Или Брум так вел себя из-за пережитого шока, отголоски которого все еще не выветрились с его головы? Скорее всего. Остановившись на третьем варианте, наблюдательный Викхель в итоге принял его за основу.

– Ладно, засиделся я что-то. – Неестественно произнес гурк после повисшей паузы. – Пойду, навещу выживших в отряде, а то они сейчас все наши остатки провизии между собой разделят.

Лидер даннов поднялся и побрел к троице наемников, оставив Аспура и Вога.

– Ну, как самочувствие? – подбодрил Брум, на что получил угрюмое молчание.

– Все в порядке? Выглядишь как-то…потрепанно.

Однако молчун опять не ответил, решив уткнуться взглядом в землю.

– Не хочешь – не говори. Дело твое, конечно. – Оценил тишину Брум, который уже превратил диалог в монолог.

– Говорят, если рассказать о наболевшем, то сразу полегчает. Я, конечно, не твой родственник или закадычный друг, но...могу помочь.

Не добившись и звука от напарника, Брум тяжело вздохнул и засобирался в направлении своих.

– В ту ночь я видел мальчишку, – решил признаться Аспур в самый последний момент.

– Какого мальчишку?

Аспур нервно закусил губу, готовясь к чистосердечному признанию.

– Того, которого убил на арене. Ты наверняка помнишь о нем. Слабый и беззащитный. Он, трясясь от страха, умолял пощадить его. Его силой выпхали на поле на потеху публике. Все всё и так понимали, как окончится бой, но им нужно было шоу. Он не мог выбирать, зато я мог отказаться, но под угрозой дисквалификации и жгущих тело розг я решился на преступление. Какой позор!

– Аспур, дружище, он…

– …а когда он умирал, то последним его словом, вышедшими из уст вместе с темной кровью, было «милосердие». Это ужасное зрелище, суть которого я по-настоящему осознал лишь в проклятом лесу, когда он явился из него.

– Его уже нет на этом свете.

– В том вся проблема, что нет. Видел бы ты глаза его родителей. Мне никогда так не было стыдно за себя. Какой же я мерзавец!

Лицо рассказчика еще больше побледнело, а память снова обнажила вину, которую гладиатор так старательно прятал глубоко внутри. От столь внезапного признания напарника Брум несколько растерялся, не сообразив сразу, что сказать. Однако затем он вновь прокрутил в голове полученную информацию и уже был готов от легкого перебрасывания общими фразами перейти на более серьезные темы.

– Не один ты такой, – с пониманием отнесся Брум. В этот самый момент он понял, что возник подходящий момент для того, чтобы достать собственные «скелеты из шкафа». И бывший гладиатор начал свою историю. – Мне тоже приходилось убивать совсем не равных соперников против собственной воли, а затем смотреть, как их оплакивают родственники. И каждый раз я заставлял себя верить в то, что так необходимо. Я убеждал себя, что собственная мечта дороже чужой жизни, и готов был принести на алтарь свободы столько жертв, сколько требовалось. Когда я осознал, что творю и в какое животное превратился, то захотелось просто умереть. Мертвые не уходили из мыслей днем, а ночью являлись ко мне в кошмарах. Так я начал понемногу сходить с ума. И вот однажды моя совесть не выдержала. В очередном бою я отказался драться, решив покорно умереть от меча соперника. Но и здесь жизнь пошутила в своей манере, когда послала мне в противники человека, который отказался убивать. Его руки тряслись, как телега на колдобинах, а лоб нервно источал литры пота. Два бойца, отказавшиеся драться перед тысячами глаз и, главное, перед царем.