Страница 26 из 53
- Его хотят убить, - еле прошептала Белоснежка. Два, полных ужаса взгляда, остались в одном ответе. Будто соскабливая с себя эту мысль, принцесса повела плечами, скривила губы и выпалила с отчаянием, - я думала, что Регина ему поможет. Неужели у нее опять почернело сердце?
- Может оно просто сгнило?
Вспышка ярости оказалась слишком стремительной. Белоснежка шагнула к фее и угрожающе схватила ее за висящий на шее платок. Тинкербелл даже не успела среагировать и просто онемела от такого поступка.
- У Регины есть сердце! Иначе она бы не смогла полюбить сына. Ясно?
Фея не рискнула и слова сказать против. У рассвирепевшей Белоснежки слишком отчетливо раздувались ноздри от желания с кем-нибудь разобраться. Тинкербелл просто кивнула. Только тогда принцесса оттолкнула ее и развернулась.
Вслед полетел возмущенный вопль:
- И кто сочинил, что Белоснежка добрая?
«Ох, да иди ты!»
Принцесса, пылая от своих мыслей, ринулась в лес. Фея вряд ли до конца осознала, что спаслась от расправы.
- Смерть! Смерть! Смерть!
Гул, складывающийся в одно слово, выбивал из головы любую мысль. Земля дрожала и отзывалась кровавыми буквами, которые буквально отпечатались в сознании Робина.
Один вдох не мог наполнить сильную грудь достаточным запасом кислорода. Разбойнику приходилось часто дышать, покрываясь мелким бисером пота, на который тут же оседала пыль, поднятая с земли и струящаяся в лучах заходящего солнца. Светило пробивалось сквозь узкие щели в большой, дубовой двери, перед которой стоял Гуд.
Впереди народ ждал смерти. Его смерти.
Капли, сбившиеся в струйку пота, покатились с шеи вниз, перекатывая через позвонки. Каждый нерв на спине напрягся, ощущая эту мокрую трусость. Сжатые кулаки, стиснутые зубы готовы были поспорить с гнусным дребезжанием страха, который пытался прорваться сквозь готовность Робина к схватке.
Ничто не могло уговорить его сдаться.
«Иди, убивай»
Колющее чувство ярости отправилось в путь, заряжая каждую клетку этого могучего тела желанием выжить. Мужчина с озверевшим лицом посмотрел на стоявших рядом стражников. Только копья, направленные в сторону разбойника, не давали ему шанса начать свой кровавый план воплощать уже перед выходом на арену.
Скрип, будто колокол, надорвал гул, а открывшаяся дверь выпустила рев толпы, которая жаждала раздавленных костей, раскрошенных зубов и омытых кровью лиц.
Зажмурившись на секунду, Робин ощутил сильнейший удар в спину, и только врожденная реакция уберегла от позорного падения. Он буквально вывалился вперед, попадая подошвами в горячий, белоснежный песок. Еще успел обернуться, чтобы увидеть выжженную черную доску закрывшейся двери.
А после выпрямился и вступил в чужой мир.
Народ бесновал на трибунах, которые кольцом окружали залитую закатным, прощальным светом арену. Топал ногами, размахивал остальными конечностями, издевательски гоготал. И наполнял тело Робина с каждой секундой обжигающей ненавистью. Она зажигала руки, ноги, голову, заставляя Гуда превратиться в зверя, готового к хрусту жертвы под клыками.
Сделав шаг, Робин отвлекся от трибун и услышал рядом уже ставший знакомым вой. Оставляя слепок ярости на лице, мужчина только тогда заметил рвущихся с цепей псов. Собаки находились по всему периметру арены, они бросались вперед, сжимая свои приклеившиеся к позвоночникам пустые животы, хрипели, натягивая цепи, стремились вырвать кольца из стен. И взглядами жрали разбойника.
«Голодные»
Холодок освежил разгоряченную кожу, заставил ее покрыться тончайшей сеткой белых мурашек. Робин сглотнул, двигая кадыком, и не ощущая в горле даже намека на слюну. Будто кинжал скатился вниз.
Прищуренные глаза следили за псами. Насчитали их пять тел, бьющихся в алчной агонии за мясом. Прикинули, насколько близко можно было подойти, чтобы не стать добычей. А после увидели завешанную полотнами с гербами трибуну.
Слишком много блестящего – вот чем еще отличалось это место перед ареной. Разодетые и размалеванные женщины прикрывали лица, боясь выдать свое желание увидеть кровь. Мужчины, усмехаясь, потирали скрытую под жиром грудь, тянулись к кубкам с вином. И все, абсолютно все в раболепном стремлении кидали взгляды на два трона.
Робина не интересовал Георг. Он уже мысленно разделался с этим ублюдком, в его представлении королевское тело растащили на ошметки дикие звери. Никто не был так важен, как женщина, спрятавшаяся под черным кружевом и яркими камнями. Тонкие пальцы удерживали массивный кубок, куда опускались алые губы.
- Регина…
Робин, забыв обо всем, ринулся вперед и чуть не попал в пасть огромной, черной овчарки, хрипящей от лая. Разбойник отскочил назад и встретился с демоническими глазами.
Ночью было холодно. Ночью было жалко. Ночью было боязно. Ночью было гадко.
Только это было в очах Королевы. Расставляющий ловушки взгляд потух, заключив страстный огонь за металлическую стену. Только блеск этой тюрьмы плескался в глубине этих глаз. Отражал Робина, разбивая его на осколки, перемешивал и складывал в зловещий паззл.
Где-то в стороне раздался звук барабанов, перекрывающий гул и, оставляя в пространстве визг алчных тварей на цепях.
Робин кусал язык, жевал кожу губ, заполняя рот спасительной кровью, которая могла уберечь его от неверия в спасение для себя и для нее. Он видел глаза Регины и успел заметить, как ее согнутая кисть замерла в воздухе, оставив кубок в нескольких сантиметрах от поджатых в сомнении губ.
Неожиданно к Королеве потянулся Георг. Он требовательно перехватил тонкое запястье и приподнял его, поднося кубок ко рту Регины. Будто марионетка Королева приоткрыла губы, давая пурпурной жидкости скользнуть внутрь. Еще секунда и ее застывшее лицо выдало презрительную усмешку.
«Отрава»
Робин смог воспаленным рассудком принять свое озарение. Зубы оскалились, пылающий взгляд отправился в сторону Георга, который совершенно без стеснения наклонился и зашептал что-то на ухо Регины. Она уже смотрела вниз, оставив без внимания разбойника.
Из израненного рта потекла кровь, смешанная с выступившей из горла слюной. Робин провел рукой по подбородку, а после отвлекся на кричавшего что-то с другой трибуны глашатая. Тот взмахнул рукой и к ногам Гуда полетел какой-то предмет.
- Вор! Вор! Вор!
Когда на белом песке отпечатался знакомый лук, Робин не сразу понял, что это. Медленно впуская в себя воздух, он наклонился и подобрал своего товарища по лесным схваткам. Пальцы привычно пробежались по шершавому дереву.
«У тебя не будет оружия, кроме того, что тебе выберет король»
Чахоточный голос палача пробрал до костей и заставил метнуть взгляд на королевскую трибуну. Самодовольное лицо Георга подтвердило догадку.
- Убей! Убей! Убей!
Разносящиеся вокруг лавиной голоса зрителей убедили Робина обернуться. И это было верное решение. Он едва успел отскочить в сторону, спасаясь от клыков.
Оказавшись на спасительном расстоянии, Робин увидел багровую массу, которая была выше его на голову. А если учесть рогатый шлем, болтающийся на сплющенном шаре с мелкими глазками, то впереди предстал просто громила.
«Вот и ты»
Робин видел подобие рыцаря. Обнаженная гора мышц, сала, покрытая безобразными шрамами, непонятными нитями татуировок. Противник бил кулаком в отвисшую, заросшую темными волосками грудь и рычал в сторону зрителей. Вторая рука сжимала на цепи обезумевшую собаку с вытянутой мордой и красными пуговками вместо глаз.
- Виктор! Виктор! Виктор!
Толпа заходилась в экстазе, пока одетый до пояса мужчина крутился на месте, поднимая песок в воздух, и требовал порции славы. А Гуд в это время от кипящей крови, которая будто затекла уже в уши, стремительно действовал – он ударил своим луком о колено и разломал древко на две половины. Еще один рывок, напрягающий мышцы, заставил тетиву лопнуть.
- Убей! Убей! Убей!
- Плебей…
Робин разорвал яростную пелену и уставился в сторону рыцаря, который ухмылялся, показывая черные пеньки нижних зубов. Противник выхватил из-за пояса длинный меч, засверкавший недобрым предупреждением, а после ринулся вперед, давая и псу шанс дотянуться до Гуда.